Белоснежка. Сказка для взрослых (2019)

Сказки любят не только дети. Взрослые, порой, тоже с удовольствием перечитывают волшебные истории. Или пересматривают: ведь на дворе уже не эпоха братьев Гримм, и складывать буквы в слова для встречи с чудесным по окончании школьной программы совсем не обязательно. А еще взрослые очень любят сказки «для взрослых»; то есть даже не то, чтобы обязательно сказки, а «для взрослых». Особенно смотреть, а не читать. Эту простейшую людскую слабость хорошо усвоили и маркетологи кинопроката (в данном случае отечественного), снабдив фонтеновскую «Белоснежку» соответствующим клубничным довеском в названии.

Сей нехитрый торгашеский прием принес им скороспелые плоды в виде минимально окупаемого числа просмотров новейшей «Белоснежки», то есть нечестная реклама своё дело сделала, а что уж там за переплетом — беда раскошелившегося. Кто же станет печалиться о том, что разочарованная публика кроме легкой эротики и нелегких режиссерских раздумий (почему-то более воспринимаемых как банальные нравственные или безнравственные наставления), никакой вкусной ягодки внутри не увидела?

Однако, встречают по названию, провожают по… Увы, провожают зачастую тоже по названию. И его искажение сыграло с фильмом злую и совсем уже не сказочную шутку: большинство русскоязычных диванных критиков оценивают «Белоснежку» в первую очередь лишь как демонстрацию режиссером беспричинной и бесконтрольной сексуальности главной героини, сознательно или подсознательно опираясь на придуманное спекулянтами название, то есть полагая, что Фонтен сама изначально намекала на то, что самое интересное здесь — «для взрослых».

Стоит ли сетовать только на корыстных прокатчиков за поверхностную оценку этой работы зрителем — вопрос, конечно, весьма неоднозначный… Отчего «день за днем идет, мелькая, а царевна молодая всё в лесу; не скучно ей у семи богатырей»? Разве не связано это в первую очередь с неожиданной близкой встречей со смертью, посланной к Белоснежке за одно единственное ее преступление — красоту? В жизни, не в сказке, подобный опыт оборачивается либо глухой замкнутостью его пережившего, либо осознанием простой (на первый взгляд) истины — carpe diem! — лови момент! Живи сейчас и получай все доступные удовольствия сегодня, ведь никто не гарантирует того, что завтра твое тело не «попадется зверю в когти».

Фонтен, тем не менее, вовсе не останавливается на банальной демонстрации отдельных жизненных проявлений на пути следования упомянутой античной максиме. Напротив, по мере развития сюжета любое общение Белоснежки с окружающими ее «богатырями» увеличивает не только количество пикантных ситуаций, но и количество вопросов, адресованных всем участникам действия, в том числе и зрителю. Чем оборачивается для окружающих освобождение от сложившихся условностей нравственности хотя бы одного человека? Кто и в какой мере несет ответственность за разжигание костра страсти? Где границы свободы и существует ли она среди людей (хотя бы в пространстве сказки) в своем абсолютном виде?

К ответам на подобные вопросы Фонтен привлекла на экране не только Белоснежку, но и всех «богатырей», в сказочно-ироничной рисовке которых нет ни одного идеального, хотя каждый обладает определенными положительными душевными качествами. Но первый груб и с темным прошлым, второй примитивен и труден в общении, третий мнителен и чересчур застенчив, четвертый слаб и страшно ревнив, пятый стар и патологический сладострастник, шестой слишком молод и чересчур наивен, ну а седьмой… Этот, пожалуй, является для режиссера наиболее любопытной для исследования фигурой, хотя экранного времени на раскрытие его сущности уделено не больше, чем остальным.

