Бирманская арфа (1956)

Выстрелы и взрывы гремят повсюду, солдаты падают на каждом шагу, вероятность выжить в этой ситуации практически равняется нулю. Те, кто защищал идеалы своей страны и верил в то, что победа будет одержана, уже лежат на самом дне горы человеческих трупов. Оружейная симфония не смолкает ни на минуту — видно, что обе стороны будут биться до самой смерти. Вдруг это безумие начинает затихать, через какое-то время тишина обволакивает все место сражения. Неужели кто-то выжил? Японский солдат Мидзусима начинает приходить в себя и пытается вспомнить все предшествующие события: поход в Бирму с отрядом, затем добровольный британский плен, после специальное задание от англичан, главная цель которого — уговорить японцев, засевших в горах, сложить оружие за 30 минут, иначе атака британцев неминуема. Кажется, все выстроилось в один ряд. Взгляд Мидзусимы падает на огромное количество мертвых тел — ему становится не по себе. Японец решает, что надо вернуться в лагерь. Но для этого надо преодолеть немалый путь, который, скорее всего, кардинально изменит его жизнь.

Друзья Мидзусимы хотят узнать, что произошло с ним во время сражения. Им небезразлична судьба товарища. С самого начала пребывания в лагере они договорились, что вернутся домой все вместе. «Один за всех и все за одного», как говорится. И, хотя сомнения начинают появляться, они все равно свято верят, что Мидзусима выжил. Проходят дни, вскоре отряд встречает монаха, в котором видит пропавшего друга. Но если это он, то что заставило его переодеться в монаха? Если это он, то почему не промолвил ни слова, когда однополчане пересеклись с ним на мосту?

Путешествие Мидзусимы трагично и таинственно. Это история о том, как человек решил уйти в мир мертвых, чтобы поддерживать мир живых. Его путь от тех гор, где полегли солдаты, не пожелавшие отдаваться в плен, до буддистского храма, переполнен горем и страданием — страданием и горем как одного отдельного человека, так и целой японской нации. Увидев своих соотечественников, лежащих там, на склонах бирманских гор, на побережьях рек и в лесах, Мидзусима окончательно решил, чему он собирается посвятить жизнь. Осознав, что столько людей умрут на чужой земле и что их души не успокоятся, он решает, что судьба мертвых солдат в его руках. Если не он закопает бездыханные тела в землю, то кто? И его выбор не изменить — он принял бессмысленность страданий, теперь его задача облегчить их, дать людям надежду на светлое будущее. Все действия этого персонажа пропитаны любовью к родному народу и к своей стране. Он жертвует своей жизнью, чтобы спасти эти мертвые души.

Мидзусима, как и его друзья, являются примером маленького человека, жизнь которого уничтожила большая катастрофа. Благо, никто тут не будет разбирать, кто виноват в войне, а кто нет. Вместо этого мы пронаблюдаем за проблемами обыкновенных людей, посмотрим, как война повлияла на их жизни. Главные вопрос в том, останутся ли главные герои людьми после всего этого. Хотя надежда кроется в сердце зрителя до конца, что-то все равно подсказывает, что финал будет не таким, каким его хотим увидеть мы. Кино дает нам шанс разглядеть под микроскопом ту историю, которую мы, вероятно, никогда бы и не заметили раньше. Такое происходило и происходит до сих пор, но зачастую мы не хотим видеть трагедию одного человека.

Дальние планы подчеркивают отрешенность героя. В кадре только он один, а вокруг пустое пространство. И только изредка туда заходят люди, но для того, чтобы хоть как-то скрасить его постоянное одиночество. Чтобы показать, что творится в душах героев, используются музыкальные композиции. Звучать будет не только основная фоновая мелодия, которая по большей части отражает всю внутреннюю борьбу протагониста, но и разные японские песни, которые будут исполнять друзья Мидзусимы. Тут их песня о том, как хочется солдатам на родину, о том, как мать лисица потеряла своего сына (явный намек на Мидзусиму), а также о том, что былые времена, когда все было так спокойно, уже, кажется, не вернуть. Получается так, что в ленте музыка местами важнее самих диалогов. В этой картине песни являются неким откровением со стороны героев.

