Мой брат — единственный ребенок в семье (2007)

В этом фильме происходит уже привычное сращивание частной жизни с историческими событиями в жизни целой страны. И верно: у итальянцев всегда был повод побузить и поискать правды, шарахаясь от красных знамён коммунистических демонстраций к коричневым рубахам марширующих фашистских колонн.

Только Дниэле Лучетте лукавит, называя фильм в пользу одного из братьев, отчасти создавая настоящую головоломку поисками того, кто из двух братьев и почему, объявлен единственным ребёнком в семье. Не выйдет. Их колобродство — всего лишь приключенческо-авантюрный фон, прикрывающий ироничный взгляд на политический портрет Италии середины прошлого столетия.

Бурное вступление обманчиво. Вся соль — в новичке, Витторио Эманулэле Пропизио, ворвавшемся вихрем самоуверенного нахальства, самоутверждаясь за счет многочисленных сценарных шалостей короткого дебюта. Отъезд в семинарию и недолгое в ней пребывание заканчиваются эффектным кризисом веры, возвращающим мальчишку в лоно ветхих домашних стен. Это общее место фильма — молодой Ацио, как быстро принимает решения, так столь же стремительно меняет их на другие.

Впрочем, очень скоро, повзрослев и получив лицо Элио Джермано, Ацио потяжелел и утратил стремительность, а с ними и шарм непредсказуемой легкости, который создал его предшественник, успевший своим героем, не отпустив усов, в пику брату, сдружиться с неонацистами.

Вместо детских забав, прибавивший в годах юноша, стал метаться между партийными обязанностями и долгом перед членами своей семьи, пересекаясь путями с братом-коммунистом и его бескомпромиссной классовой борьбой, сдобренной романтикой светлых чувств, стихийным криминалом и развенчанием вчерашних идей.

Пропагандистскую пену политических посиделок сдувает сатирический выдох насмешки над партийным строительством: пока сыновья сжигали себя в пустом словоблудии, мать, вступив в партию строительства домов, возводит настоящие стены их нового жилья.

Правоты нет ни у того, ни у другого, но, переживая крах веры, каждый из них находит свой выход, счастливый для одного и губительный для другого. Наступает время драматизировать, но подверстанный под это детектив окрашен блёклыми красками прозрачного обмана, делающими размытым, хоть и неожиданный, но слишком уж расчётливый финал.

Что ж: улыбнулись, слушая Бетховена под речитатив коммунистических речей; посмотрели на тень Дуче с рогами от блудливой жены, увидели, на что разменивается жизнь и какой у неё конец или продолжение — будущее: политика, как всемирный потоп — спасутся не все, но некоторые все равно выплывут. Об этом можно было бы снять какую-нибудь размашистую антологию, а вот итальянцы создали фильм о семье. Разве можно было ждать от них чего-то иного?