Лицо в толпе (1957)

Что бывает, если позволить наивной дурочке вытащить человекоподобную обезьяну из клетки-тюрьмы и посадить перед микрофоном в одной из мелких провинциальных радиостанций и дать этой твари с повадками обыкновенного гопника возможность вещать «о том о сём», куражиться, как только можно и нельзя? Ответ – в фильме Элиа Казана, со взглядами откровенного левака, симпатизировавшего коммунистическим идеалам и однажды предавшем своих коллег по компартии.

«Одиночка» Ларри Роудс – типичная американская обезьяна, существо из низов. Найденный в местной шарашке, опустившийся на самое дно дикарь-алкоголик, благодаря своему умению проникать в души таких же, как он, простых людей, вдруг становится настоящим спасением для местной радиостанции и властителем дум для скучающего от однообразия захолустной жизни быдла.

В очень скором времени этот невежественный «пастух в стаде баранов» становится звездой федерального масштаба. «Одиночка» примитивен, и именно благодаря этому своему главному свойству, становится важнейшим орудием воздействия на стадно-потребительское поведение своих слушателей и зрителей. Добившись невероятного успеха в своей глухомани, он стремительно несется вверх по социальной лестнице, становясь одновременно и лицом дурацких рекламных компаний, и «звездой» телеэфира, и даже национальным героем. Такой своего рода Лёня Голубков.

В какой-то момент в этой «обаятельной горилле» просыпается нечто индивидуально-человеческое. «Голая обезьяна» вдруг испытывает угрызения совести, стараясь тем самым прикрыть свою интеллектуальную и моральную неполноценность, но роль пастуха в стаде баранов настолько прилипла к ней, что избавиться от этой роли практически невозможно.

Девиз Ларри, придуманный им самим: «Верить можно только простым (ordinary) мыслям простых (ordinary) людей». Глупый афоризм, исходящий от деревенщины с одной извилиной в голове, означает лишь одно: «Одиночка», которому верят ordinary people, не какой не пастух, а сам такой же «баран», которого используют, осыпая всякими примитивными приятностями до тех пор, пока рейтинги его передач достигают небывалых высот.

Однако со временем Роудс начинает стремительно деградировать и, благодаря своей первоначальной покровительнице Марше Джеффрис, рискует вновь оказаться там, откуда пришел.

«Лицо в толпе» становится не более чем «физиономией толпы», а затем и вовсе окончательно обезличенной тенью. И всё из-за своей неконтролируемой болтовни и абсолютной тупоголовости. Телезомби не нужны те, кто пусть даже «за кадром» говорят о них правду, рекламодателям и всяким политическим «шишкам» не нужен тот, кто издевается над их товаром или репутацией. Впрочем, и сам Ларри, превратившийся в тень собственной роли заводилы и бунтаря, вряд ли сможет вернуться к своей привычной жизни гуляки-дебошира. Его «путь наверх» оказался слишком быстрым, хотя и занял примерно год. Падение, очевидно, займет гораздо меньше времени.

Э. Казан оставляет финал открытым, тем самым предоставляя главному герою определенный выбор. Не думаю, что Ларри сможет осознать все свои ошибки и удовольствоваться скромным вниманием той немногочисленной публики, которая продолжит верить в него и простит все его прегрешения. Слава, как и алкоголизм, неизлечима, похмелье от нее значительно тяжелее. Хотя, кто знает, какие еще скрытые «таланты» обнаружатся у этого беспокойного «одиночки»…

Этот замечательный фильм кажется поначалу скучным, раскачиваясь ближе к середине, набирая скорость и становясь полновесным обвинением буржуазной системе в финале. Это очень тонкое и взвешенное социально-политическое высказывание, раскрывающее природу политического шоуменства, то есть повседневного и повсеместного превращения явлений социальной и политической жизни в шоу.

Прежде всего восхищает, что исполнитель главной роли фильма Бадд Шульберг был также автором сценария и исполнителем песен, его актерское мастерство восхищает разнообразием интонационных, пластических и мимических нюансов, глубиной проникновения в характере человека, сделавшего себя медийным чудовищем, широтой социальных обобщений, раскрывающих механизмы ведения политических компаний во всех буржуазных странах, не только в США, но в России после реставрации капитализма.

Поначалу кажущийся неплохим и даже мудрым парнем, певец-бард Ларри, постепенно, обретая вкус к власти и обуреваемый жаждой повелевать поклонниками, становится самой уважаемой медийной персоной в Америке, что сближает фильм Казана с картинами Олтмена, прежде всего с «Нэшвиллом», где медийность фестиваля кантри вкупе с выборной кампанией показывает суть отсталого, консервативного американского менталитета, жаждущего лишь одного — шоу и возможности делать деньги и славу из воздуха.

