El mar la mar (2017)

Всем беглецам, срывающим колючие проволоки, всем изгнанникам, блуждающим по страшным дюнам, всем путникам, отданным в жертву Соноре — киноэксперимент и поэтическая зарисовка семидневной дороги из Мексики в США — по лживой пустыне, сквозь полицейские патрули и мимо невыносимо знакомых трупов, еще недавно шедшими след в след за группой таких же нелегальных иммигрантов, стараясь различить рассыпающуюся под ветром дорогу. Они падают в обморок, блуждают недели и превращаются в незримые призраки, по воле случая натыкающиеся на местных жителей: но в кадре их нет, и в пустынной утробе неразличимы черные мешки, под которыми можно спрятаться от предавшего своих протеже солнца.

Ее урчание, грубый вой, стрекот бесчисленных слуг — среди которых, по судорожному рассказу одного из путников, есть и плотоядные кенгуру, сожравшие его собаку, — «El mar la mar» запечатлевает опыт пребывания в злой пустоте, где взгляд цепенеет на брошенных бутылках — без капли воды, покинутых ранчо, трепете огней — и отсветах луны на белесом песке. Жизнь, так привыкшая здесь притворяться мертвой, раскинута на долгие годы вечности; ее нерушимый покой обрывается стремительным движением — рывком, быстрым полетом, взмахом заостренных крыльев — и замирает опять, возвращая пустыне ее величавое безразличие.

Звуки прерываются человеческой речью: несколько рассказов тех, кто смог добраться, отдав Соноре богатую жертву, и тех, кто привык помогать отчаявшимся, звучат на темном фоне небытия. Слова так же поэтичны, как и кадры, или кажутся такими после удушающих развалин. Рассказы кратки, выразительны и вдумчивы; разные языки, заметно отличающиеся манеры разговора, необычные истории без социальных и политических ужимок — весь прочий мир заключается в скобки, и человек, как и в смерти, всегда идет по пустыне один, рискуя большим, чем штраф, тюремный срок или депортация. Хладнокровное напоминание о жертвах, которые требует Сонора, чтобы пропустить двух человек из большой группы, отчаянные уговоры, что все это не зря, что они больше никогда сюда не вернутся, и последние слова, когда говорить уже нечего, — только плач, только плач и шум бури, начинающейся в такой далекой пустыне.

Сонора во сне: к ней приходят живые.

8 из 10