Вояж в Агатис (2010)

«Вояж в Агатис» стал третьим вышедшим в прокат фильмом Мэриена Дора, поскольку его дебют «Документальный мусор» целых 9 лет лежал на полке. Стоит сказать, что это самый доступный для массового зрителя фильм Дора, узнаваемо заимствующий мотивы «Нож в воде», дебюта Романа Полански, и морского триллера «Мёртвый штиль».

На этот раз Дора выбрал объектом рассмотрения странную семейную пару, которая знакомится с юными девушками и увлекает их в опасное путешествие, логической точкой которого будет смерть. Зритель и сам наверняка хоть раз слышал о таких людях, развлекающихся любовью втроём. А союз Рафаэля и Изабеллы интересен ещё тем, что это типичные отношения доминанта и жертвы. Причём оба героя по ходу действия раскрывают себя и как садистов, и как жертв. Рафаэль, например, жертва своих инстинктов, страстей, а Изабелла пользуется властью над мужем, по-женски умело воздействуя на его слабости. В конце концов, он делает только то, что хочет она, хоть и сам боится признаться в зависимости от жены.

Для этой пары сторонние девушки — лишь средство подстегнуть увядающие чувства, придать необходимой остроты их союзу. Они — мясо, хоть сами жертвы до поры не подозревают об этом.

Мэриен Дора не зря пригласил на роль Лизы Жанну Лизу Домбровски, игравшую годом ранее в «Связанной» авангардистки Марии Битти. Дора тоже интересует бдсм, только он смотрит вглубь, на психологию отношений, почти не включая в свой фильм какие-либо атрибуты. Лишь раз он позволит Лизе быть связанной, причём буквально, а вовсе не фигурально, как у Битти.

Дора по-своему тоже высказывается на тему мужского и женского начал. Он как бы вспоминает изначальный смысл инь и янь, важнейших элементов восточного космогенеза. Они противоположны друг другу, но именно их борьба даёт жизнь миру, гармонию природы и смысл человеческого бытия. Инь и янь неразлучны, как мужчина и женщина, жизнь и смерть, добро и зло. Дора очень любит играть на контрастах, на противопоставлении, как бы сообщая зрителю мысль о принятии мира таким, как он есть. И зло полезно, ибо без него не было бы добра. И смерть страшна только по сравнению с прелестью жизни.

Мужчина — тёмное начало, доминант-садист, а женщина — пассивная светлая сторона. Лиза же подобна зёрнышку, угодившему против двух жерновов. Её голос звучит за кадром даже после смерти её героини, как бы из толщи воды, из глубин Леты, знаменуя неисчезающую душу. Человек всегда на перепутье, между светом и тьмой, любовью и ненавистью, жизнью и смертью. У каждого пути есть конец, а у дороги — начало.

Режиссёр-экзистенциалист изображает Лизу в типичной пограничной ситуации. Ведь часто на пороге смерти человек впервые осознаёт себя живущим, и что жизнь — это цепь дорог и свобода выбора. «Человек обречён быть свободным», как писал Жан-Поль Сартр.

Спокойствие глади морской — антитеза вечно неспокойному человеку, море души которого омывают волны страсти. Захотев романтики, поверив в обещания Рафаэля, что он её любит, Лиза сама выбрала свой путь. Но только лишь на острове она впервые осознала свою ответственность за свои поступки, и что, поддавшись страсти, легко угодить в беду. Она поняла, что выхода нет, и что ей надлежит умереть, стать как бы агнцом для заклания, дабы умилостивить демонов душ Рафаэля и Изабеллы.

Дора не бесстрастно наблюдает. Он не желает отпускать Лизу в инобытие. Её голос исчезает лишь с последними кадрами фильма. А на фоне финальных титров бурлит океан, глубины которого скрывают грехи. Возможно, для природы нет особой разницы между жизнью и смертью отдельного человека, но Дора мужественно присутствует до самого конца, когда голос умирающего, уходящего во тьму, растворится в глубинах вод, и гладкая поверхность мироздания скроет ещё одну несчастную душу.

