Шуга (2007)

Пятый фильм Дарежана Омирбаева лучше всего подходит под определение экзистенциальной притчи, чему не мешает ни антураж двух крупнейших городов Казахстана (в фильме так же мелькает Париж), ни социальные — политические нюансы призванные осовременить фильм, сделав его ближе к зрителю. «Шуга» непременно расставит все по местам, отделяя современные детали и выдвигая на передний план повествовательное ядро, где в замен насыщенности произведения Толстого приходит томительная густота атмосферы Омирбаева. Она то и создает особую эстетику фильма, вникнув в которую почти невесомый сюжет обрастает массой и объемом, наполняя фильм элементами, складывающими в подсознании особую картину выдуманного режиссером мира.

Что отделяет «Шугу», равно как и другие картины Дарежана Омирбаева, от прочих лент казахстанского кинематографа, так это то, что содержательный остов фильма, его экспозиция, завязка, действие, кульминация, развязка, эпилог неотделимы от авторского стиля, наполненного образами разного сорта, как явными и в чем-то эксплуатирующими, так и чисто кинематографическими. К первым относятся несколько четких набросков о социуме, отношениях, временах и нравах, вроде детей воспитанных телевизором, бандитских методов казахстанской элиты (без которых в отечественном кинематографе никуда), цветущих и завядших цветах, и даже иллюстрациях творческого дара в виде перманентной любви к фотографии (на экране показан, возможно, первый казахстанский тру-хипстер в каноничном смысле слова). Образы эти контрастны и во многом оставляют ощущение провинциальности граничащей с дурным вкусом. Тогда как вторые, исключительно кинематографические оттеночные зарисовки производят довольно приятное невербальное послевкусие, навивая сюрреалистические ощущения иллюзии, сказки и дурного сна идеально подходящего атмосфере произведения, будь то, к примеру, сцена со школьниками у подъезда, зеленый свет светофора, цикличность смерти и рождения, сцена с дверьми. В данном случае особо примечателен эротический эпизод с улитками, изображенными на экране телевизора. Нечто подобное режиссер проделывал в своем последнем фильме «Студент» превращая образ из телевизора в маяк направляющий к интересной аллегорий (убийство Кеннеди).

В целом фильм производит странное впечатление. Погружая зрителя тяжёлой недоброй аурой в полной мере передающей атмосферу депрессивного кошмара, фильм все же теряет привлекательность разбавленными трафаретными персонажами, фальшивыми мизансценами (на которые можно закрыть глаза) и махинацией образов. Но, все же, главный минус фильма, это именно стиль, о котором режиссер говорит и которому уделяет больше всего внимания.

На мой взгляд, ошибкой было то, что переосмысляя «Анну Каренину» Д. Омирбаев не рискнул переосмыслить и способ изложения материала (этим же, к слову, страдает и «Студент»). Методы рассказа истории пунктирно, аскетично, бесстрастно и бесчувственно, родом из Брессоновской эпохи 60—70-х годов, работают в фильме хорошо. Однако, отсутствие развития манеры подачи, лишенной качественного скачка, превращает стилизацию в хождение по накатанной, используя одни и те же приемы и порой копируя самого себя. Для переосмысленной классики, не дублирующей книгу, но используя ее лишь как основу для своего произведения, форма работает отменно, пусть и слегка отдавая самодеятельностью. Но нет в ней изобретательности, нет нового дыхания, есть лишь единый формат, где даже реминисценции с Брессоном больше напоминают копипаст чем осмысленную отсылку. Как бы Омирбаев не старался сделать фильм «классическим» по форме и «современной» по содержанию, он терпит неудачу, оставаясь на плаву как режиссер обладающий вкусом, но проигрывая в поставленной фильмом сверхзадаче.

Другие трибьюты классике, к примеру, фильм «Артист» или «Кирпич» Райана Джонсона так же использовали архаичные методы художественной выразительности, и даже возвели их в культ, создавая на их основе невероятно живые и стильные произведения минимальными средствами художественной выразительности. «Шуга» тоже своего рода трибьют, как минимум стилистический, однако отдает он не глотком свежего воздуха, как упомянутые фильмы, а лишь небрежным запахом нафталина и стариной.