Белая грива: Дикая лошадь (1953)

Привычно и правильно нам, людям, смотреть на то, что нам показали в короткие 47 минут, как на душеспасительную сказку. Сказку о дружбе и свободе.

Когда мы так смотрим, мы — дети. Мы спасаемся, погружаясь в мир мальчика Фолько. Мы грезим и не видим другого нам. Другого — чужого. Мы доверяемся как утешению и спасению тому, что нас и погубит.

Мы видим в прекрасном коне — героя, жертву, страдальца, апостола свободы, друга, спасителя… и не видим — чуждое нам. Мы грезим, что он — это как мы, что он — это я, что мы — одно. И так мы остаемся детьми. Ведь дети — это именно те, кто населяют весь мир — собой.

* * *

История любой лошади — это история доминирования и покорности. Жизнь в табуне — это знание своего места. Лидер отстаивает свою позицию в иерархии, а не «борется за свободу». Никакая лошадь не выберет жизнь в одиночестве, и абсолютно не важно — прирожденная это альфа или самая последняя омега.

Полноценная жизнь лошади — это жизнь в табуне. Даже если этот табун будет состоять из двух лошадей. В крайнем случае, если такое случится, за эрзац-замену другой лошади сойдет и человек. Любая лошадь, которая признала в человеке лидера, будет спокойна, уверена, послушна; будет лучше питаться и выполнять все «задания» человека… — попросту говоря, она будет «счастлива».

Если лошадь находится не в паре с человеком, а в настоящем табуне, то для неё руководством в поведении служит доминирующая особь — «лидер» табуна — чаще всего это самая опытная и уверенная в себе кобыла. Жеребец же — это «охрана» табуна, он следит за тем, чтобы лошади в табуне держались вместе, отгоняет чужих и хищников. Единственная его привилегия — размножение — все кобылы в табуне его. Но он, как правило, не определяет, где будет пастись табун, куда в спокойной обстановке следует перемещаться, он не выстраивает иерархии среди кобыл. Например это очень хорошо видно по очереди к воде, если её мало: первой будет пить альфа-кобыла, потом кобыла N2, затем жеребец, затем кобылы, которые идут ниже в иерархии. При этом альфа-кобыла не принуждает к подчинению — все остальные лошади признают свою покорность, потому что от опыта и знаний альфа-кобылы зависит решение большинства важнейших для жизни табуна проблем. Говоря просто — быть альфой в табуне или не быть — зависит от врожденных качеств и если, по каким-то причинам, лидером становится не способное к этому существо, то лошади впадают в стресс, они становятся пугливыми и агрессивными. Агрессивность — это не лидерство.

К чему все эти сведения в тексте «про фильм»? А к тому, что то, что мы своим детским взглядом принимали за угнетение, за борьбу за свободу, за дружбу между мальчиком и конем — всё это для этого самого коня было совсем не так.

Жеребец отстаивал своё право на табун кобыл. Пастухи для него — враги. Когда его отгоняли от табуна — задача жеребца была или отбить свой табун обратно или найти себе новых кобыл…

Не получив обратно свой табун, жеребец мог найти выход в создании «холостяцкой группы». Такой группой может стать и пара человек-лошадь. Пастухи же стремились или изолировать жеребца, чтобы ввести его, может быть, в новый табун как производителя (сами или продав на сторону), или кто-то из пастухов мог взять его себе, создав ту самую «холостяцкую группу» — и уж в этой паре будет всё зависит от человека — кто будет лидер — он или его конь.

Но жеребец убежал; потом вернулся; его бывший табун уже занял другой жеребец и он стал драться за своих кобыл; из-за того, что бой был в изолированном загоне, никто из участников не мог отступить по правилам, что породило жестокость…; а потом был пожар…

Раз за разом у жеребца формировался крайне отрицательный опыт столкновения с пастухами (которые, кстати, прекрасно уживались со своими лошадьми), раз от раза его охватывал всё больший и больший страх… как результат — бешеная скачка и прыжок…

А что мальчик? А мальчик для жеребца был кандидат в его временную холостяцкую группу — в которой жеребцам легче выжить и которая может обеспечить хоть какой-то минимальный уровень «социальных контактов», который жизненно необходим для стадных животных.

* * *

Мальчик грезил о спасении, о друге, о свободе? Может быть. Но по факту — он получил от взрослого обещание, и был ему очень рад, что он будет хозяином Белогривого; по факту — он начал огораживать для него загон; по факту — он даже успел использовать своего Белогривого для охоты…

Киногеничный мальчик в изящно порванной, хорошо подогнанной одежде возжелал стать властелином превозмогающей его силы, не смог её ни обуздать, ни управлять ею и она его унесла в первозданный хаос… Ну а его желания-планы-грёзы? Они оказались важны только для него (и то ненадолго) и для закадрового рассказчика.

