Смерть господина Лазареску (2005)

Удивительно, но факт, что, когда смотришь первый хит Кристи Пую «Смерть господина Лазареску» после «Мальмкрога», тебе открываются многие неочевидные рифмы в творчестве этого румынского мастера. На первый взгляд, эти картины непохожи: изысканный, аристократический маньеризм «Мальмкрога», его высоколобые беседы и реалистическая приземленность «Лазареску», граничащая с натурализмом и «Догмой 95». Однако, въедливый зритель обнаружит в обеих картинах (как, впрочем, и в «Авроре», и «Сьераневаде») особую режиссерскую метафизику Пую, которую можно определить, как изображение краха рационалистических методов постижения реальности при столкновении с иррациональным.

В «Смерти господина Лазареску» это иррациональное — человеческое умирание, которое медицинская наука пытается постичь, осмыслить и разложить по полочкам, но в результате своих усилий терпит фиаско. Автор этих строк не склонен полагать, что эта лента Пую, как, к примеру, «Аритмия» Хлебникова несет в себе разоблачительный антибюрократический пафос, показывая работу медиков в экстремальных условиях. Сам гротеск ситуации, когда пациента при смерти возят по больницам (а это кстати лишь полтора часа экранного времени при продолжительности фильма в два с половиной часа), использован постановщиком с нарочитыми библейскими коннотациями — перед нами именно мытарства души после смерти (многие критики писали о значимости имен в фильме: имя Лазареску «Данте», фамилия медсестры, которая его возит, «Абрам», доктор, который будет его оперировать «Ангел», потому не будем углубляться в то, что и так изучено).

Пую создает своего рода кинороман, который ощутимо делится на части — до путешествий по больницам и после. Первая часть менее кинематографична и увлекательна, чем вторая, она нужна, чтобы подчеркнуть одиночество старого человека почти в беккетовско-метафорическом духе: герой бродит по квартире в ожидании «скорой», будто душа бьется в теле, мечтая из него выйти. В своей квартире он — не хозяин, здесь живут еще и кошки, потому дом с его мебелью и обстановкой позднего социализма — в таком запустении. Лазареску болеет, его тело запущено, как и его жилище, в нем нет порядка, оно разлагается, умирает. Евгений Майзель в своей давней статье для «Искусства кино» написал применительно к этому фильму словосочетание «повседневность небытия», и это очень точно.

Разрушительная работа смерти показана Пую во всей ее беспощадной антигероической будничности, как вирус, болезнь, уничтожающая тело и душу (важно, что Лазареску постепенно теряет способность к осмысленной коммуникации). Можно сказать, что Пую показывает, как иррациональность смерти постепенно вползает в видимо рационализированный мир и разрушает его изнутри. Потому так важны в фильме эпизоды с участием медработников, олицетворяющих собой науку, разум, который все объяснит, диагностирует, вылечит, и все будет хорошо. Бесчеловечность, усталость, «черный» юмор показанных в фильме медиков, опутанных еще к тому же бюрократическими проволочками и бумажной работой (а что такое бюрократия — если не стремление к сверхупорядочиванию, как писал Макс Вебер?), вовсе не обличаются Пую.

Более того в большинстве своем его персонажи-медики делают все возможное, чтобы помочь Лазареску, а больницы в фильме выглядят настоящей военной передовой, где не ему одному нужна помощь. Сам режиссер писал, что его задачей было во многом демифологизировать тот образ «скорой помощи», который создавался в одноименном сериале с Джорджем Клуни, где все делается быстро, эффективно и без проволочек. Даже не важно, что так просто не бывает, и Пую стремился показать голую реальность, как мы видим, в «Смерти господина Лазареску» кроме символизма имен скрыта еще и сложная метафорика расвоплощения, умирания, картина по большому счету показывает тщетные попытки остановить разложение телесного организма, бессилие науки (прежде всего медицины) победить смерть.

По этой причине можно смело сказать, что «Смерть господина Лазареску» — не бытовая драма о бюрократии, не социальный срез румынского общества, а сложно выстроенная история, наполненная философским и религиозным символизмом, о таком же крушении человеческих начинаний и самой человеческой цивилизации, как это было показано в «Мальмкроге». Ведь что такое наша цивилизация как не попытка рациональными средствами обуздать иррациональное в наших душах и телах и самом мире? Ведь почти любая серьезная болезнь — это агент смерти, который в любой миг может отправить человека на тот свет. А наш мир, не говоря уже о наших душах и телах, отравленных всевозможными вирусами, болен идеологиями, человеконенавистническими теориями, всевозможными социальными и политическими девиациями, с которыми мы все боремся (а порой и нет, идя у них на поводу, чем убиваем самих себя) средствами разума и науки, других средств у нас нет. Кристи Пую вовсе не утверждает своим фильмом, что не надо бороться со смертью, болезнью, злом в теле и душе, просто надо всегда понимать, что в масштабах всей цивилизации мы все равно проиграем, ибо и всем нам и нашей цивилизации рано или поздно придет конец.

Самый же страшный вывод «Смерти господина Лазареску» состоит в том, и режиссер это показывает на протяжении всей картины, что иррациональное всегда сильнее разума, ибо то, что непонятно, непостижимо действует в нас и всячески ускользает от диагноза и прочих определений, не может быть обезврежено, пока не уместится в рациональные рамки, пока не объяснится, но именно это и невозможно, ибо объясненное иррациональное — уже не иррациональное, и разум человеческий не всесилен, чтобы полностью обуздать то, что он понять не в состоянии.

«Смерть господина Лазареску» — фильм, открывший дорогу обожаемой кинокритиками и киноведами новой румынской волне, зарождение которой с последующими фильмами таких режиссёров, как Пую, Мунджиу, Порубмойю, Немеску, Жуде и ещё множеством чуть менее известных лиц, занятые и увлечённые персонажи смогли лицезреть воочию. В 2006 году бриллианту, продемонстрированному в программе «Особый взгляд» Каннского кинофестиваля, мало кто предрекал судьбу родоначальника целой киноведческой главы, однако румыны оказались ещё теми любителями свободы, принявшись превращать социальную разруху в романтическое путешествие по окраинам, постоянно сопряжённое с моральны-этическим триллером.

