Аллегро (2005)

Любому человеку свойственно хранить собственные воспоминания таким образом, чтобы, по возможности, обращаться только лишь к необходимым или вызывающим приятные ощущения, а всё неприятное, болезненное или гнетущее оставлять в стороне, таким образом, чтобы как можно меньше с ними соприкасаться. Защитный механизм, здоровое желание защитить себя от новой душевной боли и страданий, это можно называть как угодно, суть остаётся прежней; однако же нельзя не отметить того факта, что подобный подход пагубно влияет и на работу мозга в целом, и на мозговую активность, и, что много важнее, на нормальную работу памяти; если переводить на банальные категории, все воспоминания, прямо или косвенно связанные с теми, о которых человек старается позабыть, постепенно тоже начнут блекнуть, истончаться и, в конечном итоге, вообще окажутся упрятанными в дальний угол; соответственно, начнут забываться и люди, связанные с этими воспоминаниями, и общие переживания, и события, объединяющие человека с этими людьми.

Эдакий огромный провал в восприятии и себя, и окружающего мира, сотворённый, по сути, одним лишь желанием оградить себя же от чего-то, вызывающего неприязнь, в самом же себе. Разумеется, можно попытаться восстановить этот утерянный пласт воспоминаний — либо по памяти друзей и знакомых, общавшихся с человеком в тот период времени, но, есть здесь одна загвоздка, воспоминания могут оказаться отличными от действительности в виду плохой памяти этих самых друзей и знакомых или же их лукавства, либо с помощью гипнотерапии и других подобных практик, относящихся к психоанализу, но и тут есть достаточно спорный аспект — те механизмы и регуляторы мозговой активности, которые отвечают за стабильную работу мозга и нервной системы, могут попросту не позволить данные воспоминания извлечь, опасаясь, что это может повредить столь хрупкую систему.

Можно задать вопрос — а зачем тогда вообще к них обращаться, если они болезненны и, к тому же, могут навредить? Вот в «Аллегро» Боэ и пытается ответить на данный вопрос, подробно проясняя, что, да, можно забывать, разумеется, никто не может того запретить, однако же — забывая искренние, пусть и негативные, неприятные, а порой и попросту сопряжённые с утратой близких людей воспоминания, человек забывает и саму возможность вообще что-либо чувствовать и сопроживать в полной мере.

А становиться статистом в рамках своей же собственной жизни и, уж тем более, подменять собственную личность чьей-либо ещё, попросту потому, что свою собственную помнишь не целиком, а лишь частями, пожалуй, не лучший выбор.

И, да, как верно показывает Боэ, сознание — штука сама по себе вполне разумная, если человек будет долго и планомерно таким вот образом о себе якобы заботиться, оно может не только банальный синдром усталости хронической или профессионального выгорания, а и что-то посложнее в мозге включить. И справиться с тем потом будет в разы сложнее, нежели изначально научиться полностью перерабатывать эту боль и идти дальше, а не прятать её поглубже.

Сентиментальный и претенциозный мир дивной столицы Датского королевства, повёрнутый лицом к небу после глобальной по местным меркам реконструкции имени креативного философа от режиссёрской школы Кристоффера Боэ, вполне ожидаемо растаял на исходе светлого дня под натиском окаменевших чувств и самоотрицания, ставших новой тенденцией для его жителей. Будто и впрямь не было никакой лёгкости в признании себя частью другой или другого и бесконечных поисках новых уровней взаимности. Копенгаген не стал новым Римом, а ментальное пространство на карте Северной Европы, так и не успев вдохнуть терпкий аромат безудержных страстей, со всех сторон разрывалось от осознания нехватки драгоценного времени. Так зачем тратить его на всякое переосмысление пусть и классических, но далёких канонов французского модернизма, когда на дворе XXI век, ещё более сумасшедший, если вдуматься. От прежней романтики осталось лишь неясное облако, периодически выплывающее из глубины сознания: стыд или, всё же, ностальгия? Вот он — новый, повзрослевший персонаж Боэ, личные проблемы которого уже давно стали всеобщими, а одна из главных прицельно выведена автором в заглавие нынешней картины.