Не обошлось и без символов в фильме. Самый явный — арфа Мидзусимы, его внутренняя гармония. Во время сражения он потерял арфу, забыл о ней — одновременно с этим он потерял умиротворение, все его душевное спокойствие сразу улетучилось. Другим же символом является мост, который соединяет мир живых и мир мертвых. Как говорил сам Мидзусима, свой путь он окончательно выбрал на мосту. Он пошел в ту сторону, где лежат останки японских солдат, тогда как друзья пошли в сторону лагеря. Мидзусима ушел туда, где нет его товарищей, туда, где чувствуется запах разлагающихся тел, а главным спасением является человеческое сострадание.

«Чем больше я пробирался через горы и реки, собирая тела, оставленные в траве или воде, тем больше сердце мое разрывалось от вопросов. Почему мир обречен на такие страдания? Почему существует такая невыразимая боль? Дни шли, а я понял. Я осознал, в конце концов, что нам никогда не найти ответов на эти вопросы. Наша забота — уменьшить количество страдания в мире.»

9 из 10

Группа японских военных в конце второй мировой войны узнает о капитуляции своей страны. Находясь в Бирме, она принимает решение сдаться англичанам. Солдата Мицусиму отправляют уговорить сдаться оставшихся японских военных, однако ему их уговорить не удается — японцы предпочитают принять смерть. Это производит сильное впечатление на солдата. Выкрав одеяние буддийского монаха, он решает посвятить свою жизнь поиску и похоронам тел японских военных. Он избегает встреч со своим отрядом и не намерен возвращаться в Японию даже когда англичане отпускают пленных.

Как и многие деятели культуры Японии, Кон Итикава в этом фильме отказывается признавать вину своей страны в развязывании войны. Акцент здесь смещается, и в центре оказывается конфликт долга. В послевоенное время, когда в августе 1945 император отрекся от божественности, на долг солдата, предписывающего умереть, но не попасть в плен, стали смотреть проще. Кон Итикава, с одной стороны, показывает несломленность военнопленных, а с другой, в лице Мицусимы выводит формулу праведника, который отказывается от родины, чтобы исполнить долг перед погибшими. «Бирманская арфа», конечно, не блещет реалистичными подробностями войны. Даже тяжесть условий, в которых пребывают пленные, предстает несколько условной и плохо прописанной. В каком-то смысле это даже больше мюзикл, чем военный фильм — ведь солдаты очень много поют. Несколько отрывает от реальности и переводит войну в поэтическую плоскость сам образ арфы, на которой играет Мицусима. Арфа не самый удобный инструмент, чтобы таскать его с собой, особенно когда война подходит к концу, а солдаты измучены и недовольны постоянными тяготами. Трудно представить, чтобы ободранный японский солдат носил с собой неуклюжую арфу, куда больше здесь подошла бы губная гармошка. Но Кон Итикава, вероятно, избрал арфу за ее пронзительный звук, взывающий одновременно к духу и душе. С ее помощью он вывел поэтизированный образ японского солдата, тоскующего по родине.

Удивительно в фильме то, что сдающиеся японцы, равно как и те, кто сдаться отказался, делают свой выбор молниеносно. Никто не испытывает ни сомнений, ни угрызений совести. Те, кто оказался в плену, практически не переживают по поводу того, что оказались преданы родиной, хотя они посредством песни и поддерживают в себе абстрактный японский дух. Все это опять же говорит в пользу того, что Кон Итикава снимал не реалистическое кино, а скорее притчу, по причине чего и отказался от подробного прописывания психологии солдат.