По большому толку-то в работе Кристи Пую ничего резонансного и ключевого не происходит. В ней нет героев, нет характеров, нет поступков. Ответственность/безответственность врачей далека от героизма/низости. Маршруты освещены только лампочкой в движущейся машине скорой помощи, а локации в своей идентичности представляют как будто бы одно-единственное комплексное здание с разносторонними входами. Сам господин Лазареску величав только в сочетании слова «господин» и своей чудодейственной фамилии. Такая простота жизни, кажется, должна вгонять в неизбежную тоску, особенно с тождественностью российского убежища, однако за передвижениями «маленького человека» в искусстве кино всегда было гораздо интереснее, поскольку он находился у подножия лестницы вверх. Комичность же и глубокое внимание к господину Лазареску заключается в том, что зрителю интересна его судьба в рамке отражения ситуации — умрёт этот человек или нет.

Это и есть главный парадокс фильма. При всём своём хронометраже, от чередования каталок, коек и инвалидных кресел просто невозможно отвернуться. Кажется, что социальная разруха, оставленная после себя коммунистическими варварами, должна вгонять в депрессию, а загнивающий в реальном времени господин и вовсе должен вызывать непримиримое отторжение подобной жизни, однако в данной ленте весь этот антураж не имеет никакого значения. Если описывать картину отрицанием через «не», то Пую не стремится к нравоучениям, не иллюстрирует социальную пропасть, не просит, не требует и не стремится к немедленному решению накопившихся проблем, не залезает в душу человека и не демонстрирует все его уровни характеров, от долга до боязни ответственности, от саморазрушения до причастности к судьбе ближнего. Из трёх слов названия ленты остается лишь одно — слово «смерть», которое вероятно найдёт своё применение за кадром, если два других слова против него не выйдут побороться. Только медленное, исключительно глупое и даже немного преступно комичное, постепенное, в режиме реального времени, угасание человека. Всё, из чего состоит эта картина.

Документальная съёмка нынче напоминает ведение блога и как нельзя кстати помогает наблюдать за медленным превращением покоящегося человека, самостоятельно разрушившего себя, в покойника. Камера как будто не знает, что будет происходить в следующий момент фильма, дёргаясь и перестраиваясь на персонажа действующего говорящего. Зрителю предлагается прожить смерть, и эта метафора так и останется единственной в фильме, каждая секунда видеосъёмки которого старается ухватить побольше последних дыханий.

Финал Пую оставляет открытым, даже несмотря на то, что итог всем ясен. Неразличимо только время его наступления, о чём до отвратительного приходиться задумываться.

24.6.2019

Данный румынский фильм вроде как входит чуть ли не в пятёрку лучших арт-хаусных фильмов всех времён и народов. Заслуженно ли это? Попробуем немного разобраться. В картине, на мой взгляд, есть заметные недостатки и явные плюсы.

Сначала о минусах. Первый — картина крайне затянута (2 с половиной часа!), местами становится просто нудной и до боли напоминает «Простые вещи». Второй — постановка. Режиссёр явно пришёл из документального кино, и картина у него получилась какая-то полудокументальная, а на этом материале можно было бы сделать конфетку. К тому же фильм выглядит как снятый за три копейки на коленке и куда ушёл заявленный аж в 500 тысяч долларов бюджет — науке неизвестно.

Плюсы — конечно задумка и сценарий — вот тут чисто на пять баллов — весь этот медицинский и околомедицинский дурдом показан прекрасно (знаком с вопросом изнутри). И типажи очень колоритные, особенно врач на томографе и парочка врачей-уродов из третьей по счёту больницы. По поводу замечательных отсылок к «Божественной комедии» (фраза «Позови Вирджила, пусть он отвезёт его к Ангелу» ставит все точки над Ё) здесь уже писали, поэтому повторяться не буду, единственное, хочу отметить, что в Румынии действительно существует фамилия Ангел. Разнообразных отсылок в картине на самом деле очень много, кому интересно — можете заняться на досуге.

В итоге: мне не очень понятно попадание данного фильма в пятёрку арт-хаусных шедевров, но посмотреть его стоит, особенно и прежде всего врачам.

7 из 10

Фильм Кристи Пую «Смерть господина Лазареску» и на первый и на второй взгляд равно кошмарит узнаванием абсолютно родных реалий, во всей их ужасающе-будничной, подчас трагикомической, неприглядности: тот же неуют одинокой старости, тот же бардак с вызовом Скорой, та же «предельно ненавязчивая» бесплатная медицина с унылой безнадегой приемных покоев дежурных больниц… Словно документальное расследование, снятое скрытой камерой, — без сколько-нибудь заметной актерской игры, сложносочиненных, образов и особенных сюжетных коллизий — фильм обжигает достоверностью и вызывает переживания и размышления глубоко экзистенциальные. О старости, о боли, о смерти. О праве на выбор…

«Старость — невежество бога», — говорила Фаина Раневская, и мне все сложнее уводить эту мысль за скобки, думая о том, что нет иного пути к Точке Ухода (разве что Возница Смерти явится раньше, чем тяжелая болезнь и немощь). Мы живем так, словно в запасе вечность. Но рано или поздно каждому суждено принять предательство собственного разрушающегося тела, когда оно из ранга мучительной констатации переходит к констатации безучастной…

Один на один со своей болью, дурным запахом, одиночеством и упрямством, с навязчивыми мыслями, беспорядочными воспоминаниями и последними привязанностями переживает г-н Лазареску «бардо умирания», пересекая «территории перехода», населенные персональными демонами. Уж не встречи ли с ними запивает он с завидной регулярностью своей домашней настойкой?