Вот такая вот притча.

* * *

И это всё? Только так и можно рассказать про это кино? Нет и, еще раз, нет! Потому что по правде, по человеческой правде, по той правде, которая только и делает нас людьми — этот фильм и о свободе, и о справедливости, и о доброте, и о дружбе, и о рае.

Рай должен быть. Жестокости не должно быть. Обладания одного живого существа другим живым существом против его воли не должно быть. Прекрасно и должно прийти другому живому существу на помощь. Прекрасно и должно жить вне порочных страстей в единении с природой и друг с другом. Юность должна быть прекрасна, старость должна быть спокойна, детство должно быть умильно, пища и жилище должны быть просты, природа должна быть гармонична. Рай должен быть.

Только в грёзе о так устроенном мире мы остаемся людьми, только имея это перед нашим внутреннем взором мы можем двигаться в сторону всё более человечного мира.

А все натуралистические объяснения «строения» мира, все выстраивания цепочек «причин-следствий», все теории про «на самом деле» — мы будем иметь в виду и учитывать — как мы учитываем прочность мостков и перекладин, когда поднимаемся на самый верх строящегося дома — но не эта прочность определяет то, каким будет этот дом — это определяет наша грёза о нем…

«Белая грива» — второй короткометражный фильм А. Ламорисса (первым был «Бим»), посвященный визуальному выражению мира детства и дружбы. Как и более известный «Красный шар» данная картина противопоставляет жестокость толпы духовному родству одиноких душ, становясь, кроме всего прочего, еще и гимном свободе. Но этот раз Ламорисс решается на рискованные сцены, балансирующие между документальностью и постановкой (ловля лошадей, обуздание вожака в загоне, поединок жеребцов за первенство), способных оттолкнуть зрителя своим провокативным стремлением к достоверности. Насколько оправдано моделирование подобных ситуаций во имя художественного эффекта? Этот вопрос остается открытым.

Однако, в целом, режиссер демонстрирует высокое профессиональное мастерство по созданию событийно плотного, всего лишь сорокаминутного нарратива, наполняя драматизмом колоритную фактуру даже эпизодических персонажей. Образ же свободолюбивого белогривого жеребца в свойственной Ламориссу манере органично обобщать конкретное постепенно вырастает из просто магистральной фигуры повествования в символ стремления к свободе и гармонии.

Несколько тяжеловесно воспринимается закадровый комментарий, видимо, смущавший и самого постановщика, полностью отказавшегося от него в «Красном шаре», здесь же для устранения логических неясных моментов, он был вынужден использовать текст (реплик в «Белой гриве» значительно больше, чем в «Красном шаре», что говорит об осознанном стремлении Ламорисса к большей лаконичности в своем следующем фильме). Остальные структурные элементы работают в «Белой гриве» как единое целое, что говорит о совершенствовании профессионального мастерства режиссера, каждую свою новую картину, рассматривающего как этап саморазвития.

Трагическая кончина Ламорисса помешала реализации его творческих планов, тем не менее, то небольшое наследие, которое мы имеем, свидетельствует о редком таланте этого постановщика в рамках узкого короткометражного формата развернуть многомерную, богатую символическими обобщениями историю, обращенную как к детской, так и к взрослой аудитории.

Любое существо, на Земле, стремится быть свободным, а находясь в плену обстоятельств, сопротивляется натиску извне, проявляя прыть, напор и агрессию. Белая гнедая в картине — олицетворяет крылатую мечту об успокоении в сказочном месте. Используя самые разнообразные художественные средства изображения: гиперболы, метафоры, сравнения, контрасты и эпитеты, режиссер наделяет природу в картине ключевыми качествами человека и Бога: душой, любовью и свободой выбора. А место покоя, сравнимое со сном, в котором человек ощущает полную безмятежность на земле, схож с раем: это домик в далеком захолустье, в нем дедушка, внуки и лошадь, которая сама выбрала себе хозяина.

Поэтический стиль «Белой гривы: Дикой лошади», относит к народным символам описание бегства мальчика и коня, и отражает сказочные мотивы, в которых нередко герой, спасается от преследующего его колдуна (в картине это образ пастуха и его друзей). Могущество героев картины (мальчика и лошади) приобретает гиперболические размеры: нельзя заточить свободу в клетку, оба стремятся в неизведанные дали, вперед к светлой мечте от навязчивых преследователей.