7 из 10

Мягкое рассеянное освещение придаёт «Бирманской арфе» странный эффект: лишает её признаков течения времени (в первую очередь чёткой смены дня и ночи), погружает в омут безвременья. В этих вечных сумерках по красной земле Бирмы бредёт отряд японских солдат. На привалах японцы поют песни, вызывая в памяти родные образы, на миг примиряющие их с суровостью чужого мира. Но вскоре отряд попадает в засаду и без сопротивления сдаётся британцам. От войск союзников солдаты узнают, что их страна капитулировала. Рядовой Мидзусима, разведчик и великолепный арфист, получает задание: нужно убедить тех, кто ещё держит оборону в горных ущельях, сложить оружие. На всё про всё ему отводится пятнадцать минут. Однако переговоры заходят в тупик: капитан упрям, честь превыше всего. Время заканчивается, и верные сыны Японии гибнут под огнём артиллерии. После этих событий след Мидзусимы затеряется, его не найдут ни среди убитых, ни среди выживших. Друзья с каждым днём будут терять надежду, но поисков не прекратят. Мидзусима же чудом уцелеет и всё-таки больше не вернётся.

С изобретением огнестрельного оружия войны стали другими: от убойной мощи орудия, плотности и скорости стрельбы ныне зависит победа или по-ражение. Поединок воинов, когда соперники, глядя друг другу в глаза, состязались в искусстве владения мечом и хладнокровии, отжил. Между убийцей и жертвой пролегло расстояние полёта пули. Как умер тот, в кого попали — был убит наповал или метался в агонии несколько часов, не узнать. Дистанция отнимает ощущение взаправдашнего, убийство превращается в игру, где человек в прицеле становится просто мишенью. Так же и Мидзусима, если ему доводилось стрелять в кого-либо, не видел воочию дел рук своих, иначе встреча со смертью, а точнее со следами всё ещё продолжающегося, не отжившего, бытия мёртвых, не стала для него таким потрясением. Избегая жестокой натуралистичности и не вдаваясь в кровавые страшные детали, Итикава создаёт ощущение ужаса буквально из ничего. Трупы имеют лишь очертания человеческих тел, а горы мертвецов показаны издали и очень неясно, но так, чтобы можно было догадаться, что на самом деле это такое.

Раненого Мидзусиму найдёт и поставит на ноги монах. Японец же украдёт его одежду и вместе с ней прихватит буддистский взгляд на мир. Прозрение героя отразится в изменении манеры съёмки: камера, наконец, выберется из-под сводов джунглей и горных пещер. Кадр будет полон воздуха и света, простора, убегающего в беспредельность, а линия горизонта вознесётся на недостижимую высоту, когда Мидзусима взглянет в безобразный лик смерти. К чему Слово, если оно не в силах объяснить страдание, выразить страдание, уничтожить страдание, изменить мироустройство, куда страдание уходит корнями? Объяснения нет. Поэтому Мидзусима, единственный, кто говорил на «низком» человеческом наречии и одновременно обладал интуитивной музыкальностью, откажется от человеческого языка. В одиночестве и молчании он обретёт иную цельность, породнится со всем сущим. В отличие от собратьев, ожидающих решения своей участи в лагере для военнопленных, Мидзусима будет свободен, но это мнимая горькая свобода. На мосту (символ соединения мира мёртвых и живых), внутри статуи Будды, с другой стороны колючей проволоки в финальной сцене — при каких бы обстоятельствах Мидзусима ни встречал своих товарищей, он всегда по другую сторону. Он пересёк черту между мирами, и, хотя ещё присутствует среди живых, проявляет себя не непосредственно, а через элементы природы: говорящего попугая или мелодию арфы.

Война приближает сознание человека к сознанию животного. Убийство поощряется, вера в человечество почти уничтожена, наружу вылезают древние инстинкты, которые в мирной жизни наглухо блокируются целой системой табу. Война — это грязь и абсурд. Разум же требует анализа, требует объяснения причин, чтобы не допустить повторения, чтобы заполнить словесными формулировками рапорты и документы. Но слова уже исчерпали свои возможности. Дипломатия провалилась, если людская бойня всё-таки началась. Значит, нужно упрощение, другие точки соприкосновения, более простые и понятные формы коммуникации. Функцию нового языка берёт на себя музыка. Потому что она — абстракция, чистая эмоция, исторгнутая из сердца, из тьмы человеческого существа. Она уже не выполняет подчиненную роль переключателя эмоций, а служит универсальным средством общения и противопоставляется речи. Арфист не находит для командира нужных слов, убедивших бы того в бессмысленности смерти, но именно песня позволяет из-бежать кровопролития между британцами и японцами, а прощальная мелодия Мидзусимы так выразительна, что письмо с объяснением кажется недостаточным и в то же время излишним.