Современное прагматичное общество не очень-то благодарно своим старикам, оно отторгает и выплевывает их, избавляясь, таким образом, от «лишнего балласта», пусть и не так радикально, как в Древней Спарте, Тибете или Японии. В Спарте стариков сбрасывали со скалы, в Тибете — навсегда выставляли за порог, а в Японии уносили в горы и сдавали «с рук на руки» смерти (вспомним «Легенду о Нараяме»). Критический возраст — 60лет. Данте Лазареску 62. Он одинок, серьезно болен и вот-вот пустится в свой последний путь в долгую Бухарестскую ночь, (сокрушаясь об участи любимых кошек). Так что у нас тоже сбрасывают стариков со скалы … забвения (если не повезет с любящими родными).

Эгоизму молодости старики неудобны, они часто мешают, они бывают «почти неприличны» со своими болячками, запахами, капризами, неконтролируемым «моветоном», беспомощностью и упрямством. Как в романе Адольфо Биой Касареса «Дневник войны со свиньями», где стариков просто… забивали или отстреливали. От отвращения и страха заразиться… старостью. Однако всем придется как-то «вписываться» в переходную (на тот свет) пору со всеми ее неудобствами и тяжеловесными атрибутами. Помним ли мы об этом?

Мир не становится лучше. В нем что-то отчаянно не так, какой-то базовый фундаментальный изъян. (Материя, «отягощенная злом»?) 2000 лет Христианства не слишком-то изменили нас в лучшую сторону, — людям по-прежнему не хватает любви (в общечеловеческом смысле этого слова): когда душа с душою говорит, а не профессиональный медицинский цинизм. Это — так…, сегодняшние ремарки по ходу очередного просмотра.

Что до Кристи Пую, то он никого не судит, не морализаторствует и не ищет инфернального зла, там, где его нет. Он просто отражает, делая это с таким сочувствием и пониманием, что одиссея ночных скитаний Данте Лазареску не выглядит душераздирающей-драмой-навзрыд, все в ней — как в жизни. А жизнь — не античная трагедия, не сплошной «гиньоль в горячем цеху» (ну, разве что время от времени). Она скорее Чей-То не слишком приличный анекдот или Черная Комедия в постановке Некоего Запредельного Режиссера с Той стороны. Не оттого ли даже в самые тяжкие момент мы способны «петь, там, где положено выть»?

Фильм начинается с того, что Данте Лазареску — в меру неряшливый, упрямый и вздорный, но не утративший интеллигентности одинокий пенсионер (единственная радость которого — кошки, да «стаканчик-другой самодельной настойки каждый день) звонит в Скорую Помощь. Он долго терпел мучительную боль (не подозревая о том, что печень его готова взорваться), и теперь готов лечь в больницу. Там мы и увидим его в последний раз — после многочасовых мытарств, в предоперационном покое, голого и беззащитного, уже без сознания, на больничной каталке, с обритым черепом, под белой простыней. (И этот Лазарь в физической плоти уже не воскреснет. Аминь.)

«У вас прооперирована язва желудка, зачем вы пьете?» — много раз упрекнут его в эту ночь. «Я вам давал в руки бутылку? Я заставлял вас пить?» — выйдет из себя замордованный нехваткой всего-и-сразу врач приемного отделения, где больных столько, что «ни сесть, ни встать», с диагностической аппаратурой проблемы, палаты забиты, операционные заняты, по скорой привезли пострадавших в аварии с тяжелыми травмами, и «через день да каждый день» попадаются такие вот безответственные пьяницы, бьющие детей и жен. Осудим ли мы его за спонтанную резкость или войдем в положение?

А соседей Данте осудим за нехватку внимания и неполноценную помощь? Самых обычных, не избалованных жизнью людей, не чуждых участия? У них тоже свои житейские проблемы: «До того, как сюда заехали эти Лазареску, муж совсем не пил, — жалуется медсестре скорой помощи соседка Данте. — А эта постоянная вонь от его кошек, весь подъезд страдает». И тут же несет ему поесть и готова сопроводить в больницу, да «муж не пустит» … Та-же вечная нехватка и нестыковка… Но разве мы бросим в них камень за желание устраниться от лишней проблемы?

Скорее всего, не бросим мы его и в нейрохирурга, отказавшегося оперировать внутричерепную гематому у пациента с безнадежным раком печени — без подписи этого самого пациента (г-на Лазареску), удостоверяющей, что он осведомлен о возможном риске во время этой операции умереть. А больной уже потерял нить внимания, он еще в сознании, но уже не понимает, где он и что с ним, и операции категорически не хочет. И его снова увозит в ночь медсестра Скорой Помощи — его земной Ангел по долгу службы, уставший и с больными почками.

Словом, не получается у меня забыть этот фильм. И причиной тому не блестящая актерская игра, глубокий психологизм сюжета или сакральный катарсис развязки, всего этого здесь нет. А есть что-то очень важное и глубоко-достоверное — ощутимое шестым чувством, сказанное «мимо слов», выраженное помимо «трагедии маленького человека в стране победившего капитализма с несимпатичным лицом». Та самая сквозящая холодком нехватка, которая, возможно, и есть тот фундаментальный изъян в человеческой природе, мешающий нам быть «по образу (Его) и подобию».

А еще, следуя сегодня за г-ном Лазареску, я снова вышла живой из чистилища больничных воспоминаний двухлетней давности (когда тяжело и страшно умирала от рака моя мама). Но нет во мне сейчас ни черной безысходности, ни слепой боли, а есть очень правильный экзистенциальный «приход». Спасибо, Кристи Пую.

Безразличие. Немое и высказанное. В каждом кадре этого фильма.

Умирает человек. Умирает на глазах знакомых, соседей, в конце концов медперсонала сразу нескольких бухарестских клиник. Но в силу различных обстоятельств практически всем оказывается пофиг на старого Лазареску и его оставшихся без присмотра голодающих кошаков. Суббота, на дворе ночь, да крупная авария, случившаяся в центре города — и вот уже Лазареску не значит ничего для окружающих его людей.

