Я помню (2005)

Дебют Эдгара Наварро в большом кино состоялся с большим опозданием, так что ему пришлось, минуя ранние фантазии, сразу приступить к воспоминаниям, оглядывая большую жизнь взглядом возмужавшего мальчика, прошедшего сквозь времена и годы, отмеченные историческими достижениями и гражданскими катаклизмами, близостью любви и зовом тела, которого не смущается главный герой.

Создавая широкоохватное полотно, бразильский режиссёр следует в русле школы итальянских мастеров, умело разворачивая панораму общественно-политического подъёма и научно-технического прогресса в связи с ростом и становлением личности связующего эпохальные события ребёнка, проходящего стадии морально-нравственного и полового созревания в безудержном стремлении постичь семью, общество и себя.

Противоречивые отношения родителей, наглядный пример старшего брата, опыты школьных товарищей и эксперименты друзей, субъективная вера старшей сестры, вместе с проходящими через дом соседями и роднёй, набегают волной разных воспоминаний, пробегающих волнением и обидой, взрывом пылкого гнева или сбивающего с ног оргазма, выносящего подростка из покоя детского сна.

Половое созревание главного героя происходит в параллели с ростом его самосознания на фоне разворачивающейся военной диктатуры и растущего протеста, охватывающего непокорную молодёжь, погружающуюся в глубины самосознания, подстёгивая разум действием дурмана, проливающего свет на ценности её бытия.

В масштабном развороте времени режиссёр неравномерно распределяет значение и ценность ролей, концентрируя внимание на семье Гильермо (Гига) и заметно ослабляя его в примыкающем круге мелькающих лиц, скрупулёзно подстраивая визуальную эстетику съёмочного пространства под эмоциональный настрой событий, в свою очередь, совмещая их с музыкальным ритмом многоликого саундтрека, доказывая, что он неплохо усвоил итальянский урок.

При этом Наварро, вызывающе рискуя, в интимных сценах выходит за рамки европейских приличий относительно сексуальности ребёнка, демонстративно выставленной в паре акцентировано выделенных режиссёром откровенных сцен, из которых едва ли допустимый по нынешним временам детский эротизм перерастает в сдержанную психохимию наркотических видений, отражая жаркий темперамент жителей бразильской провинции Баия, чьё правительство оплатило свободу рук режиссёра, успешно подделывающего эпический почерк Бертолуччи и Торнаторе, цепляясь за мотивы Братьев Тавиани в конфликте деспотичного отца и бунтующего сына, придавая такому подражанию своеобразие национального колорита, включающего, очевидно и либеральность нравов, которые, местами уже давно легли под запрет.