Если отталкиваться от мысли, что «Реконструкция» в известном смысле являлась субъективным переосмыслением культурного опыта середины XX века, имевшего место на нескольких континентах, то постмодернистский «Аллегро» накрепко привязан к современному состоянию кинематографа в целом, со всеми его недостатками. Проблема прошлого для Боэ по-прежнему важна, но сам он больше не нуждается в его призраках — хичкоковская блондинка-загадка Бонневи и годаровский эстет Ли Каас уносятся ветром перемен, превратившись в застывших странников нового городка под названием Зона, концепцию которой Боэ, вероятно, позаимствовал у братьев Стругацких. Меняется и стиль картины — барочная вариация сценок в сочетании с нарочитой тягой к формализму уступает место тяжёлому психологическому кадру, погружающему в темноту датского вечера, заставляющему сомневаться в себе, что и происходит с главным героем в лице пианиста Цеттерштрёма. Этот непроницаемый и скупой на эмоции человек в буквальном смысле прячется за своим талантом, как за ширмой, используя его и в качестве защиты от любопытства окружающих, от себя самого. Музыка, возможно, это главная причина того, что он ещё жив на этом свете. Цеттерштрёму, как уже очевидно, придётся столкнуться с неизведанным в целях изменения критической ситуации, сложившейся вокруг него. В этом смысле, Боэ не предлагает зрителям ничего революционного. При этом, «Аллегро» всерьёз претендует на то, чтобы называться самой сложной картиной этого режиссёра, эдаким триллером, вывернутым наизнанку. Герой Ульриха Томсена не совершал ничего противозаконного, никого не убил, но сделал достаточно для того, чтобы навсегда изменить русло собственного существования и стереть прошлое вместе с той, что могла сделать его самым счастливым человеком.

Трагедия Цеттерштрёма заключается даже не в банальной запутанности его желаний или неопределённости, а в том, что он сумел пронести через прожитые годы отсутствие чего-то настоящего, которое могло бы выявить в нём человека, а не способность иметь талант и быть известным. Со всех сторон его окружают не люди, а маски с фальшивыми полуулыбками и грубо выведенными контурами, за которыми маячит одиночество, то самое Ничто. Даже музыка как единственно верное направление жизни главного героя, в ключевой момент неожиданно поворачивается к нему не лучшим местом. На протяжении фильма виртуозная мелодия ни разу не вырвется к зрителю из-под дрожащих скрюченных пальцев, безвольно зажимающих до боли знакомые клавиши, волшебные звуки произведений так и останутся неоправданной фикцией, под стать всей истории пианиста, в которого смело можно стрелять, и не один раз.

Принимая в расчёт предлагаемый Боэ механизм, нужно помнить только об одном: перед нами — режиссёр-экспериментатор, работающий не на сыром материале, а с устоявшимися правилами и тенденциями, вроде элементов пазла. Каждая деталь самодостаточна и уникальна в своём роде. Но если в известной игре из отдельных элементов рано или поздно получается конкретный сюжет, то в случае с Боэ конечный результат определяется не логическими закономерностями сюжета, а наилучшим подтверждением своих притязаний на абсолютную свободу творчества. Молодой датчанин находится где-то на золотой середине между ограничениями догмы и новой революционной формой, его суждениям порой не хватает самостоятельности, либо чёткого обоснования. Но потенциал у Боэ есть, значит, остаётся шанс увидеть его дальнейший рост и по-настоящему революционные проекты.

Шикарная экзистенциальная драма от Боэ с тонкой эмоциональностью. Жизнь как игра, забава по удовлетворению вечно неутомимого аппетита. Поступки как обоснование. Переход в среду музыкального искусства как оправдание неприязненного отношения к сверстникам, неспособным утолить интерес к жизни. Пессимистично, но эго подчинило ещё одну бессмертную душу очередной целенаправленностью, выдумывая онейроидные сюжеты исполнения желаний. А может всё началось с комплекса неполноценности который на протяжении фильма и раскрывал нам режиссёр?