История, рассказываемая на протяжении 153 минут удивительно талантливым режиссёром Кристи Пую, лишь на первый взгляд может показаться бытовой и обыденной. На самом деле повествование о медленном умирании румынского пенсионера почти сакральна и подчас напоминает библейскую притчу. Прозрачным намёком на сие являются и имена ряда персонажей: Ангел (врач, на чей операционный стол в итоге попадает главный герой), Авраам, Данте. Да и фамилия Лазареску кивает в сторону воскрешённого Лазаря. В палате, одетый в больничную рубаху, так отчётливо напоминающую саван, окружённый такими же белоснежными медсестричками, он столь похож на этого библейского персонажа, и столь же тонка нить, задержавшая его меж двух миров.

И опять-таки, несмотря на всю прозаичность повествования, Пую ни на минуту не даёт усомниться в художественности своего произведения. Чувства меры и такта не изменяют ему даже в самые откровенные моменты картины. Режиссёр не даёт забыть себе и нам, что смерть — это священное таинство и оно сугубо лично. Псевдодокументальность и проникновение в каждый кадр дают зрителю полное ощущение сопричастности к происходящему.

Фильм проникнут состраданием, но подача сугубо объективистская, отстранённая — никаких (ну, почти никаких) укоров или назиданий в адрес персонажей. Тактичное напоминание о бренности бытия и неистребимости сочувствия.

Жёсткий, несущий в себе определённую социальную нагрузку, фильм Кристи Пиу обязателен к просмотру зрителю думающему, понимающему и способному сопереживать.

9 из 10

В 2007 году впервые в истории румынский фильм «4 месяца, 3 недели и 2 дня» получил главный приз в Каннах. Тогда-то по-настоящему заговорили о румынской волне. Это был очень хороший фильм, но эта победа во многом дань не просто очень хорошему, а гениальному фильму «Смерть господина Лазареску». В 2006 году Каннский комитет совершил большую ошибку, отправив шедевр Кристи Пую лишь во второй по значимости конкурс «Особый взгляд». Там румынский фильм победил, но многим каннским киношникам стало понятно, что такой фильм должен был быть на первых ролях в главном конкурсе, поэтому победу «4 месяцев…» отчасти можно рассматривать как возвращение долгов румынскому кино.

Чем же фильм «Смерть господина Лазареску» так хороша? Начнем с технических деталей. Эта первая картина румынской новой волны задала некие основные стандарты данного направления. Какие стандарты? Ручная камера (когда кажется, что оператор и сам не знает что будет делать герой в следующую секунду), необычный монтаж, странные концовки (когда кажется, что фильм остается без финала) и т. д. Все это напоминает датскую Догму (когда скандинавы во главе с Ларсом фон Триером в середине 90-х задали похожие стандарты). Кстати если говорить о ручной камере. Оператором в этом фильме Кристи Пую (как и в фильме «4 месяца, 3 недели и 2 дня») был молдаванин Олег Муту. У него интересная биография. Олег прекрасно говорит на русском (что неудивительно, учитывая, что он родился и вырос в СССР). Он сначала собирался поступать во ВГИК, но не прошел и направился в Бухарест. Румынское кино пару десятков лет назад было на задворках в Европе. А теперь вот как получилось, несостоявшийся ВГИКовец стал одним из лучших операторов на европейском континенте.

Очень радикальный фильм. Почти три часа наблюдать за перемещениями одного не очень приятного старика…. Но оторваться невозможно, хотя я обычно скептически отношусь к похожим европейским фильмам о маленьких людях. Тут же поражаешься. Как режиссер достигает такого эффекта? Кристи Пую с самого начала задает высокие стандарты, называя своего героя Данте и дав ему фамилию Лазареску. Т. е. режиссер хочет выйти на высокие стандарты христианского фильма. Есть и прямые аллюзии к рассказу Льва Толстого «Смерть Ивана Ильича». Кристи Пую опирался на самые высокие образцы и сумел не опошлить, а развить тему и развить блестяще.

«Смерть господина Лазареску» — великая христианская картина. Крайне неприятный старик просит о помощи, и никто ему не отказывает. Но никто по-настоящему и не помогает. Режиссер не идет по легкому пути. Как бы, например, в России это сняли? Скорая не приехала, соседи послали, прохожие ограбили или убили. Кристи Пую же действует тоньше. Все, с кем контактирует старик, кажутся людьми лучшими, чем сам главный герой. Но при этом никто не хочет уделить старику больше времени, внимания, чем того требуют приличия или профессиональные обязанности. Этот фильм о любви к ближнему.

10 из 10.

Фильм о смерти не может обойтись без знаков и символов, которыми так щедро благодаря Христу пересыпана европейская культура. Так и тут: имя главного героя Данте Лазареску, содержит в себе и намек на предстоящее путешествие по кругам больничного Ада, и иронию над грядущим воскрешением. Есть в фильме и свой проводник Вергилий (медсестра) и свой Ангел (так зовут последнего доктора, под скальпелем которого господин Лазареску умрет).

Смерть в фильме бесконечна, как бесконечно дантово путешествие по Преисподней. Четыре больницы словно четыре круга Ада. В первом еще бодрый господин Лазареску вступает в перебранку с врачом. Во втором болезнь начинает медленно отбирать его разум. Затем третий круг, где он просто бормочет бессвязные слова, теряя человеческий облик. И, наконец, четвертый, когда его, молчащего, но еще живого, заворачивают в простыни-саван и передают в руки Ангела. Обезличивание завершилось — первые три круга зеркально похожи своим треском и суетой, и только в четвертом, где господин Лазареску умрет, потусторонне тихо.

При желании дантовскими, библейскими и языческими аллегориями можно снабдить всех без исключения персонажей, проходящих перед зрителем в течение фильма. Можно, но не нужно

Авторам удалось уйти от фильма, который при наличии под рукой хрестоматии по мировой литературе для первокурсников, можно было бы буквально заполонить символами. И пусть потом рецензенты, лениво и не напрягаясь объясняют и без того всем очевидные знаки и намеки.

Вместо этого мы увидели предельно откровенную ленту о старости, болезни и смерти.

Старик так и не умер в кадре, и скорее всего он умер спустя несколько секунд, когда по черному экрану поползли белые титры. Смерть господина Лазареску (спасибо режиссеру) так и осталась Таинством.