Вы никогда не задумывались, каково это — присутствовать при таинстве смерти? И как важно уходящему чувствовать, что он не один. Дора циничен, как и всякий врач, довольно наглядевшись в глаза смерти. Для него шоковые сцены вовсе не самоцель. Он борется со смертью так, как может, отображая хаос бытия и, самое главное, хаос в человеческих душах. Бессмысленность жизни порождает насилие, как акт отчаяния и проявление слабости. Напротив, стойкий человек выносит все тяготы, порой обретая ореол мученика. И именно Лиза, смирившаяся со своей судьбой, является в большей степени победителем, нежели безумная парочка, не могущая жить, не соприкасаясь со смертью. Порой в смирении гораздо больше силы, чем в отчаянной борьбе.

Фильмы Дора могут быть неприятными, отвратительными, его выводы неприемлемыми, но нельзя не отметить уникальное чувство стиля, полное соответствие содержания форме. В чём-то Дора идёт дальше Буттгерайта, заглядывая как бы за черту. В его кинематографе на равных соседствуют жизнь и смерть, насилие и любовь, вера и отчаяние. Он выбирает пограничные ситуации, отчуждает мир от человека, ведь перед смертью все мы одиноки. И в то же время не отпускает своих героев до самого конца. Ведь только единение людей, по экзистенциализму, способно одолеть бессмысленность и подарить надежду перед лицом пустоты.

7,5 из 10

Светоносных семинарий не кончал, путеводными рекомендациями не прирастал, врачебную практику получал — примерно так кратко, но емко мог представиться Мэриэн Дора, если бы захотел. Вероятность подобного желания невелика: выдающийся киноэкспериментатор, приверженец натуралистических ужасов годами поддерживает имидж призрака во плоти, информации о котором — мизер. Человек-загадка с десятком псевдонимов, из которых Дора лишь самый известный, предпочитает общаться языком своих лент. На широкую аудиторию философ экранизируемой смерти не ориентируется, его эклектизм до дурноты совершенен, отшлифован поэтически тонким инструментарием, и не рассчитан на скорое понимание. Эстетствующий авангард, для которого привычное дело разделка трупов, картины разложения, потрошение животных, рвота, дефекации, изощренные убийства и жестокий секс, не ограничивает никого в трактовках творений. На счету немецкого режиссера-инкогнито немало специфических достижений, признаваемых ценителями жанра, и одно из стержневых — превращение человека в звероподобное создание, одержимое причинением боли.

С точки зрения заложенных смыслов, «Вояж в Агатис» — не самое переусложненное произведение Дора, скромно притулившееся за эпохальной в своем роде «Меланхолией ангелов». Мэриэн задействует достаточно популярный, благодаря «Ножу в воде» и «Мертвому омуту», сюжет противостояния трех человек в герметичном пространстве, печальный исход которого отнюдь не завуалирован. И если Полански с Нойсом добавляли в компанию к эксцентричной паре юношу, то выбор Дора пал на стройную, не по годам развитую девушку-блондинку. Юная Лиза прельстилась приглашением покататься на яхте в приятной компании Рафаэля и Изабеллы, и, конечно, предположить не могла, какой окажется действительность. Тройственная дуэль, если кто-то ее ожидал, не состоялась, но преподнесенное с толикой сокровенности чистилище на лоне райских ландшафтов, пропитанное мистически завораживающим флером — полновесная компенсация.

Можно счесть происходящее игрищами, практикуемые любителями БДСМ, либо ироничным приветом постановщика венесуэльской коллеге Марии Битти, но очевидна продуманность импровизированного обращения. Традиционные для ходячей киностудии Дора детали: плавающие куклы, блевотина, изувеченные жертвы и экстремально крупные планы — заполняют и определяют нутро картины. Вкрадчивый женский голос налаживает доверительный контакт, предлагая воспринимать события фильма актом неизбежности. Приберегая основные примочки на заключительную двадцатиминутку, режиссер пестует уникальную интригу: кто из живодерской парочки садист, а кто мазохист? Представление Рафаэля как воплощения вселенского зла недалеко от сути, но Изабелла, достигающая пульсирующего оргазма от глумлений мужа над девчонкой, достойная единомышленница. Боль как невыносимое и одновременно желанное явление эксплуатируется Дора с тонкостью спицы, забравшейся под кожу. В смерти немец упоения не ищет, она для него вышколенный душеприказчик, требующий соблюдения сроков. И пока не пришел их черед, воспаленное сознание хищников доходит до предельной глубины властолюбия.