Обыкновенная случайная встреча, в жизни они на каждом шагу. Его ступорозность и погруженность в собственный мир активируют злонамеренность женщины, его же реакция на это остаётся лишь — удивление. Невероятно. Он лишь пешка в большой игре эмоций. Намёки девушки воспринимаются им неаффективно. И вот на первый план выходит привязанность и онейроидное заявление «Если бы тебя не было, я бы тебя создал». Творец, галлюцинант — лёгкая добыча. Оставленная бабочка, презрительный и разочарованный взгляд. Она имеет право на это, главный герой слишком механистичен.

Обычное расставание, пора сделать выводы и направлять себя на следующую встречу. Но нет, он решил просто всё забыть.

Рассуждая абстрактно, он осознанно пытается убрать себя из восприятия зрителя. Он не хочет внимания к своей персоне. Но конкретный вопрос о моменте начала его карьеры приводит его в ступор, прикрытая лишь глупой улыбкой. Заложник собственного неведения, тварь манипуляторов вот участь Цеттерштрёма. Дальнейший сюжет представляет собой путешествие главного героя в состоянии шизофренического делирия.

Фильм оставляет неприятное послевкусие. Жаль, но этому человеку никто не помог. Все кто им манипулировали точно так же как он оправдывали себя.

7 из 10

Кристоффера Боэ следует пожурить за то, как неполноценно он воспользовался собственной сюжетной идеей. В том числе следует пожурить и за промах, допущенный при выборе жанра. Почему бы не начать фильм с данности — есть гениальный пианист, который помнит лишь 10 последних лет своей жизни и толком даже этого не сознаёт. Однажды его навещает странного вида тип и заявляет, будто воспоминания музыканты украдены, но помочь найти вора может «Зона» — новое, непонятно откуда взявшееся образование в центре Копенгагена, куда не может пробраться простой смертный.

И плевать на то, что автора сразу ткнули бы носом в «Сталкера» (скорее всего его и так ткнули), и плевать на то, что кто-то назвал б его конъюнктурщиком. Но вместо слегка схематичной, ужатой, размазанной драмы, артхауса, где ответы на вопросы ясны уже в первой трети фильма, а вся интрига состоит лишь в том, докопается ли до них герой (и если докопается — то как?), мог бы получиться серьезный, нетривиальный фантастический детектив или триллер с достаточно сильной драматической линией центрального персонажа.

Но в «Аллегро», конечно, вся эта заварушка с украденными воспоминаниями — не более чем занятная искусственная конструкция, созданная для того, чтоб в лоб не рассказывать довольно неоригинальную историю. Историю человека, заставившего себя забыть что-то страшное из собственного прошлого. Центральный персонаж Зеттерстрем (Ульрих «Стинг» Томсен) с раннего детства находится под приблизительно тем же спартанским гнетом взрослых, что и, например, балерина Нина в «Черном лебеде». Только его жизнь отдана в жертву не балету, а музыке. Никого не интересует, какие на самом деле чувства таятся в его сердце, всех интересует лишь его талант. Потому и нет ничего удивительного в том, что когда через три десятка лет судьба сыграет с чувствами Зеттерстрема злую шутку, он так сильно закроется от внешнего мира, что не только забудет эту самую шутку, но и концерты начнет давать своеобразно — с выключенным на сцене светом. Зрители не видят музыканта, а слышат лишь музыку.

Главная мысль, которую пытается донести Боэ — не всегда стоит убивать собственные воспоминания, даже если они приносят боль. В случае с таким как Зеттерстрем, лучше чувствовать боль, чем не чувствовать вообще ничего. Ведь он не живет, а существует. Жизнь свою он словно сдает в аренду музыке, собственному таланту. А ведь воспоминание о том единственном периоде, когда он хоть на какое-то время по-настоящему расцвел, может быть ключом к тому, чтобы вновь задышать полной грудью, познать самого себя и переосмыслить содеянное.

