Берлинский экспресс (1948)

Входящий в список 250 лучших нуарных фильмов, «Берлинский экспресс», на мой взгляд, нуаром особо не является, разве что содержит в себе ряд на тот момент мейнстримных стилистических черт. Проблема в том, что классический нуар связан с принципом этической амбивалентности, в нем нет однозначного деления на хороших и плохих, а часто все вращается вокруг конфликта плохих со злыми, если вспомнить позднейшую типологию Серджио Леоне. В нашем же фильме вопрос ставится совсем иначе: кто из многонациональных победителей истинно арийского национал-социализма на самом деле является «кротом», хорошо законспирированным агентом некоего профашистского подполья, действующего на широкую ногу и зигу в послевоенной Европе.

Совершенно ясно, что подобное противостояние не может иметь отношения к проблематике амбивалентного. Если в стройных рядах победительных многонационалов возможны некоторые недоразумения (советский герой еще вполне человечен, хотя подозрения в духе холодной войны уже имеются, а Франция в принципе представлена не героем, а героиней) насчет успешности их дальнейшей коммуникации, то легендарное подполье одной коричневой краской мазано. В принципе, этот окрас распространяется практически на всех немцев, за исключением невинно убиенного по сюжету. И вот именно в этом заключается наиболее точный ответ, почему апелляции к отдельным чертам нуара недостаточно, чтобы стать им на самом деле. Ответ простой: перед нами исключительно пропагандистский, именно антинемецкий, а не антифашистский фильм. Вспомним, что по итогам Первой Мировой Германия была крайне ущемлена в своих правах, что стало принципиальной причиной роста реваншистских настроений и привело в конце концов НСДАП к власти. После Второй Мировой победители действовали более тонко, ибо доктрина нации-преступника, а не прямолинейная экономическая конфискация оказалась гораздо более действенной. Вот и в этом фильме, по сути, утверждается то же самое. Фильм антиисторичен, в нем пытаются доказать тезис о национальной немецкой неисправимости. Никакого особого фашистского подполья в Германии не было. По иронии судьбы, гораздо более «упертыми» оказались малые народы Европы, однако время нуждалось в подобном киномифе, потому что новая политика в адрес Германии тогда получала бы полное этическое оправдание. Мы временно сохраняем оккупацию, потому что фашизм не дремлет в прямом смысле и продолжает строить свои козни. Конечно, подобному мифу не переплюнуть главный послевоенный миф, миф о французском антифашистском подполье, который больше создавался именно силами кинематографа, а не литературы, но свое дело он делает. Зловещие заговорщики, прячущиеся между пивными бочками (толстый намек на провалившийся в свое время путч?), — враги как бы реальные, а не экранные, хотя все это сильно отдает каким-то опереточным доктором Мабузе. И только вместе, в едином порыве (американский герой, конечно, равнее других в этой компании по понятным причинам) можно одолеть многоголовую гидру нацизма. На самом деле это единство клюквенное, фильм однозначно утверждает взгляд на победу именно в американской версии. Поэтому лента не более чем симптом размежевания, расхождения в разные стороны прежних союзников, у которых еще осталось занятие в стиле «если кое-кто и где у нас порой…», но их будущее противостояние фактически предопределено.

Впрочем, и в советском кинематографе подобного творчества хватало. Достаточно вспомнить снятую в следующем году одиозную «Встречу на Эльбе», где та же тема злобного нацистского подполья уже однозначно решена как двойная игра американских спецслужб. Таким образом, поединок двух систем происходит и в печати, и на экране, и на подобном фоне меркнут темные цвета нуара, уступая место черно-белой логике однозначной и безнадежной пропаганды.

6 из 10