9 из 10

Сакральный процесс умирания в современной культуре нивелирован до бытийного уровня. Сам человек либо страшится смерти, цепляясь за материальную сферу, либо не готов к ней как к событию, продолжающему не существование физического тела, а путь души. Такое умирание мы наблюдаем в фильме «Смерть господина Лазареску». Финал картины уже заявлен в названии, поэтому зритель просто погружается в дотошное наблюдение за путешествием старика к смерти. Возникает сразу вопрос: зачем режиссер заставляет зрителя ходить по мукам вместе с героем, если никакой загадки нет и сюжет уже известен.

Фильм имеет свою четкую хронологию и герои последовательно едут на скорой как на карете смерти, останавливаясь в разных больницах. Эпизоды в больницах по сути равнозначные в фильме, поэтому для разбора имеет смысл брать либо сцены дома, до того как его увезли, либо сцену в последней больнице, где он собственно и умер. Так как я сосредоточилась на эсхатологическом подтексте, то остановлюсь на последней итоговой сцене.

Скорая объездила две больницы и осталась последняя надежда — третья. Не случайно здесь присутствует числовой символ. Святая троица все же оказалась спасительной в некотором смысле. Ведь в третьей больнице Лазареску Данте Ремус избавился от страданий. Сцена разворачивается в холле, где зевающие медсестры уставше-равнодушно принимают нового больного нехотя — ведь смена уже заканчивается. Врач оценивает положение старика адекватно и наконец-то направляет его на операцию к доктору Ангелу, что само по себе уже на мифологическом уровне историю завершает.

Перед операцией сестрам поручено вымыть и побрить Лазареску. Режиссер буквально фиксирует внимание на этом процессе. Сестры также жалуются на приток больных после аварии, также сетуют на усталость. Но в спасительном третьем месте, которое оказывается альтернативным, наименьшим из зол, Данте Ремуса принимают без злости и агрессии. То ли потому что он уже труп, то ли потому что это сказочное завершение пути («Направо пойдешь коня потеряешь, прямо пойдешь голову потеряешь, налево пойдешь и коня и голову потеряешь»). Здесь Лазареску проходит соответствующий обряд. Его тело обмывают и фактически заворачивают в саван (больничная рубашка), что символизирует чистоту души представляющейся богу. Похоронный ритуал вообще один из самых древних. Контрастно он показан в картине «Овсянки» Федорченко 2010г., где действо напоминает языческую мистификацию. Смерть господина Лазареску более прозаична. Она проста, так как святость происходящего утрачена с появлением новой культуры. Каждое движение несло свое значение, здесь же люди совершают слишком много лишних манипуляций, превращающих смерть в какой-то балаганный незначительный процесс. Но смерть и не показана в романтическом ореоле. Обычная палата, обычный старик, который любит закладывать за воротник. Это не чья-то красивая любимая жена, чью смерть встретили достойно, это ворчливый Лазареску с неприятными запахами. К нему даже собственные родственники не спешат.

Умирание, хоть оно сюжетно еще и не произошло — ему еще предстоит операция, показано в режиме реального времени и реальной обстановки. Старик пребывает в спокойном положении, то есть покоится => является покойником. Поэтому о нем говорим уже как об умершем. Документальная манера съемки и статичные кадры как будто переносят зрителя в ту самую палату, в которой находится Лазареску. Зритель даже с трудом сможет ем посочувствовать. Режиссер как будто заставляет наблюдать каждую секунду происходящего с особой пристальностью.

Лазареску на протяжении всего фильма терял связь с миром, постоянно находясь в отчуждении от реальности. К последнему эпизоду он уже перестал воспринимать окружающее пространство вообще и лишился речи. Но ему уже и не надо говорить — все описано в его карте. Врач так и отвечает: «Теперь нам не нужно его согласие».

Фильм «Смерть господина Лазареску» показывает собственно смерть без богобоязненности, но и без цинизма, несмотря на то, что врачи постоянно отпускают едкие замечания в сторону страдающего. Здесь умирание всё еще имеет высшую ценность, но значение этого процесса завуалировано от посторонних глаз. И только, когда старика начинают готовить к операции, он в своей беспомощности остается наедине со смертью, отдав ей свое тело. Картина имеет мифологическую религиозную структуру, что подтверждается именами героев (Лазарь, Данте, Авраам, Ангел). Таким образом, Пую заставляет нас увидеть значение не только жизни, но и смерти человека. Как бы мы её не принимали — таинство все равно останется сакральным, но уже на других пластах реальности.

Фильм, безусловно, нужный и важный, но обычному зрителю будет очень трудно досмотреть его до конца. Представьте себе (только очень хорошо представьте) какой-нибудь социальный (и наполовину чернушный, как это принято) репортаж по каналу НТВ или РенТВ о состоянии российского здравоохранения. Например, стонущего больного везут в больницу, преодолевая по пути всяческие препятствия в виде пробок, милиционеров, отсутствия свободных палат, отсутствия полиса ОМС и т. д., и т. п. Сначала этот репортаж смотреть будет интересно, но если он затянется минут на тридцать и при этом действие не успеет даже выйти за пределы кареты скорой помощи, то вы, скорее всего, в недоумении пожмете плечами и переключите на другой канал. Вот так и в этом фильме: история мытарств господина Лазареску растянута на два с половиной часа и происходит практически в реальном времени. Режиссер хотел вызвать у зрителей ощущение абсурдности действа таким образом, чтобы одновременно сохранить полную бытовую достоверность. Это ему удается: достоверность тут граничит с документальной и особенно понятна будет российскому зрителю, поскольку наша медицина работает схожим образом. В конце концов начинаешь чувствовать всю бредовость ситуации. Интересно, что в фильме никто прямо не осуждается: ни сам господин Лазареску, ни его соседи, ни санитары, ни врачи. Они показаны, как обычные люди, делающие свою работу. Они ни в чем не виноваты: виновата система. Виноват национальный менталитет.

