Мисима: Финальная глава (2012)

Я часто ною по поводу неудачных переводов названий иностранных фильмов, признаю, но в случае с картиной «Мисима: Финальная глава» это особого рода претензии; кажется, все, кто пишет об этом фильме, оценивают его как биографию Юкио Мисимы, что неверно, тогда как оригинальное название ('??? ???» — нечто вроде «Юкио Мисима и юноши в решающий день», если я не ошибаюсь) отражает тему фильма предельно точно.

Это не биографическая лента, а в лучшем случае историческая — посвящённая скорее мятежу в ноябре 1970, чем личности знаменитого писателя, актёра, бодибилдера и революционера. Он не в большей (если не в меньшей) степени её главный герой, чем его соратники, группа студентов, образовавших «Общество щита», и в первую очередь — Масакацу Морита. Не случайно фильм открывает самоубийство студента, убившего лидера социалистической партии и тоже общавшегося с Мисимой, затем мы видим Мориту, горячо выражающего возмущение текущим политическим положением в группке, которая позже станет костяком «Общества щита», и лишь после всего этого в фильме появляется Мисима. Его писательство и его садомазохизм, вопросы — весьма дискуссионные! — о соотношении в его политических воззрениях трезвых убеждений и эстетизации насилия, романтизации армии, — да, всё это в «Финальной главе» не находит отражения. Но всё это не волновало и юношей, желавших немедленного действия и боготворивших его, готовых и мечтающих героически умереть вместе с Мисимой и не очень-то задумывающихся об осмысленности или достойных причинах для такой смерти. Тут нельзя не отметить короткую, но значимую сцену, в которой Морита с другом крадут моторную лодку, чтоб вдвоём (!) поплыть к Курильским островам и освободить японскую землю от советской оккупации. «Общество щита» представлено в фильме как организация, порождённая юношеским максимализмом и жаждой стать героями, для которой политические цели и идеология были, в сущности, чем-то вторичным. Отсюда — конфликт Мисимы с его практичным покровителем в Силах самообороны: акцию, подобную той, которой фильм (и жизнь его героя) и окончится, они обсуждают ещё в первой трети, и оба шокированы: офицер — бессмысленностью самоубийственного порыва Мисимы, а писатель — сомнениями, когда есть возможность поступить красиво и в соответствии с идеалами чести и японского духа. По ходу фильма члены «Общества щита» взрослеют — и уходят. Мисима же — особый случай; не бывший горячим юношей и в самом начале, он, однако, так страстно желает им быть, так восхищён этим безрассудно-восторженным огнём молодости, что готов на всё, чтоб сохранить общество и доверие своих юных товарищей, даже когда сам уже понимает и чувствует, что этот бунт будет лишь жестом и может быть даже — жестом нелепо бессмысленным. Фильм оставляет открытым вопрос о том, были ли Мисима и Морита в собственном смысле любовниками (хоть гомоэротическое напряжение во второй половине картины, именно когда идёт уже подготовка к 25 ноября, очевидно и очень сильно), но это и не так важно; возлюбленный для него Морита или преданный вассал, но Мисима так дорожит его восхищением и преданностью, что готов умереть, чтоб сохранить их (при этом он осознаёт, видимо, что поступает несколько эгоистично, и организует мятеж так, чтоб кроме него и Мориты никто из членов «Общества щита» не погиб). В сущности, именно Масакацу Морита в «Финальной главе» выступает как главная направляющая сила, именно он — первопричина обречённого восстания, которое его учитель поднимает, чтоб оправдать ожидания ученика…

Снят фильм достаточно интересно, хотя не всякий сможет к стилю «Финальной главы» приноровиться. Если сцены, центрированные на Мисиме, сняты в более или менее традиционной манере (впрочем, бросается в глаза обилие взятых сверху, как бы из-под потолка ракурсов), то «студенческие» сцены сняты нарочито нетехнично, трясущейся камерой — если б в то время существовали карманные любительские видеокамеры, такой могла бы быть хроника событий, снятая кем-то из членов «Общества щита», это создаёт своеобразный эффект присутствия… К сожалению, с другой стороны, иногда нарочитое техническое несовершенство и анти-кинематографичность переходят некий предел, и «Финальная глава» начинает напоминать дурно снятый телеспектакль. Изображение неизменно окрашено в своеобразные серо-розовые тона, напоминающие о полотнах Пикассо, и это же — цвет сакуры в цвету и дымки на Фудзи, которые порой вдруг перебивают кадры политической хроники или общения Мисимы с соратниками.