Но только у него, у служителя культа, причем Клэр не жалуемого, она пытается выяснить сакральную сущность случившихся с ней перемен, традиционно полагая, что тот кто «ближе к Богу» лучше знает особенности Его мироустройства. «В чем, скажи, вина моя?» — безмолвно спрашивает Белоснежка у святого отца своими короткими исповедями. Однако падре, ослепленный «светящимся ореолом» вокруг нее, убеждает Клэр в ее духовной невинности, а в один прекрасный день цитирует известную выдержку из религиозно-философского труда Аврелия Августина: «Люби, и тогда делай, что хочешь!», упуская по каким-то причинам наречие «тогда» и невольно придавая глаголу «люби» не совсем однозначное звучание.

Прав или нет святой отец как в своей оценке новообретенной свободы Клэр, так и в уместности употребления слов блаженного Августина в данной подаче — очередные вопросы зрителю. Стоит только сказать, что Фонтен вовсе не рисует служителя церкви неискренним или алчным до греха. А его невинное пристрастие к мотоциклу, на которым он, в добротной мотоодежде, спешит в коротком эпизоде не к очередной «заблудшей овце», а на дегустацию вин, лишь отсылает нас к простой истине о том, что и служитель культа в первую очередь человек, которому, как известно, свойственно во многом ошибаться.

А вот к чему ведут ошибки лица духовного — вопрос, выходящий далеко за рамки кадров этого фильма. Здесь же, в отличие от погрязшего в грешных мыслях букиниста, священник, убаюканный сладкими формальностями постулатов его веры, остается слеп и к обоюдной опасности нового пути для Клэр и ее окружения, и к демонической сущности злой мачехи, скрывающейся под видом любви и добропорядочности, отчего выступает невольным проводником между палачом и его жертвой.

Понять же, что происходит с жертвами — а страдают тут абсолютно все — как раз и приглашает нас режиссер. И если с героиней Юппер в этом контексте всё достаточно ясно, то со всеми остальными далеко не так однозначно, как в исследовании морали простой сказки. Разве не может любой из нас в силу каких-то причин прийти к существованию лишь сегодняшним днем? Разве ответственность (назовем ее, условно, кармической) за совращение взрослого человека лежит целиком на искусителе? Разве существует право собственности на предмет искренней страсти? Разве смерть в нашем мире не является единственной альтернативой любви на пути подлинного примирения страждущих душ? Ответы, очевидно, много сложнее поднятых тут вопросов.

В противовес идейным, художественные достоинства «Белоснежки» не должны вызывать столько полемики. Выбор локаций, постановка сцен и их цветовое оформление с густым наложением пастельных тонов отвечают классическому иллюстрированию печатного издания, отличаясь при этом ровным балансом между формой и наполнением. Имеющиеся сценарные условности лаконично переведены в сказочные составляющие; и не стоит упрекать Фонтен за обращение к сказке для их сокрытия: режиссер в первую очередь исследует не детали взаимоотношений главных героев, но их последствия. На славу поработала Фонтен и со своей Белоснежкой: за исключением легких изъянов в игре де Лааж, персонаж ее не вызывает ассоциаций с Белоснежкой из телевизионного мюзикла, где актриса некогда исполнила эту роль.

Что же, как у любого литературного или киногероя, у каждого своя Белоснежка… Как и ответы на извечные вопросы. Только разница в толковании и того, и другого, существования самих вопросов не упраздняет.

Биография рядовой актрисы и танцовщицы Анн Фонтен пестрит несбывшимися мечтами и нереализованными планами. Молодость быстро пролетела, и в киноискусстве уроженка Люксембурга обрела себя только в зрелые годы. Фонтен-постановщице удалось достичь большего, чем Фонтен-исполнительнице, хотя разочарования подстерегли и в режиссуре. Последовательница Залмана Кинга и Эдриана Лайна дважды затевала фильм об адюльтере, стремилась преподнести пикантную ситуацию с непривычной в жанре чувственностью, выразить ситуативное влечение двух женщин друг к другу, однако ни «Натали», ни «Хлоя» не стали эротичными и целомудренными одновременно. Француженка прославилась позже, на биографической драме о ранних годах Коко Шанель, но создание фильма о гламурной среде заставило отнестись к нему, как к служебной необходимости. Романтичному настроению требовался другой сюжет — личная интерпретация сказки о Белоснежке.