Для ленты своего жанра «Вояж в Агатис» отличается спокойным повествованием. Безмятежное море противопоставляется вспыхивающей гейзерами извращенной страсти земле, ограниченной палубой яхты. За ангельски прекрасную Лизу, угодившую в лапы гротескных маньяков, рвется сердце, но, если вдуматься, девушка мало чем отличается от выловленной Рафаэлем голотурии. Разделка морского огурца с акцентированно показанными кишками — стопорящая метафора никчемности жизни, оказывающейся в чужих руках. Впрочем, только ли плененной девушке уготована зловещая судьба? Упоительное ремесло режиссера, укладывающееся в специфическую парадигму, заставляет признать право на подобные взгляды, ибо ни одно существо на планете не достигло таких высот в уничтожении себе подобных, как человек. В отличие от однополчанина по некрореализму Буттгерайта, Дора не увлекается статистикой безвременно ушедших, предпочитая идти по стезе ужасающего наслаждения. Исход «Вояжа» очевиден с открывающей сцены разрезания девушке «улыбки Глазго», и не он является целью немецкого созерцателя.

Если в предыдущих картинах проглядывались христианские мотивы, то смертельная игра на белоснежной палубе — безальтернативное творение рук человеческих. Удивительно, как, не питая трепетной любви к господствующему виду, Мэриэн Дора отмечает его изобретательность. Бессмысленно подозревать режиссера в претенциозной инсталляции мучений, когда она имеет под собой осязаемую платформу. Где-то глубоко внутри человека сидит зачаток разрушения, которому, как ни странно, знакомо прекрасное. Ведомые этим чувством истязатели предпочитают плотские утехи средневековому слому воли. И во имя этого дарится иллюзия свободы, хотя бежать некуда. Все мысли, движения и поступки направлены на приближение соития клинка с телом как опустошающей аллегории личностного разрушения. Дора неведома жалость и не по вкусу компромиссы. Свое представление об индивидууме он давно сформулировал, и для смакования подробностей толпа любопытствующих ему ни к чему.

«Вояж в Агатис» — история нестандартной семейной пары, которые ищут и быстро находят любопытную жертву. Жертва очарована одним только взглядом зрелого негодяя у которого на ее счет уже составлены планы. И жаль, что наивная жертва не о чем не догадывается с самого начала. Казалось бы, что может быть странного в том, чтобы принять предложение незнакомца покататься на шикарной яхте?

И действительно, все складывается как нельзя лучше. Поначалу. До тех пор, пока в пленительном взгляде незнакомца уже не присутствует что-то притягательное. Скорее теперь этот взгляд вселяет страх. Но уже слишком поздно думать и анализировать происходящее, потому что вокруг лишь вода и это означает, что остается лишь покорно подчиняться прихотям своего мучителя. Другого выхода нет. Сбежать с яхты не представляется возможным. Садист пользуется этим положением.

Лизу — юную жертву приводит в шок пожелание садиста видеть ее тело абсолютно нагим на палубе и она отчаянно сопротивляется. Только опытный Рафаэль знает, где находятся те самые болевые точки на которые можно с легкостью надавить, чтобы все прихоти были исполнены в точности. И теперь, тело Лизы полностью в его власти. Он насилует, издевается и получает колоссальное удовольствие. Классический сценарий, когда из объекта вожделения и страсти, мужчина вдруг превращается в свирепого, жестокого зверя, которому чуждо что-либо человеческое.

