Кино Годара (2022)

Есть какая-то меланхоличная ирония в том, что фильм о новаторе снят в квазитрадиционной манере. Четырехчастная структура объективно отражает четыре периода биографии. Части следуют одна за другой, третью раньше второй не покажут. Рассказчики подобраны тщательно, со знанием дела: актеры, которые снимались у Годара, члены съемочных групп, возлюбленные и несостоявшиеся возлюбленные, киноведы, авторы монографий о классике новой волны. Хроника со съемочных площадок и фестивальных пресс- конференций. От годаровского стиля только игриво подмигивающие неоновые титры. «Если раньше считалось, что нельзя снимать крупный план на широком экране, то мы обязательно снимем крупный план именно на широком экране» - этот мятежный годаровский принцип в фильме о нем не работает. Как принято делать кинобиографии – так и сделали. Что ж? Не соревноваться же с Годаром в эпатаже и оригинальности! На его поле проигрыш гарантирован. Даже сейчас, десятилетия спустя после выпуска на экран, большинство его работ выглядят современнее, динамичнее, живее большинства фильмов кинопотока.

Кто это был? Кто он, человек, определивший моду и опередивший социальные и художественные открытия? 20-е годы 21-го столетия молодым людям предлагают наиболее актуальную (но и очевидно пошлую, заметим в скобках) версию ответа. Самое значимое открытие Годара – это догадка о том, что важнее всего оставаться в центре внимания. Любыми способами и любыми путями. Говорить и поступать вопреки общепринятым нормам. Эпатировать, скандализировать, оригинальничать. Хроника это подтверждает. Пресс-конференция на Венецианском фестивале, на которой режиссер прямым текстом, без намеков скажет в лицо всей фестивальной публике, что все они для него пустое место. Сейчас это уже норма. Полвека назад – шок. Фактически затормозить съемочный процесс по всей Франции, собрав для съемок самого длинного тревеллинга, все операторские рельсы, которые есть в стране, а потом выкинуть этот эпизод в корзину. Крутейший перформанс – по нынешним временам. Для 1967 года – вопиющее производственное хулиганство и вызов всей кинематографической общественности. На деньги кинобизнеса снимать антиимпериалистическое кино с откровенным левацким бунтом, то есть, рубить сук, на котором сидишь. Сейчас все подобные бунты под жестким контролем самого бизнеса. Кинобунт против власти денег возможен лишь при условии хороших кассовых сборов. Тогда была высока опасность улететь вместе с отрубленным суком в тартарары, без гарантий и страховок.

Ответ Годара – это его фильмы. Это жест большого пальца по губам умирающего Мишеля Пуакара. Это «Боинг 737 вызывает «Каравеллу». Поль вызывает Мадлен». Это ответ: «Мы из фильма» на вопрос «Вы настоящие?». Это раскрашенное в синий цвет лицо Пьеро, обвязанного динамитом. Все его образы – это не простой эпатаж. Это гениальные догадки о том, что настоящая суть современника оказалась глубоко запрятана под материальными, социальными, морально- этическими слоями. Он начал говорить о том, о чем прежде молчали. И даже мысли об этом гнали. Он как будто знал, что за пределами тесного и душного чулана правил и установок есть иная жизнь со свежим ветром, настоящими эмоциями и правдой чувств. Годаровская цитата: «Кино – это правда 24 кадра в секунду» для него самого не была лишь броским, запоминающимся слоганом. Он доставал эту правду из-под связки замшелых и задубелых правил. И совсем не желая эпатировать.

Никаких широких и уверенных жестов. Никаких громкоголосых вещаний истин. Хроиика бесстрастно фиксирует: в моменты самых ярких и вызывающих поступков и заявлений Жан Люк Годар – это человек с чрезвычайно мелкой жестикуляцией. Миллион лишних движений и суетливых жестов. Это взгляд в постоянном хаотичном движении зрачков. Это тончайшие губы, которые свидетельствуют об отсутствии сентиментальности, жесткости и даже жестокости. Это портрет человека, который не хочет никого оскорбить, унизить, эпатировать, шокировать. Он не уверен, что его аудитория хочет выйти из чулана заблуждений на свободу правды. Но не сказать об этом и не зажечь табличку «Выход» он не может.

Силы не безграничны. Будет уход в одиночество и редкие попытки возвращения. Будут открытия в области новых технических возможностей, когда кино можно будет снять в одиночку и на фотоаппарат. Будут доказательства того, что в компьютерно-цифровом мире иные принципы построения слов и фраз. Все сложнее, многозначнее. Но мир будет раз за разом выбирать то, что проще, шаблоннее, то, что принесет больше лайков, а значит, больше денег.

В конце концов, Жан-Люк Годар последует за одним из своих эпизодических героев из «На последнем дыхании». На вопрос Патрисии: «Чего бы вы хотели больше всего?» писатель Парвулеску ответит: «Стать бессмертным. А потом умереть». Эту провокационную идею Годар реализует на практике, добровольно выбрав эвтаназию. Тот случай, когда никто не рискнет обвинять режиссера в эпатаже. Все. Точка.

Теперь о гениальном революционере в кино снимают вполне традиционные байопики. И в них режиссер выглядит как инопланетянин. Кино, выйдя из одного тупика, зашло в другой. «Присоединяйтесь, барон! Присоединяйтесь!»