К «картинке» Боэ по-прежнему нет никаких претензий — она на зависть хороша. Отдельное спасибо стоит сказать и за встроенную анимацию и за образ «сердце — запечатанный ящик». Да, «Аллегро» оставляет скорее цельное и приятное впечатление, но по сравнению с «Реконструкцией» — фильмом существенно более богатым сюжетно и идейно, это, конечно, шаг назад.

7,5 из 10

Похоже, я влюбился еще в одного режиссера. Вслед за Франсуа Озоном сердце мое покорил 38-летний датчанин Кристоффер Боэ. «Аллегро» — лишь второй фильм этого скандинавского режиссера из тех, что я видел, но, в принципе, мне хватило и одной «Реконструкции». «Аллегро» лишь закрепил ощущение, подтвердил, что я не обманулся…

Я не читал Лема и Стругацких, не видел фильмов Тарковского (кроме «Андрея Рублева»). Я очень простой и очень неподготовленный зритель — обыватель, проще говоря. Может, поэтому, Боэ так зацепил меня, может поэтому то, что истинным эстетам кажется вторичным, для меня является настоящим откровением.

- Итак, есть Этот мужчина. И сейчас с него собьют всю его спесь для того, чтобы он понял, что любит Эту женщину. Все просто. Почти просто.

Память — это один из самых удивительных секторов человеческого мозга. Она развивается по мере взросления человека и имеет свойство вытеснять из себя «ненужную» информацию, пополняться, освежаться. Что-то в этом поле памяти порой просто отмирает, как отмирает человеческое чувство.

Существует такой защитный механизм психики человека, как отрицание — полный отказ от осознания неприятной информации. Человек, переживший страшное потрясение, словно забывает о том, что случилось, чтобы не сойти с ума. Именно это, по-моему, и случилось с главным героем «Аллегро» — выдающимся пианистом Цеттерcтрёмом.

Он живет очень кротким «настоящим» — последними десятью годами своей жизни. Он так продумал и устроил свою жизнь, чтобы в ней была только музыка, только безжизненное, безэмоциональное исполнение музыки (на своих концертах пианист прячется за ширмой, как за еще одним защитным механизмом). И в один день все переворачивается с ног на голову — Цеттерcтрёму жизненно необходимо вспомнить то, что было десять лет назад. И на кону не только внутреннее спокойствие выдающегося музыканта, но и его талант, го гений…

Временами я чувствовал себя словно на приеме у психотерапевта. Боэ ментально разрезает скальпелем в этом фильме не только отделы мозга своего героя, но и зрителей. Получается у него это настолько изящно и мастерски, что в ходе просмотра буквально чувствуешь легкое копошение и прикосновение холодной стали к лобным долям…

И снова зернистый кадр, и снова Свет и Тьма, и снова всезнающий повествователь, не сочувствующий своему персонажу, но играющий с ним, подсказывающий ему и зрителю следующий шаг.

- Но что теперь, ведь я жалею об этом?

- Боюсь, поздновато.

- Но что мне теперь делать?

- Вы можете вернуться к вашей музыке, если хотите.

Вы когда-нибудь видели такое природное явление, как ледяной дождь? Твердые атмосферные осадки, выпадающие при отрицательной температуре воздуха в виде прозрачных шариков льда. Внутри шариков находится не замерзшая вода — падая на предметы, шарики разбиваются, вода вытекает и сразу же замерзает, образуя гололед. Если видели, то вот это и есть «Аллегро» Боэ, вот это главное, что надо знать об этом фильме.