И все же, жертве дается шанс выжить. Но увы, это не совпадает с планами Рафаэля и Изабеллы. Все завершается тем, чем и должно было завершиться. Но гораздо приятнее было растянуть это удовольствие. Ведь в этом и заключается вся суть садизма.

8 из 10

Влажная нагота неидеального женского тела, жаждущего и призывающего к плотскому девиантному совокуплению. Тело, чья невинность столь же сомнительна, сколь и греховна. Тело, источающее аромат грязной похоти и булькающееся в волнах соленого моря. Боль как высший путь получения экстатического наслаждения, садистская иррумация колюще-режущими предметами, кинжал, орально насилующий горло и Рафаэль как Демон Ада доминирующий над своими рабынями. Обычный морской уикенд на яхте, превратившийся в нескончаемый кошмар, в котором Танатос и Эрос сливаются в галлюциногенном танце смерти под аккомпанемент кровавого оргазма и сердечного ритма. Финал любви, перешедшей рамки.

Четвертая по счету полнометражная режиссерская работа немца Мэриэна Дора, поставившего известные лишь в андеграундных зрительских кругах фильмы «Каннибал» и «Меланхолия ангелов», фильм «Вояж в Агатис» 2010 года, успешно представленный на одном из европейских хоррор-фестивалей, лишь утвердила мнение некоторых специалистов, что данный режиссер стал не только продолжателем традиций Пьера Паоло Пазолини и Йорга Буттгерайта, но и во многом превзошел их достижения на поприще экстремального кинонатурализма. Будучи режиссером категории «инкогнито»(интервью Мэриэн Дора почти не дает, лица его не видел никто из страждущих и по сути он стал мифом мирового андеграунда), Мэриэн Дора тем не менее вхож в круги многих знаменитых хоррор-мастеров, таких, как Руджеро Деодато, Дарио Ардженто и Дэвид Хесс, однако эпатажность его предыдущих работ оттолкнула от него ранее сотрудничавших с ним и как актеров, и как продюсеров Карстена Фрэнка и Виктора Брэндла(между прочим, когда-то бывших и друзьями достопочтенного режиссера), потому над «Вояжем в Агатис» работали совершенно иные и не лишенные смелости актеры Томас Герш(новый фаворит Дора, сейчас занятый в новелле этого режиссера в «Комнате душ» и в его следующем проекте «Рак») в роли инфернального Рафаэля, Жанна Лиза Домбровски и Татьяна Мюллер, причем все трое главных героев кажутся не более чем метафорическими фантомами режиссера, воплощая в себе множественные человеческие пороки и наказывая себя путем садистского либертинажа.

Воспринимать фильм буквально при всей его сюжетной антропоморфности не следует, ибо фильм во многом напоминает кошмарный сюрреалистичный сон, усиленный фрейдизмом и десадовской атмосферой. «Вояж в Агатис» сродни путешествию в Ад, в самые потаенные уголки сознания; зритель идентифицируется как с доминантным маньяком, так и с жертвами, чья виктимность предопределена. Впрочем, финал оставляет весьма двойственные ощущения недосказанности и усиливает фантомность камерного садистского мира, созданного герром Дора.

«Вояж в Агатис» жанрово сочетает в себе элементы типичного морского триллера a la «Мертвый штиль», порнографическо-психопатологической драмы и пыточного порно, тошнотворная натуралистичность визуальной непереносимости которого вполне заставит нервно курить в сторонке и Буттгерайта, и Тамакичи Анару. Мэриэн Дора, выступающий в своих фильмах и как оператор, буквально наслаждается сценами насилия, до невозможности их эстетизируя.

За создание гнетущей атмосферы в фильме отвечает саундтрек, созданный группой Transmitted Dreams, обволакивающий ленту ощущением депрессии и приближающейся смерти.

Всем поклонникам экстремального кинематографа и немецких андеграундных ужасов я рекомендую этот фильм. Слабонервным и лицам, не достигшим хотя бы 18 лет просмотр «Вояжа в Агатис» строго запрещен.

7 из 10