В «Бирманской арфе» всего удивительнее то, как дивно может цвести музыка на непривычном для неё поле брани; как нежному полупрозрачному звучанию арфы оказывается созвучна скорбь человека; как к лицу буддийской мудрости о страдании одежды элегии. Можно снять о войне так, словно спеть последнюю песню перед концом света, когда человеческий голос навсегда сгинет во тьме. Быть пронзительным без вездесущей любви на фронте, без патриотизма. Пафос убрать с глаз долой и переплавить в музыку: вот в глубине единой музыкальной темы отдельной чёрной нитью гудит грозная, неумолимо прекрасная мелодия Акиры Ификубэ.

Взяв за основу буддистский сюжет о просветлённом, вставшем на путь самоотречения, Кон Итикава снял «беззубый» фильм. Нечего искупать, когда нет вины. Некого наказывать, когда виноватых нет. Японцы непривычно человечны и путешествуют по Бирме, будто туристы, которым не приходилось ни убивать, ни терять своих товарищей. В любой момент они рискуют напороться на неприятеля, но, позабыв о предосторожности, устраивают сеансы группового пения. Принцип «лучше смерть, чем позор бесчестья» — бессмысленная гордость слепой, не пробудившейся души.

С другой стороны, «Бирманская арфа» примечательна своим необычным отношением к зрителю. Месседж военного кино традиционно одинаков: нет ничего ценнее мира и жизни. Иллюстрируя эту простую и очевидную мысль, на экране умирают десятки, умирают во имя него — человека в кинозале — напрямую завещая ему свой подвиг. Сегодня режиссёры более озабочены масштабностью зрелища. Зрителя делают главным героем, втягивают его в эпицентр взрыва или под перекрёстный огонь, для пущей реалистичности задействуют компьютерную графику, 3D, более совершенные системы объёмного звучания. Но избыточность зверств по окончании просмотра вызывает вздох облегчения: как хорошо, что все ужасы позади! Кон Итикава, напротив, не даёт обманчивого успокоения. Мидзусима совершает парадоксальный выбор: жить ради мёртвых. Он поворачивается спиной к зрителю, делая его присутствие, само его существование неважным и ненужным, он обращается лицом к страданию, лицом к мёртвым, чья боль ещё не изжита и, пожалуй, не будет изжита никогда.

9 из 10

На взгляд современного зрителя фильм может показаться неспешным и через чур задумчивым. Много внимания уделено музыке и конечно буддистскому отношению к происходящей вокруг трагедии.

Здесь нет плохих или негативных персонажей. Англичане, преследующие загнанных в пещеры ободранных и измученных японцев, посылают переговорщика из японцев и явно не хотят добивать уже обреченных, но свой ультиматум выполняют, ведь никто из них не хочет сдаваться (хотя Япония уже официально капитулировала). Индус-конвоир, что постоянно мелькает на задних планах, немного комичен и не смотрится как строгий надзиратель, напоминая свистком своим подопечным японцам что он, мол существует и их охраняет.

Среди японских военнопленных нет опустившихся до низких поступков. Все они водят дружбу с бирманском бабушкой, дарят ей на прощанье подарки, через нее общаются со своим однополчанином-монахом. Фильм никого не пытается выставить правым или виноватым. Но остро стоит вопрос совести, по буддистки стойкой борьбы с жизненными тяготами и страданиями.

Есть фильмы плохие, которые вообще смотреть не стоит (вроде «Мамма миа!» какой-нибудь), есть фильмы очень хорошие, но которые если не посмотрел за целую жизнь — не страшно (например «Догвилль» или «Спасти рядового Райана»), а есть ленты может известности и не «Побега из Шоушенка», но которые в отличии от фильма Дарабонта посмотреть «обязан» каждый! Такие, как данный фильм Кона Итикавы.