Героиню братьев Гримм после Кристен Стюарт испортить затруднительно, и Лу де Лааж в этой же роли смотрится органично. Пасторальному антуражу событий подошла провинциальная внешность театральной актрисы. Лукавый взгляд и загадочная улыбка дополнили классический образ Белоснежки новыми чертами: с именем Клэр девица способна лишить покоя завидного кавалера, а завистливую мачеху Мод — и подавно. Легенда французского кино не увядает, а вот героиня Изабель Юппер увидела угрозу в смазливом личике, распорядилась прострелить падчерице лоб и бросить на съедение волкам. Заказ провалился: убийца оказалась никчёмной, хищников не нашлось, зато семеро спасителей и будущих спутников с альпийской фермы близ Гренобля подоспели вовремя. Инстинкты вчерашней затворницы томились в теле годами; раскрепощение не замедлило начаться под ласковое звучание виолончели и восторженные взгляды свежеиспечённых почитателей.

Вопреки провокационному подзаголовку, что рождает ассоциации с порно, сказка деликатна — насколько разрешают рамки женского манифеста о здоровой своенравности. Картина логично разделяется на три части, и в каждой — фрагмент сюжета глазами героинь по очереди. Таким способом режиссёр иллюстрирует перемены в характерах Клэр и Мод, и заслуга в рождении Белоснежки принадлежит обеим, хотя в случае с мачехой невольная. Роль гномов же исполнили сельские трудяги, и непритязательное окружение подошло домашней девчонке, которая стыдилась своей сексуальности. Положение властительницы мужских дум благоволило раскрытию порочных черт, но опасную грань фильм не переходит. Мудрая наставница Фонтен учит Клэр внимательнее относиться к тем дарам, что пожаловала девушке природа, и предупреждает не погубить в эйфории саму себя. Французской педагогике не откажешь в доходчивости: разгула страстей не происходит, так что сюжетное родство с культовой в узких кругах «Греческой смоковницей» получилось контурным.

Мягкий психологизм ленты дополняется идеалистическими пейзажами со снежными шапками на альпийских вершинах, тёплой цветовой гаммой и нежным музыкальным сопровождением. Трагикомичность же картины связана с поступками героини Юппер. Изабель не разучилась быть демонически-страшной, и в недавнем фильме «В объятиях лжи» она об этом напомнила, но амплуа злобной мачехи сделало её карикатурной. Стремление сжить молодую соперницу со свету не даёт покоя Мод, но вмешались современные нюансы, и теперь яблоко с ядом тривиальнее дорожной аварии. Фонтен сочла, что акцент на злодействе смотрится рудиментарным, а конкурс за сердце Белоснежки способен раскрыть персонажа гораздо лучше. Это происходит везде, где Клэр наедине с очередным счастливчиком — на дискотеке, в библиотеке, в салоне автомобиля, или на лужайке. В фильме не звучат громкие слова о любви, верности и обожании. Преданные глаза семерых поклонников, трогательных в надежде постоянно видеть гостью из города на утренней пробежке, доступнее и убедительнее.

Доминирование красного в палитре фильма символизирует прощание с невинностью, и это не потеря, а естественное развитие личности, что научилась разбираться в людях и быть твёрдой. Фонтен гордо ведёт за руку нимфетку с алой помадой на нежно-розовых губах и выбрасывает излишнюю сказочность, как обёртку. Художественный вымысел стал отправной точкой, движением навстречу жизненным передрягам. Сюжетные маркеры братьев Гримм задали тон картине, но звучание у неё самостоятельное — авторское, как ни разу прежде у Фонтен уверенное. «Белоснежке» не нужны громкие афиши и ажиотаж, картина создавалась из чувства реваншизма, чтобы компенсировать создательнице прежние неудачи, и сделала это. Очередь за новой биографической работой — подходящие персоны во Франции найдутся.