Актёрские работы все весьма убедительны, в особенности достоверным (впрочем, не берусь судить именно о сходстве с историческим прототипом) кажется Арата Иура в роли Мисимы. Впрочем, это и не совсем тот фильм, где игра актёров привлекает особое внимание, и сложно сказать о них что-то сверх того, что они вполне адекватны образам.

В целом «Мисима: Последняя глава» — не шедевральное и, может быть, несколько утомительное, но интересное и умное кино, где немало красивых кадров и хорошо поставленных сцен. Его сложно рекомендовать, но и не стоит ругать. Только не ждите многогранного анализа личности Мисимы — этот фильм только о 25 ноября.

6 из 10

«Мисима: Финальная глава» — фильм, своеобразный по многим причинам, не только по одному лишь содержанию. Не стоит доверять русской адаптации названия фильма: в оригинале оно звучит совсем по-другому, а адаптировали так в основном потому, что в 1985 году уже был фильм-биография, посвященный такой скандальной и неоднозначной личности, как Юкио Мисима. Так что «Финальная глава» — это попытка связать ленту Кодзи Вакамацу с творением Пола Шредера; ну и вдобавок «Финальная глава» — более удачное для русского проката название, чем «День, когда решается судьба. Мисима Юкио и юноши» (дословный перевод), так что винить переводчиков в альтернативности уж точно не стоит.

Наверное, это не очень адекватно — рассматривать фильм в отрыве от режиссёрского контекста (ведь «Мисима» Кодзи Вакамацу завершает трилогию, посвященную эпохе Шова; и, к сожалению, два предыдущих фильма рецензент не смотрел) и тем более — в отрыве от прочих интерпретаций биографии Юкио Мисимы, но приходится работать с тем, что есть; а что есть?

На этот вопрос ответить сложно: вроде бы имеется уже сформированная личность самого писателя (надо отметить, что режиссёром взяты последние годы жизни Мисимы), его политическая деятельность, немножко Японии конца шестидесятых — но чуть-чуть, чтобы не отвлекать от личности писателя… а от личности ли?

Уже не раз критиками были затронуты размышления по поводу того, насколько та личность Мисимы, представляемая Кодзи Вакамацу (а вместе с тем — и сценаристом Масаюки Какэгавой), истинна. Не секрет, что в основе философии Юкио Мисимы лежит понятие «маски», раскрытое как и им самим, так и исследователями, занимающимися его творчеством. Это одновременно символ, основной конфликт, мотив и даже фактически персонаж во всех романах этого писателя; и, зная хоть немного о его биографии, это не удивительно — ведь сам Мисима в своей жизни был личностью как минимум неоднозначной. Какого Мисиму считать истинным — политического ли провокатора или фашиста-самодура? эстетствующего писателя или извращенного садомазохиста? порядочного семьянина или чокнутого бунтаря? И это не то чтобы разные грани одного и того же явления, это именно различные маски, доведенные порой до гротеска и карикатурности.

К сожалению, из всего этого гигантского перечня масок Мисимы режиссёр посчитал необходимым раскрыть лишь одну — и то, возможно, не самую основную: Мисима Вакамацу — это благородный интеллигент, заботящийся о благе своей страны настолько, что ничему другому в его жизни просто нет места. Вроде бы как в фильме даже есть какие-то побочные сюжетные линии, но они слишком фоновы и необязательно. Ни романтические привязанности Мисимы, ни его повседневное поведение не воспринимается как частью его личности: оно, скорее, служит дополнением его социальной борьбы. И это было бы даже логично, если бы не личность самого Юкио Мисимы: противоречивая, провокативная, яркая, театральная. Вдобавок жанр биографии подразумевает максимально полное раскрытие личности главного героя, и сводить всё лишь к одной её составляющей — это не очень правильно, в первую очередь по отношению к самой личности. Чарли Паркер — это не только наркотики и музыка, Юрий Гагарин — это не только полёты в космос, а Бонапарт — это не только колонизаторская политика. То же самое и с Юкио Мисимой: не только его личность, но и его деятельность намного шире, чем она показана в фильме.