Пацифистская элегия японского режиссёра: о «взводе хористов» и «арфисте-монахе», переполнена духовной мудростью и восточным колоритом. «Бирманская арфа» — снятая на фоне величественных пагод и прекрасных горных долин, это не только великолепная военная драма, но и живописное художественное полотно, пусть и в монохроме чёрно-белой плёнки (хотя поговаривают, что существует и цветная версия этой картины). Редкий пример кино, когда лаконизм и высокопарность дополняя друг друга переплетаются в такой исключительный по идее симбиоз.

Вторая мировая — это каждодневная борьба со смертью, и каждый из героев стремиться просто жить в последние дни великой бойни. Война заканчивается для каждого лишь тогда, когда собственное сердце отмерив срок, говорит — стоп. Музыка становится символом мира в этой картине. Сознание героя искорёженное военным синдромом отчищается буддизмом. Божественный свет рассеивает дым орудий и душа солдата находит путь к самому себе, к простому чистому бытию.

Послевоенная Япония — это страна потерявшая веру в императора, страна без своего бога, но рядовой Мидзусима находит Бога внутри себя. Месть, столь привычная для востока, впервые становится настолько бессмысленной, насколько это вообще возможно. Сослуживцы непонимающие своего боевого товарища, словно наивный практичный Запад непонимающий жертвенности Востока. Ведь в конечном итоге, и война, и мир — это всего лишь состояния души.

9 из 10

Война. Тревожное слово, отдающееся в ушах стоном боли и предсмертными хрипами, горьким плачем и вдохновенными молитвами, жарким шепотом прощаний и отчаянным криком надежды. Тысячи тел покалечила война, но еще больше она искорежила душ. За одним таким японцем с выпотрошенной душой на протяжении почти двух часов пристально следит Кон Итикава

И как водится герой режиссера — отщепенец: японский солдат, не нашедший в себе сил для возвращения домой после капитуляции своей армии. Сломленный бессмысленной гибелью товарищей, однажды чудом оставшись в живых и, волей случая, примерив скромную одежду монаха, Мидзусима решает следовать отшельническому пути. И не известно суждено ли родным увидеть его когда-либо, ведь на красной от крови земле Бирмы осталась тьма тел, нуждающихся в дани последнего уважения.

Маэстро режиссуры, здесь, как и в каждой своей картине, не выносит суждений вслух. В фильме вообще мало говорят, но зато много поют. Саунг, на котором научился играть главный герой, в начале фильма — помогал солдатам сохранить сердца живыми, а в финале — стал голосом замолчавшего Мидзусимы. Песни то и дело звучащие на всех языках воюющих сторон становятся антимилитаристским лейтмотивом поэтико-философской ленты, говорящим о том, что людей разных стран объединяет гораздо больше, чем разъединяет.

«Бирманская арфа» — плод серьезных раздумий режиссера. Однажды «он понял, что просто обязан это снять!» Несмотря на это фильм нужно, прежде всего, не осмыслить, а прочувствовать. От зрителя требуется не анализ, а эмпатия. Лишь тогда удастся воспринять чувство абсолютной безысходности солдата, глядящего на беспорядочную россыпь трупов, усеявших широкий кадр. И лишь тогда станет возможным ощутить беспросветную скорбь сидящего в отчаливающей от берега лодчонке мужчины, потерявшего смысл жизни. Вот это и есть ужас войны — трагедия каждого отдельного человека, который, являясь жертвой, вынужден по кусочкам собирать свою разломанную жизнь, при этом еще несет на себе часть вины за произошедшее.

Итикаву часто упрекают в том, что он не достаточно четко показал солдатские будни, не обличил политиков, развязавших войну. Называли мягкотелым, и сравнивали его фильмы с продуктами американского кинопроизводства, в которых долго не решались говорить о вьетнамской войне откровенно. Но это не слабость, а выбранная позиция. Ощущая себя маленьким человеком, Кон и снимал истории о маленьких людях, не видев никакого смысла искать правых и виноватых. Даже найди он тех, на кого можно указать пальцем, это ничуть не уменьшило бы сумму всех личных несчастий жителей воевавших стран. Привлечь внимание к последствиям он считал более важным, нежели грозить кулаком с большого экрана. И в этом я с ним согласна.