Герой «Лица в толпе» — уродливое порождение капиталистической системы, ее социальной ущербности и хаотичности, скрывающей жесткую дарвинистскую логику выживания. Даже сам голос Ларри, его утробный смех, его мужицкие интонации выдают в нем человека из низов, стопроцентного американца, что делает фильм удивительно убедительным портретом американского среднего класса — безграмотного отсталого и агрессивно-мещанского.

Главная удача фильма Казана в том, что он разоблачает американский этос с невероятной, присущей ему, широтой символических обобщений, несмотря на то, что в эпоху маккартизма Казан запятнал себя сотрудничеством с Комиссией по расследованию антиамериканской деятельности, он смог сохранить критический взгляд на окружающую социальную среду и политический контекст, понимая, что сегодня медиа делают человека, имидж создает контекст, а не наоборот, как раньше. В этом смысле «Лицо в толпе» — фильм пророческий, снятый задолго до широко разросшихся медийных кампаний по раскручиванию кандидатов в президенты, которую мы сейчас видим на примере конкуренции Трампа и Клинтон.

Бадд Шульберг написал замечательный сценарий и сыграл главную роль в картине, которая объясняет механизмы запудривания мозгов публике, подлинную промывку сознания, осуществляемую тогда радио и телевидением, а сейчас Интернетом и социальными сетями, гораздо убедительнее, чем параноидальный триллер Франкенхаймера «Кандидат от Манчжурии». «Лицо в толпе» лишен стереотипов холодной войны, он не клевещет на оппозицию, но разоблачает сам американский образ жизни, американизм менталитета, который внедрился и в России за последние четверть века.

Его суть — тотальное превращение социальной и политической реальности в шоу, когда важнее имидж и эффектность представления, чем суть, можно сказать, что «Лицо в толпе» — это один из первых фильмов о постмодернистской эпохе, эпохе симуляций и симулякров, медийных образов-пустышек, не имеющих референтной связи с реальностью. «Лицо в толпе» блестяще смонтирован и срежиссирован, драматургические узлы и кульминационные взрывы расположены в пространстве нарратива так, чтобы не дать зрителю заскучать, хотя первая половина фильма заметно и проигрывает второй по части увлекательности (вторая половина — вообще почти триллер, столь напряженный монтаж ее образует), но тем не менее фильм представляет единое и неделимое целое и может быть сравнен, разве что с лентой Маккендрика «Сладкий запах успеха», где акулы журналистики создают и разрушают имиджи на потребу политических заказчиков.

«Лицо в толпе» — аутсайдерский фильм, в том смысле, что это кино для аутсайдеров, людей, не сумевших или не захотевших встроиться в буржуазную реальность, маргинализированных социальной незащищенностью в хищнеческих условиях капиталистической конкуренции, именно они смогут оценить всю остроту антибуржуазной критики Казана и понять, что интегрироваться в мир, в котором имидж делает все, и где из воздуха создаются образы-однодневки, не стоит, это будет сделкой со совестью и тем миром, который не знает жалости ко всякому думающему и страдающему индивидууму.

«Лицо в толпе» — это картина о беспощадности медийной эры, сегодня воздвигающей своим героям пьедесталы, а завтра свергающего с них. Ничего не теряет тот, чья совесть остается чистой, и кто не встроен в систему, встроиться, пойти на компромисс с буржуазным миром — это стать монстром, наплевавшим на свою совесть.

Разудалым хриплым голосом, развеселым гитарным треньканьем, взрывается пространство местной тюрьмы: Ларри «Одиночка» Роудс, рубаха-парень в потной майке со следами вчерашнего дебоша поет-кричит о том, о сем, и людям нравится, и ноги в пляс идут. Заглянувшая на огонек радиоведущая сияет, быть может, завтра она откроет всем новую звезду, быть может, правда выйдет толк из этого бойкого горлопана. И действительно, недавний пьяница, вооруженный неизбывным деревенским обаянием, резво штурмует вершины славы: вот он уже непристойно шутит на всю страну, вот рекламирует чудо-таблетки, а теперь и вовсе раздает советы видным политикам. Ха-ха-ха, ну, держись, Америка! Пришел новый мессия, у него есть гитара, он знает, как тяжело женщинам мыть посуду и говорит с народом на одном языке. Но, как известно, бесплатный сыр бывает только у коммунистов, поэтому вечер постепенно переставал быть томным, а Роудс все меньше походил на энергичного простачка, все больше упиваясь своим даром манипулятора.