Динамика погони уступает место торжественному покою в бушующем водовороте морской пучины. Двоякость последних кадров картины, рассказывающая зрителю с одной стороны о «человеке — всесильном властелине», с другой, вторящая ничтожностью рабства перед стихией, олицетворяет бессмертность водного потока и фатальность покрывающих землю вод.

Поразительно, что столь небольшое произведение так богато и даже роскошно по кинематографическому языку. Необъятность пространства, операторским мастерством, расширяет его кусочки зеркальным преломлением света, в котором ожесточенная битва лошадей в вольере, возбуждает сознание природной дикостью и суровой энергией, а прогулка Белой по речной глади, относит зрителя в субъективный мир (мир поэта) — сон. Создатели картины обращаются к очерствевшим людям, которые не желают слышать и видеть, а лишь хотят обладать чем-то через объективный мир (суть человека, охотника и добытчика).

Счастье человека зависит от заряда оптимизма и жажды слиться с миром своих ощущений. Резкое разделение между сутью этих форм, может привести к призрачной свободе, которая все-таки отличает дикое животное от Homo sapiens, тем, что последнему нужны границы этой свободы.

9 из 10

За три года до выхода на экраны знаменитого фильма «Красный шар» автор прекрасных поэтических киноновелл Альбер Ламорис снимает картину под названием «Белогривый». Этот фильм стал предвестником «Красного шара», который позаимствовал из «Белогривого» основные мотивы. Главные герои в обеих лентах: мальчик и его друг (в одном фильме конь, в другом — красный шар). Основная тема: чистая любовь, искренняя привязанность, которая вызывает у окружающих зависть, ненависть и желание разрушить чужое счастье. Одинаковы и сюжеты, и финал, и настроение, создаваемое фильмами. Примечательна и скрупулёзная работа со светом и цветом. В «Красном шаре» на фоне блёклого серого Парижа красный шар в каждом кадре выделяется ярким пятном, привлекая к себе внимание. «Белогривый» снят на чёрно-белую плёнку, здесь нет ярких цветов, но белый столь насыщен, ослепителен, что создаёт ощущение простора, чистоты и свободы.

На юге Франции, рядом с морем, пасётся табун прекрасных белых лошадей. Вожак табуна — конь Белогривый, гордый, неукротимый, сильный. Местные пастухи не раз пытаются оседлать Белогривого, но им не сломить его дух и волю к свободе. А мальчик Фалько завоевал доверие Белогривого любовью и терпением. Преследуемые пастухами, мальчик и конь плывут через море в сказочную страну, где люди и лошади — всегда друзья (вспомните финал «Красного шара», где собравшиеся вместе со всего Парижа воздушные шарики уносят мальчика в небо). Печальный и светлый конец невольно напоминает стихотворение Слуцкого. Лошади умеют плавать. Но нехорошо, недалеко…

Короткометражки Ламориса — это как «Маленький принц» в кино. Одновременно простые и мудрые. Оставляющие после себя свет в душе. Их трудно не полюбить. Недаром «Белогривый» на Каннском фестивале 1953 года получил заслуженный Гран-при за лучший короткометражный фильм.

Стоит ли смотреть? Конечно же, да.

8,5 из 11

Этот короткий фильм Альбера Ламорисса воспринимается как легенда, или предание. Жил-был белогривый конь, не желавший покориться никому из людей, стремившихся обуздать его неуемную мощь, чтобы поставить жеребца под седло.

Там же, среди живописных просторов юга Франции, среди заводей и белопесчаных пляжей Камарги вел свой немудреный промысел рыбачок Фолько, двенадцатилетний мальчик с открытым взглядом и упорным характером.

Правда одет босоногий Фолько как-то не по-рыбацки: в обтягивающие белые штаны и некогда элегантную рубаху, зияющие теперь дырами, как будто по ним прошлись фехтовальной шпагой. Ни дать, ни взять — изгой дворянских кровей, опекающий маленькую сестру и седовласого деда, живущих вместе с ним в глиняном домике у воды.

Отчаянному мальчишке хватило отваги, чтобы показать свою смелость и завоевать доверие дикого скакуна, и он готов сделать все возможное, чтобы избавить друга от невольничьей узды, бежать, скакать, плыть в далекую даль, на свободу…

Нет предыстории. Совсем мало слов, скупой закадровый текст и несколько реплик в одиноком диалоге, все остальное — природная красота и животная мощь, ярость борьбы и стремительность погони, представленные динамичным, просто-таки «говорящим» видеорядом этой картины.

Белый конь, мальчик в белом, белые пески. Лаконизм совершенной визуальной выразительности. Многозначность связей, способная в любой душе пробудить поток разнообразных чувств, мыслей и воспоминаний.