Kolahi Baraye Baran (2007)

Наргиз — отличница факультета теологии в городе Мешхед, что находится Иране. Она получает обольстительное предложение стать преподователем теологии в МГУ, что находится в городе Москва, где она уже когда-то стажировалась как студентка. В этом время ее мама буквально вянет на глазах в Тегеране. Никто кроме Наргиз не может справиться с тяжелой работой сиделки. Что делать?

Иранское кино, если это не фильмы Асгара Фархади, — пожалуй, самое нудное кино в мире. Тем оно — прекрасно. Его мало, маловато в общем потоке. И это его спасает. Когда все «авторы» бегут в одну сторону — на край Вселенной, тот единственный, кто не бежит, а ковыряется в носу — уже вызывает любопытство.

Иногда кто-то бежит, не как все, а наискосок. Как Гай Мэддин, Бела Тарр, Уэс Андерсон или Олег Мавромати: на северо-запад или на юго-запад через северо-восток. Бежит к эстетическим пределам искусства, иранцы же тихо плетутся обратно — в кишлак, к огоньку семейного очага. На кинофестивале у всех с утра до вечера — или декаданс или авангард, а у персов — простой как три рубля аналог фильма «Алеша Птицин вырабатывает характер». Эта игра на контрасте невольно подкупает.

Картина «Колыбель для матери» выстроена вокруг проблемы нравственного выбора. У умницы Наргиз появился шанс после многих лет трудной учебы сделать карьерный скачок. Ее приглашают на должность преподавателя исламской теологии в МГУ. Каково! Редчайшая вакансия! В это время у дома в Тегеране начинает умирать мама. Наргиз, разрывается между Мешхедом, который подгоняет ее к отъезду в МГУ, и Тегераном, где маме все хуже и хуже. Мечется между университетом и родительским домом. Она, несмотря на все усилия, не может пристроить маму в надежные руки. Ни одна из пяти сиделок не может справиться с работой. Кто-то недоволен зарплатой. Кто-то не желает лечить пролежни. Кто-то не хочет совершать намаз. Брат Наргиз сгорел на работе и желает отдать маму в дом престарелых. Нелюбимый жених путается под ногами. Кафедра требует, МГУ негодует. Муха ползет по стеклу. Место вакантно и ничего поделать нельзя. Мама страдает, а помочь ей во всей Персии никто не в силах. Кроме Наргиз.

Картина снята в живописной, хотя и консервативной манере. Много вертикальных и горизонтальных панорам. Все ровненько. Оператор Мохаммад Ахмади упивается мозаикой Мешхеда, целомудренной (но лукавой) нежностью курсисток, полями подсолнухов до такой степени, что кажется, что идея фильма здесь вторична. В кадре поперек сюжета бежит ручеек любви. Что-то вроде: Нарцисс Мешхеда — режиссер любил Наргиз — царицу Юга. Она была его «супруга». Был Резаи в нее влюблен. В краю, где пальмы и лимон, где грудь цветущая упруга, нарцисс Мешхеда, режиссер, любил Наргиз царицу Юга.