Не играет на руку режиссёру и выбранный колорит: с одной стороны, «Финальная глава» — по-настоящему японский фильм… но не тот японский фильм, который нужен именно этому материалу. «Финальная глава», по сути, это тревога и безысходность на социальную тему, облеченная в форму медитации, тогда как личность Мисимы требует более динамичной и эмоционально насыщенной подачи. Он просто слишком патетично-медитативный, а это совершенно не то, что можно было бы отнести к личности Мисимы. Одна из составляющих, но далеко не единственная и вряд ли главная.

На фоне этого несовпадения формы и содержания остальные недостатки теряются: да и, в общем-то, они не столь существенны и являются лишь дополнением к основному. Можно было бы, конечно, покритиковать дискаст, но актёры при этом хорошо играют и соответствуют режиссерской концепции. А уж почему она такая — это вопрос явно не к актёрам, операторам и прочим…

У мужчины жажда стать красивее совсем иной природы, чем у женщины: у мужчины это всегда желание смерти. — Юкио Мисима.

Душа

Одиночество может быть состоянием естественным и искусственным. В его случае он в раннем детстве на долгие годы был изолирован от внешнего мира, от игр со сверстниками и находился под опекой своей бабушки — особы властной и истеричной, но вместе с тем тонкой ценительницы прекрасного. Изоляция зашла столь далеко, что он и говорить-то начал как женщина, с чувственными интонациями и долгими паузами. И впоследствии ему потребовались долгие усилия, чтобы почувствовать себя мужчиной.

Стремление к прекрасному стало его страстью. Но оно требовало мужества, ибо разве способна слабая воля не только слиться с прекрасным, но даже и приблизиться к нему? И чем прекраснее предмет вожделений, тем больше силы и мужества необходимо для его достижения. Если это так, то прекраснее всего смерть, потому что только её добровольное принятие требует от человека совершенного бесстрашия, мужества и силы духа. Прекрасная смерть как высший идеал и осуществление человеческой жизни — разве не это заветная мечта настоящего японца?

Но такая смерть требует долгой и тщательной подготовки. Недостаточно просто вспороть себе живот клинком для сёппуку или, скажем, спрыгнуть с крыши многоэтажного дома, как нельзя оказаться в конце пути, не пройдя его. Человеку необходимо успеть сделать важнейшие свои дела — причём основательно, без спешки, — чтобы душа его оказалась готовой встретиться со Смертью лицом к лицу. И в этом смысле вся наша жизнь есть только подготовка к этой встрече.

Прекрасное

Итак, прекрасное и смерть в неразрывном единстве. Но это лишь награда за долгие годы пребывания посреди хаоса, уродства и бессмысленности. За титаническое противостояние всему этому злу, окружающему нас с младенчества. За сохранение в душе неугасимого света прекрасной истины. Ведь прекрасное рождается и живёт лишь в нашем стремлении к нему — а значит, и безобразное имеет право на существование. Мы не сделались бы сильными и красивыми, если бы от природы не были слабы и уродливы, мы никогда не стали бы умны и красноречивы, если бы не наша врождённая глупость и косноязычие.

Ох, уж эта чувствительная душа поэта! Она изначально настроена на восприятие тончайших вибраций красоты, властно и неумолимо влекущей к себе, подчиняющей все помыслы, желания и поступки человека. И именно поэтическую душу сильнее всего ранит безобразная грубость жизни, её каждодневное, рутинное несоответствие идеалу красоты. Но и этого мало: настоящей пыткой поэта становится красота ускользающая, не дающая слиться с нею и растворяющаяся в воздухе обыденности подобно fata morgana.