Начинаясь историей о том, как харизматичного козла пустили в фешенебельный огород, «Лицо в толпе» определенно ей же и остается, с той лишь разницей, что аппетиты растут, а желтая кирпичная постепенно становится красной ковровой. Если забыть на время о предлагаемой режиссером россыпи техник разнокалиберного ТВ-зомбирования, об остроумном изображении затейливого симбиоза рекламы с политикой, и перейти к проблемам более точечным, то кино выйдет спокойным, линейным, но отнюдь не безынтересным повествованием об испытании (четвертой) властью. И все художественные средства за вычетом тонких вкраплений сатиры имеют целью показать, как сильно меняется Роудс, а все его друзья остаются прежними, а пропасть между богемой и провинцией растет. Узкие тюремные стены сменяются не менее узкими, но несомненно пропитанными духом свободы, стенами радиостудии, после чего возникает все еще несколько тесноватая, но гораздо более многомерная ТВ-площадка, которая в свою очередь уступит место огромному стадиону, а метафорически завершают столь яркое восхождение героя последние этажи высотного здания. Локальная мораль выруливает к супергеройской максиме про взаимосвязь силы с ответственностью, к редкому во все времена умению «не слишком выпендриваться», а языкастый любитель выпить по итогу исполняет жадного раджу, которому давно пора бы уже крикнуть «Довольно!» своей Золотой Антилопе.

Победитель в споре болтливого дурака и робкого гения очевиден, потому что кругом одни дураки, просто не все такие говорливые. А Ларри прекрасно это понимает, потихоньку примеряя на себя роль той самой кухарки, что намеревается управлять государством. Вот так, посмеиваясь то над толерантностью, то над банальным идиотизмом, уверенно и без лишних движений режиссер Элиа Казан затыкает рты впечатлительным любителям лицемерной уравниловки грозным «правилом 95». И трудно с этим спорить, дай волю пресловутому большинству — они выберут недорогой стиральный порошок президентом страны, а Кока-Колу министром обороны. В этой связи вспоминается, как один уважаемый немецкий социолог изо всех сил пытался продемонстрировать нам неприглядную изнанку западного мира, озаглавив свой opus magnum «Бегство от свободы». Здесь же впору жалеть о том, что никто не догадался исследовать «Бегство от правды», ведь аналогия прямая: на подсознательном ли, метафизическом ли, астрально-кармическом ли уровне бедный глупый гомосапиенс очень хочет, чтобы его водили за нос, а на уши выкладывали тонны спагетти. Роудс своими полными живительного драйва песнями в клочья рвет доверчивую Америку, его побасенки любят и женщины, и дети, и негры, и мужики с завода, и … — да впрочем, больше никого и не требуется. Ах, обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад — точнее и не скажешь.

Но не будем забывать, с кем мы имеем дело, вспомним, откуда взялся главный герой. Маргинальный Мордор стабильно поставляет орды передовых пассионариев, и кто-то их них обязательно будет обречен на успех, кто-то наверняка проявит себя в духе собирательного Ларри Роудса, «Лица» в «Толпе», ведь социальные лифты без устали шныряют туда-сюда, успевай только запрыгивать. А виновата ко всему прочему треклятая американская мечта, которая самым паразитическим образом вплетается в американские народные спирали ДНК, и ее оттуда уже не вытравить. Когда они слышат «из грязи», им хочется тут же продолжить «в князи!»; когда они видят алкоголика в лохмотьях, им хочется, чтобы он завтра же стал миллионером. Мечта превратилась в рефлекс и застенчиво светит перспективами диктатуры люмпенов. В легкой увлекательной манере авторы до смерти затыкали булавкой несчастную демократию и сопутствующие околокультурные аспекты — да так, что никакие черчиллевские афоризмы теперь не спасут. Впрочем, нельзя не отметить великодушие режиссера, который все же сохранил за изображенной им социальной моделью чудесное свойство «саморегуляции», и не закончил фильм каким-нибудь крохотным анархическим апокалипсисом. Так масс-медийный полет Икара к Солнцу политической арены завершился безумными плясками у разбитого корыта, так богатый неожиданными для своего времени идеями фильм завершился оптимистически-назидательным «Главное, что мы учимся на чужих ошибках».

Прошло более полувека. Господа, а ведь нас снова нагло обманули!