Виджай и я (2013)

Один из самых знаменитых немецких актеров, надевают тюрбан и приклеивает бороду, перевоплощаясь в индийца ради роли в фильме «Виджей и я». Обещанная в промо-материалах комедия положений совсем не соответствует происходящему на экране, попытки режиссера шутить также жалки и нелепы, как и Мориц Бляйбтрой в образе земляка Зиты и Гиты. А представление о морали у режиссера, мягко говоря, своеобразное.

В результате некоторых удачно сложившихся обстоятельств неудачливый актер Уилл получает шанс сымитировать собственную смерть (при чем решается он на это не в результате долгих страданий и размышлений, а, условно говоря, у него просто был плохой день (!), чем он и пользуется, переодеваясь в индийца Виджея. То насколько разнится ожидание и воплощенная режиссером реальность, не поддается описанию. Никакой рефлексии над собственным существованием и осознания неправильности жизненных принципов, которые не только характерны для всех картин связанных с подделкой личности (от классической «Миссис Даутфайр» до модных «Типа копов»), но и является ключевой причиной их существования, здесь не будет.

На уровне метафизики и смысла «Виджей и я» просто не существует. Эта картина полностью располагается в двухмерной плоскости, что предполагает хотя бы искрометный юмор как основной козырь самой примитивной комедии положений, но положение и здесь плачевное — даже добавление закадрового смеха вряд ли бы смогло подвигнуть зрителя к улыбке. Первые 35-ть минут Уилл будет присутствовать на собственных похоронах, а оставшееся время проведет с женой, которая, как говорит нам синопсис фильма «начинает проявлять нездоровый романтический интерес к изящному, сексуальному индийскому незнакомцу». О «сексуальном незнакомце» стоит сказать отдельно, так как Мориц в образе Уилла носит голубые контактные линзы, которые делают его похожим на персонажа фильма о вампирах и оборотнях «Другой мир», а то, как выглядит Бляйбтрой изображая уроженца Индии, не выдерживает никакой критики — выглядит он примерно как Билл Хейдер, изображающий в скетче неотесанного бородатого фермера из южных штатов США.

Сценарный провал мог бы быть несколько сглажен игрой актеров, но Бляйбтрой с ролью не справляется, так как выглядит Виджей нелепо и никаким талантом ужасный грим не скрыть. Усугубляет положение Морица необходимость говорить по-английски. Поверх своего немецкого акцента он накладывает имитацию якобы индийского, и полученный микс сильно раздражает слух. Его «высоконравственная» экранная жена Патриция Аркетт ничего кроме истерик женщины в период климакса зрителю в данном фильме предложить не может. Разве что Майкл Империоли кажется приятным сюрпризом картины «Виджей и я», но его роль эпизодическая, а накладная борода и парик Бляйбтроя из кадра практически не исчезают.

Зачем был снят этот фильм остается неясным. Комедии здесь нет в принципе, и даже не потому, что шутки отсутствуют как категория, а по причине того, что у сценаристов нет не только чувства юмора, но и такта. На экране семья главного героя страдает и скорбит о его смерти, а он стоит рядом с ними и не проявляет ни капли сочувствия. Откуда Сэм Гарбарски черпал свои познания о морали в искусстве неизвестно, но с трудами гуманистического толка он явно не знаком. В итоге «Виджей и я» является несмешным фильмом, в котором мораль отсутствует, а трюк с переодеванием если и мог кого-то впечатлить и убедить, так только ребенка.

Самым печальным и ужасным с точки зрения человеческих ценностей является завершение фильма. Многие проходные картины в конечном итоге прибавляют в свой актив пару баллов путем пристойного финала, расставляющего все на свои места. Но «Виджей и я» своим окончанием лишь доказывает порочность и испорченность его создателей. В то время как практически все картины о «переодеваниях» буквальных и метафизических стремятся показать зрителю, что самое важное это быть собой, а не казаться кем-то. История от режиссера Сэма Гарбарски учит совершенно противоположному. Смена личности в «Виджей и я» становится фатальной. «Притворяйтесь, притворяйтесь и еще раз притворяйтесь!» — призывает этот фильм публику. Казаться, а не быть, конечно, легче, но стоит ли такая «легкость» потери собственного лица?