Фильм честный и правдивый. Но в жертву правдивости была принесена смотрибельность: слишком уж все долго тянется. Не как в кино, а совсем, как в жизни. А нам не надо, как в жизни: у нас в жизни и так проблем хватает. Нам подавай зрелищность и романтику. Поэтому широкие массы этот фильм не оценят. А жаль.

Одинокий пенсионер заболел, однако попытка воспользоваться медицинской помощью оказалась для него в силу ряда причин не слишком удачной. Не то чтобы врачи оказались плохими, просто все они тоже люди, а обстоятельства сложились так, что.. . Да, какая разница!

Принц Гаутама сэкономил бы массу времени, будь у него возможность посмотреть в своё время этот фильм. Старость, болезнь, смерть — здесь всё компактно, ёмко и пронзительно.

Кажущаяся безыскусность и натуралистичность обманчивы — чувство меры и художественный вкус не изменяют режиссёру ни в одной сцене. Фильм проникнут состраданием, но подача сугубо объективистская, отстранённая — никаких (ну, почти никаких) укоров или назиданий в адрес персонажей.

Выверенная мера философизма при очень достоверной игре. Тактичное напоминание о бренности бытия и неистребимости сочувствия.

8 из 10

Смерть пожаловала к господину Лазареску, это известно с самого начала. Она не локализована, она рассеяна в воздухе и даёт о себе знать — тушит трижды или четырежды свет на лестничной площадке, пока Лазареску был там с соседями. А кто смотрит на происходящее по ту сторону камеры? Может, смерть, а может, душа героя, которая уже начала готовиться к переходу в мир иной.

Автор показывает нам чёрствость и, одновременно, участливость врачей, соседей, водителей, а заодно и всего мира. Это модель мира, с его невероятной несправедливость и заботливостью, справедливостью и жёсткостью, и, любовью. Последняя кажется почти незаслуженной, подарком небес, и в то же время — не спасающей, запаздывающей, но это не важно; важно, что она есть.

Надо сказать спасибо режиссёру за этот мягкий, маслянистый, будто увлажнённый взгляд на всё происходящее, отстранённый, искренний, детский… не ищущий правых и виноватых, никого не обвиняющий и не воспевающий.

Бесформенная груда дряблой плоти, на которой вдруг обнаруживаются глаза — живые, бегающие взглядом от одного доктора к другому; глаза живого, доброго человека, мало что понимающие, но много чего чувствующие.

Два часа напряжённых наблюдений сквозь высохшие внутренние слёзы камеры привели к тому, что по окончанию фильма у меня было ощущение реальной, значимой потери, и ощущение, что никого роднее и ближе Данте Лазареску, у меня нет. Вот уже два часа.

Смерть не только пугающе темна, как сумерки вечернего жилища, но под конец она ослепительна и желанна, как помещение, где будут готовить господина к долгожданной операции, залитое техническим белым светом, отражённом в ровном белом кафеле стен. Кто-то заботливо избавил нас от предсмертной тоски и грусти, упразднив их в напряжённом квесте по четырём больницам города на встречу с Ангелом, которого нам видеть не дано.

Я не встречала более гениального, бесхитростного, полного доверия жизни, с которым автор берётся излагать вечную тему. Но самое главное, что за всем этим светится что-то очень важное, не явленное, но неизбежное, как встреча Лазареску с доктором Ангелом.

Я не знаю, о чём этот фильм. Возможно и о том, что великое растворено в обыденном.

10 из 10

Как удачно подметил Томас Манн, «болезнь забирает у человека всё и оставляет лишь тело», заставляя чувствовать каждую клетку неисправного организма на всех уровнях работающих рецепторов. Ну, а если болезнь смертельная и на последней стадии, то даже тело уже не ощущается, как нечто собственное и никому не принадлежащее. Будто одет в неудобный скафандр, поломка которого причиняет системную боль, но пока есть боль — есть жизнь.

Аллюзия к гениальному рассказу Льва Толстого «Смерть Ивана Ильича» более чем уместна, но с точки зрения исследовательского интереса. Пафос тут другой. Данте Лазареску — не Иван Ильич, проживший свою жизнь не в канонах морали русского пророка. Ад Ивана Ильича, в первую очередь, духовный и индивидуальный. Румынскому аналогу, с именем знаменитого гостя на «том свете», пришлось попасть в ад повсеместный, безличный и ужасающий своей типичностью. Натуралистичная картина деградации немощного старческого тела, с деталями углублённого путешествия захватывающего экзистенциального триллера Кристи Пуйу, уступает место деградации разума столкнувшегося с суетой обыденности и равнодушием к человеческой жизни. Карета скорой помощи блуждающая от одной клиники к другой в беспросветном ночном Бухаресте везёт не самого лучшего представителя человеческой расы, мучительный исход которого неминуем, уподобляется катафалку, не знающему к какому моргу примкнуть. Больничные палаты, показанные на экране — не самые лучшие, но и не самые плохие: это самый распространённый тип уровня медицинских учреждений, в котором нет места старому вредному ворчуну господину Лазареску. Раздражающий, необоснованным мизантропизмом, старик к концу фильма не вызывает даже жалости, потому что бесконечная медицинская канитель последовательно убеждает нас, что перед нами не живое существо, способное испытывать чувства и эмоции, а сгнивший кусок мяса, вся суть которого — физиологические симптомы и диагнозы.

Эпизодические персонажи чередуются белыми халатами медицинского персонала и изношенными одеждами пациентов. Гиперреалистическая манера подачи раскрывает характеры случайных героев с нескрываемым цинизмом и презренной жалостью. За каждым лицом в кадре угадывается отдельная судьба и считывается отдельный образ жизни. Абсолютно каждый завтра может оказаться на месте господина Лазареску и никому не будет дело до «отдельных» судеб. Стэйк с кровью испускающий вонь от испражнений, ставшего незнакомым, тела — все, на что может рассчитывать человек перед встречей со смертью.

