На посошок (2021)

Ночной звонок прерывает постельную сцену: оставив девушку, Босс отвечает своему давнему другу, издалека подкатывающего к нему с просьбой вернуться из Нью-Йорка на родину, чтобы завершить некоторые дела, которые, как наконец выясняется, должны стать последними делами его жизни – отказавшись от очередного курса «химии», Ауд решил сдаться, сообщая ошарашенному товарищу, что у него рак.

Бросив всё, закрыв на простой дорогущий бар на Манхэттене, Босс срывается прочь по первому зову друга, чтобы оседлав раритетный BMW, вдвоём отправиться навещать «бывших» Ауда, следуя списку контактов в его смартфоне, которые он удаляет, завершая каждый визит к обиженным и негодующим женщинам, закатывающим сцены, прощая и презирая обманщика, маскирующего последнее прощание под долгий отъезд.

Возвращаясь в машину, Ауд вставляет в древнюю магнитолу кассету с очередным женским именем, и они катят дальше, в другой город, к новой встрече, чтобы отпустить тех, кого держал у себя в списке Ауд, завершающий свою собственную историю, состоящую из отношений и расставаний, оставляя в очереди последней строчкой имя своего невозмутимого попутчика – Босс.

Фильм Наттавута Пунпирия, как магнитофонная кассета, делится на две стороны: «А» и «B», где на одной стороне короткие разноплановые рассказы про Ауда и его женщин, а на другой – распахнутая повесть, в которой отношения друзей приобретают едва ли не трагический оборот, переворачивая представление Босса о прошлом и настоящем, настолько, что кажется, как было с женщиной, грубой пощёчиной тут не обойдётся, а повисшую в воздухе паузу, которую потрясающе выдерживает Танапоб Лиратанакайорн, должен прервать удар тяжёлой бутылкой по высохшей лысой голове Айса Натары (кульминация происходит у барной стойки), но драматургия короткого перекрёстного монтажа уводит в сторону от стереотипов предательских историй, западая в душу непостижимостью чужой души, души Босса, оказавшейся не теми потёмками, как считал Ауд, признаваясь приятелю в своём заветном желании.

И этот непредвиденный разворот внезапно гармонизирует всю картину, сотканную из сплетения тех, кто любил и был любим, кто верил и не верил, кто жил собой, кто жил другими, кто жил для других. Прощание, которое становится исповедью, исповедь, не предполагающая прощения, искупление ценою в жизнь и жизнь, которой не хватит для искупления; трагедия одного, рождающая драму для двоих, малодушие, с которым не хочется жить, великодушие, с которым горько расстаться – план сценаристов (на что подписался продюсером сам Вонг Кар-Вай), выверенная режиссура, художественный стиль, музыкальный фон и старания актёров вызывают удивление и неожиданную приязнь, которая привязывает этот фильм к доброй памяти.