Для человека, от которого красота ускользает, важнейшей задачей становится поиск кратчайших путей к ней. Именно отсюда рождаются стихи и романы, картины и скульптуры, пьесы и фильмы. Но не только. Красоте не чужды и человеческие занятия, считающиеся обычно уделом иных сфер — например, спорт, политика и война. Разве не красиво хорошо тренированное тело, выделяющееся рельефом каждого мускула? Или неукоснительная верность долгу служения императору? Или самурайский обычай самоубийства в тех ситуациях, когда дальнейшая жизнь несовместима со строго понимаемой честью? Японский писатель Юкио Мисима во всех этих явлениях искал и находил вечно ускользающую красоту.

Смерть

Трудно сказать, когда Мисиме пришла в голову идея объединить Красоту и Смерть — тогда ли, когда 19 августа 1945 года застрелился его кумир и духовный наставник Дзэммей Хасуда, или когда Мисима увлёкся идеями Фридриха Ницше, или когда он писал свой первый успешный роман «Золотой храм». Можно с уверенностью утверждать только то, что Мисима разочаровался и в литературе, и в культуризме (которому он посвятил несколько лет) как в надёжных способах встать рядом с Красотой. Его окончательный выбор пал на военно-политические традиции Японии — служение императору, честь воина и самурайскую верность долгу.

Замысел слиться в экстазе с Красотой в смерти посредством совершения харакири требовал долгой и тщательной подготовки. Прежде всего было необходимо вступить на путь воина, то есть стать самураем в собственном смысле. В 1966 году Мисима по собственному рассказу поставил короткометражный фильм «Патриотизм», в подробностях демонстрирующий ритуал сёппуку. В 1967 году он вступил в состав сил самообороны, сблизился с командующим и совершил полёт на истребителе Локхид Ф-104 Старфайтер. В 1968 году вышла в свет скандально известная пьеса Мисимы «Мой друг Гитлер» и под его патронажем появилась военизированная группа «Общество щита». И всё это — вехи избранного пути.

25 ноября 1970 года, под предлогом официального визита посетив вместе с самым верным своим последователем Масакацу Морита и ещё тремя членами «Общества щита» базу сухопутных войск сил самообороны в Итигая, Мисима, взяв в заложники командующего базой, с балкона его кабинета обратился к солдатам с призывом совершить государственный переворот. После неудачной речи, преимущественно проигнорированной слушателями, Мисима совершил сёппуку и был обезглавлен одним из своих сподвижников.

Жизнь

Душу поэта трудно понять. И ещё труднее понять и принять экстравагантные выходки поэта, которые окружающим кажутся в лучшем случае чудачествами, но для него самого, в контексте его мироощущения, это вполне обоснованные и здравые поступки. А ведь ключ-то есть к сердцу поэта, и ключ этот — красота…

О Юкио Мисиме говорили, писали и снимали не меньше, чем о других известных писателях. Но, к сожалению, мало кому удалось ухватить логику, приведшую его к эпатажному самоубийству. Не преуспели в этом и оба режиссёра, снявшие фильмы о жизни Мисимы — американец Пол Шредер («Мисима: Жизнь в четырёх главах») и японец Кодзи Вакамацу («Мисима: Финальная глава»). Американец показал всю жизнь Мисимы, с раннего детства, но сделал это обрывочно и набросками, так и не нащупав красной нити, какой неукоснительно следовал Мисима в своей жизни и деятельности. Японец сосредоточился на последних годах жизни своего знаменитого соотечественника и на его политических и дружеских контактах, но, как и предшественник, слишком большое внимание уделил внешним событиям и слишком малое — жизни души своего героя.

Картина Вакамацу лаконична, скупа на краски (зачастую даже слишком) и минималистична в декорациях. Её заключительный эпизод (собственно самоубийство) пронзителен и производит сильное впечатление — не в последнюю очередь благодаря музыкальному ряду, создающему контраст между лирическим настроением героя и отсутствием понимания его мотивов солдатами.

В целом, фильм как биографию писателя следует признать скорее неудачей, но как популяризацию личности одного из самых ярких, талантливых и своеобразных писателей послевоенной Японии нужно поставить в зачёт режиссёру. После «Объединённой Красной армии» это, наверное, самый сильный его фильм.