Пространство фильма уникально минимализмом использованных выразительных средств и масштабом философского контекста. Пуйу не ограничивается методами соцреализма направленного против некоторых нюансов социальной системы взаимоотношений в Румынии. Культурологическая составляющая сквозь призму работ Толстого и Алигьери саркастично высмеивает религиозную концепцию с пониманием ада, чистилища и рая. «Ангел» явится тогда, когда он уже будет не нужен. Всё перестанет иметь значение. Останется только тело. Мёртвое зловонное тело господина Лазареску.

10 из 10

Очень странный, но притягивающий фильм, хотя конечно у многих он вызовет отвращение или просто тоску и скуку. Что ж, на вкус и цвет, как известно, фломастеры разные, но для интересующихся необычным новым кино черкну пару строк.

Последнее время мое внимание как зрителя приковано к кинематографу восточной европы — Венгрии, Чехии, Польши… И вот наконец-то я добрался до знакомства с кино Румынии и начал именно с этого фильма.

На протяжении двух с лишним часов нам рассказывают историю о том, как однажды субботним вечером одному ветерану войны, одинокому старику, любящему выпить и живущему с тремя кошками, становится очень плохо, сосед его вызывает скорую, которая весь оставшийся фильм будет возить его по больницам, из которых его будут отправлять дальше и дальше — где-то нет мест, где-то просто врачам лень работать. Единственный человек, который будет рядом со стариком — медсестра из машины «Скорой помощи».

Скучно? Конечно, очень скучно. Смотреть несколько часов на то, как старика, который теряет сознание, перадают от врача к врачу, из одного отделения в другое с таким обыденным цинизмом; как очереди в больницах меняются по договоренности врачей; как устало и безвольно ведут себя врачи, получающие копейки за свою работу; как соседи брезгливо начинают заботиться о своем одиноком соседе, только когда он тяжело заболевает… Конечно скучно.

Хотя фильм и румынский, он безусловно, носит международный характер. Оглянитесь, сколько у нас одиноких стариков, которые никому не нужны? К которым мы относимся с каким-то стыдом и брезгуем даже помочь открыть дверь или донести сумки. Сколько у нас пенсионеров, которым суждено умереть в каком-нибудь больничном коридоре, потому что у них нет связей, родственником, готовых платить деньги?…

Не зря главного героя зовут Данте — все его перепетии в больницах — как девять кругов ада. Думаешь — вот они герои нашего времени: брошенные всеми старики, которым нигде нету места, и душевные медсестры, которые за свои копейки стараются относится к больным с душой…

Очень глубокий фильм, несмотря на ручную камеру и своего рода камерность. Любителям экшена в кино — смотреть не надо, любителям социальных тем — самое то. И будьте добрее и внимательнее друг к другу.

8 из 10

Господин Лазареску надумал умирать очень не вовремя — в субботу, когда уже выходные в самом разгаре, и когда случается авария с автобусом, из-за чего больницы Бухареста оказываются переполнены пострадавшими. Господин Лазареску, старый пропойца, одинокий человек, будет умирать среди большого количества случайных людей в одиночестве, и никому до него не будет дела. Только медсестра скорой помощи, госпожа Миоара, добившись наконец того, что господина Лазареску все-таки увезут на операцию, будет с ним в течении всего этого времени. Впрочем, что ей еще остается, если она на работе? Работать…

Фильм, думаю, больше понравится тем, кто живет в стране с социалистическим прошлым: желтый телефонный аппарат г. Лазареску, с диском, ковры на стенах, табуреточка у кровати, холодильник в наклейках, пластиковые бутылки как знак современности, старики у которых живут до десятка кошек (фильмы не передают запахи, но запах квартиры г. Лазареску легко представить). И уж тем более возмутит бездушие врачей, их высокомерие с тем, кто всего лишь медсестра, и в силу этого обязана только молчать и подавать доктору инструменты.

Примечательно, что у этого старого человека фамилия Лазареску. К концу фильма ждешь, что он, как Лазарь, смерти избежит (его же готовят к операции).

В палате, где Лазареску готовили к операции, на крючке висел пакет с надписью «МЕТРО». С такой широкой географией этого логотипа приходишь к мысли, что может сейчас где-то в твоем подъезде этажом ниже/выше тоже умирает господин Лазареску. Твой сосед… А что бы сделал для него ты? Наверное, тоже чисто по-соседски принес бы немного еды и убрал в квартире рвоту. Пожалуй, одиноким старикам приходится надеяться на сострадательность соседей, которые как бы, может, и плохи не были, но будут не столь равнодушными, как врачи из городской больницы.

Вот случилась смерть такая, как у г. Лазареску… Пожалеть ли его? Обвинить ли мир в равнодушии? Задуматься ли? Если бы каждый мог знать, как закончится его жизнь…

8 из 10

Тяжёлый, полный неприятных глазу подробностей фильм «Смерть господина Лазареску» приправлен вдобавок чернейшим, по выражению одного из зарубежных критиков «дьявольским» чувством юмора. Темой этого жесточайшего, отталкивающего своей реалистичностью фарса послужила предсмертная одиссея пожилого господина Лазареску по четырём больницам ночного Будапешта. Итак, «Смерть господина Лазареску» — это история о румынской скорой помощи, санитары которой стали свидетелями (а отчасти и виновниками) смерти одного из своих пациентов.

Вряд ли можно судить о художественных достоинствах фильма или о том, является ли «Смерть господина Лазареску» подлинным киноискусством — слишком уж мало он наследует эстетики кинематографа, предпочитая грубую и простую форму телерепортажа с постоянно дрожащей в руках оператора дешёвой камерой, тёмными кадрами и съёмками «на натуре».

Из самого названия фильма ясно, чем через два с половиной часа закончится внезапная боль в животе нашего героя. Одинокий старик, алкоголик, общающийся только со своими кошками, Данте Лазареску никому не нужен и никто не будет жалеть, если он умрёт. Чувствуя своё плохое состояние, Лазареску трижды вызывает скорую помощь и просит болеутоляющее у соседа. Наконец пребывают медики, чтобы отправить господина Лазареску в долгое-предолгое путешествие по переполненным больницам к циничным и упрямым врачам с противоположными диагнозами — один страшнее другого. Лишь медсестра скорой помощи по-настоящему желает помочь старику, но и та вскоре ощущает, что все усилия уже тщетны.

Фильм будет очень хорошо понятен тем, кто на личном опыте знаком с работой неотложки. Конечно, легче всего надеяться, что стоит только вызвать скорую помощь, то вам непременно помогут, но это отнюдь не так! Равнодушие врачей и полное их безразличие к тому умрёт ли Лазареску или будет жить — это практически норма жизни, с этим невозможно бороться. Хотя этот фильм и показывает отвратительную работу румынских медиков, ему не следует приписывать каких-то особых заслуг лишь за то, что он открывает зрителю глаза на реальное положение вещей. Я очень сомневаюсь, что читатель не был прежде наслышан об ошибках и медлительности медиков и об их равнодушии.

Так в чём же смысл этой картины, буквально тыкающей зрителя лицом в дерьмо господина Лазареску? Смысл в том, что осталось за кадром, в той жизни, что Лазареску вёл до приезда скорой. О вреде алкоголя было уже сказано так много, что режиссёр Кристи Пуйу не видит смысла лишний раз напоминать об этом, он лишь показывает то, как жизнь подобная жизни господина Лазареску неизбежно приведёт человека к позорной, омерзительной кончине — нелепой смерти безо всякого смысла. Но никто ведь не хочет завершить свой путь как Лазареску, сдохнуть как жалкий кусок плоти, преждевременно выработавший свой ресурс? Тогда нужно больше ценить свою жизнь, к этому и подталкивает зрителя жестокий, но правильный румынский фильм, удостоенный приза «Особый взгляд» на Каннском кинофестивале 2005 года.

8 из 10

Гениальный, пугающе натуралистичный фильм… Я думаю он, если не навсегда, то очень и очень надолго запомниться мне как образчик «правильного», реалистичного кинематографа.

Немного напрягающая и раздражающая в начале подрагивающая камера, в якобы неверной руке оператора, столь модный пару лет назад стилистический приём призывающая добиться наиболее яркого «эффекта присутствия» буквально на 20 минуте фильма легко забывается, и зритель с пугающей лёгкостью переносится в эту обыденную, и оттого так многим знакомую безвыходную субреальность где старость, болезнь, смерть, равнодушие, «добрососедские» отношения и неписанные правила игры в социуме — это не некая запредельная абстракция, а самая обыкновенная, настоящая, реальная «реальность»… жизнь как она есть. Вот она стоит на пороге, уже здесь, перед нами и уходить вовсе никуда не собирается… Как всегда не вовремя, не к месту, нелепая и жуткая, смешная и страшная одновременно…

И Мы, по какой то спасительной привычке стараемся думать — это нас не коснётся. Это где то там, у кого-то, это всё некая обособленная действительность, это не про нас, со мной всё будет по другому… Кто то обзаводится детьми — из страха в старости остаться одному, кто-то просто предпочитает «не заморачиваться», кто-то …давайте посмотрим вокруг это же совсем не кино, это не красивая или страшная история очередного бенджамина баттона, это не ожившие комиксы про супергероев побеждающих орды суперзлодеев.

Это всё здесь, это наши соседи по лестничной клетке, может быть чей то дедушка, или папа, присмотритесь повнимательнее — эти люди живут среди нас, со своими трогательными повседневными заботами, некормлеными кошками, болезнями, страхами, проблемами, непонимающими родственниками, недовольными соседями… они по своему счастливы в своём мире. И им (нам?) нужно только одного — человеческого отношения, немного участия, вмешательства, небольшой посильной помощи, когда помощи этой ждать уже не откуда. Человек одинок перед лицом болезни и смерти, одинок и беспомощен, даже живя в многомиллионном мегаполисе, многоквартирном подъезде. Люди что окружают тебя — для них ты со своей нелепой бедой всего лишь проблема из череды текущих, решаемых «по ходу дела» проблем, чего стоит твоя жизнь? -всего лишь досадная помеха в их милом мирке в их субботнем вечере в уютной чистенькой квартире. Сделал, что должен, совесть чиста — позвонил в скорую, угостил обедом, подал на опохмелку — дальше пошёл к своему креслу — смотреть футбол по тв и пить пиво…

Но… мы такие какие есть — не плохие и не хорошие, мы всего лишь люди, поступающие так как считаем нужным поступить в той или иной ситуации, и мне кажется глупо за это осуждать, ещё глупее за это ненавидеть всё человечество. В этом фильме совсем нет отрицательных или положительных героев, ровно как и нет практически никакого сюжета, нет кульминации нет развязки, а есть просто последняя ночь, последние несколько часов жизни одинокого, и в начале картины еще вполне здорового и дееспособного старика, который в течении времени умирает буквально у нас на глазах. Вот он на первых кадрах фильма кормит любимых кошек на кухне своей «холостяцкой» квартиры, и вот на последних кадрах — голый с бритой головой лежит в предсмертной коме, в ожидании операции…

И никто: не соседи, не врачи скорой помощи, не доктора, ни санитары не в силах ему помочь… Что поделаешь такова «процедура» — сначала обследование, томография, которую ждать «три часа», анализы, потом — в больнице нет мест, и все хирурги заняты, потом «надо подписать эти бумаги», сочувствие одних, будничное безразличие других, конец смены у третьих — результат — человек медленно но верно на протяжении двух с половиной часов уходит в мир «нави», он уже почти не здесь, почти мёртв…

Таковы стечения обстоятельств…никто не виноват и никто не причём, всех можно понять, и всем посочувствовать. Это только в причёсанных красивых американских фильмах — привозят быстренько в больницу, сразу же — капельница, врачи — хирурги, готовьте на пациента на операцию. В жизни почему то всё по другому… Это что-то не так с этим миром? Или вполне обычный, рутинный «естественный отбор» — «всё равно старик, всё равно уже почти покойник»…???

И ещё. Я подумал — наверное я бы и одного дня не смог проработать санитаром на «скорой»…