Еще стоит отметить, что фильмы Боэ (делаю вывод по двум просмотренным картинам) буквально сочатся любовью и нежностью, как хороший бифштекс сочится кровью. Сила этих флюидов неги настолько мощна, что в финале «Аллегро» я буквально ощутил тугой ком в животе, от осознания того, какая трагедия случилась с Цеттерcтрёмом десять лет назад.

Это счастье, это восторг, это наслаждение.

10 из 10

Тут как нельзя лучше подойдет фраза из «Реконструкции» Боэ: «Это фильм. Это конструкция, но даже при этом становится больно». Чертовски больно, надо сказать.

Фильм начавшийся восхитительно трогательно, нежно и романтично, на кончиках пальцев, одними лишь подушечками, вихрем закручивается после. Любовная линия настолько красиво описана, прочувствована и исполнена, что кажется идеальной. Но, неуловимой преградой становится нежелание верить. Или неспособность или неумение.

И всё потеряно.

А далее поиск того, что не помнишь, осознание того, что не знаешь, желание вернуть то, о чём не можешь жалеть.

Красивая, грустная фанстически-филосовская драма Кристоффера Боэ, снятая камерно и чувственно, дарит нам возможность знать и исправлять прошлое, но иногда этого чертовски мало.

В отличие от предыдущей работы («Реконструкция»), в этом фильме Кристоффера Боэ акцент перенесен на исследование прошлого и памяти о прошлом, пройденном этапе жизни. Здесь задача состоит в том, чтобы открыть коробку, наглухо закрытую 10 лет назад. И, кажется, сам режиссер не уверен, удастся ли это герою.

Это фильм про каждого из нас, у кого за спиной картонные коробки с воспоминаниями, которые хочется забыть. Однако Боэ из простой коробки удается построить и извлечь куда больше, чем может показаться на первый взгляд.

Что достается человеку, на протяжении всей жизни аккуратно прятавшему и забывавшему все, что было дорого, тревожило или пугало? Что остается, если ты застраховал себя от любых переживаний, пользуешься только проверенными и знакомыми ходами?… Пианист, исполняющий гениальную музыку в абсолютной темноте, чтобы восприятие было безличностным, великолепная техника без эмоций. Таково искусство без страсти и искусство жизни, которое избрал для себя Зеттерстрём.

Зеттерстрем знакомится с Андреа именно тогда, когда потерял ключи от дома (привычного мира, вне которого он не мог существовать). Жизнь и любовь с Андреа — яркое, приводящее в смятение, не прогнозируемое и незнакомое.

Это будоражит его душу, но не дает привычного спокойствия и стабильности, не дает знания, любит ли он ее. И когда она уходит, появляется еще одна коробка, еще одна часть жизни, о которой он напрочь забывает за 10 лет…

И если сначала Зеттерстрём изо всех сил противится открывать коробку, то позже с безудержной жаждой стремится вспомнить, открыть ту часть жизни, которую лишил себя сам. Но каков результат? Обретенная страсть, бессилие и отчаянье…

Филь великолепен во всем, начиная от операторской работы, анимационных врезок, гениальной музыки Баха, до максимально напряженной игры актеров.

Камера постоянно в движении, часто создается ощущение, что оператор «подглядывает» за происходящим и видит то, что видеть посторонним отнюдь не полагается. Эпизоды трансляции событий прошлого максимально камерны, напряжены. Человек и равнодушная «зона», транслирующая «картинки», образы прошлого. Человек требует, человек недоволен тем, что не может получить свое, но он бессилен…

Динамика фильма неумолимо возрастает, картинки крутятся быстрее и быстрее, как раскручивающаяся карусель, которая часто появляется в кадре. Также неожиданно эта карусель останавливается. И каждому вместе в потрясенным героем остаются такие знакомые вопросы:

- Но зачем, когда все напрасно?

- Просто слишком поздно…

- Что же мне делать теперь?

- Можете вернутся к своей музыке, если хотите…

Режиссер Кристофф Боэ на этот раз решил немного глубже нырнуть в исследовании человеческой памяти, показав все с совершенно необычного ракурса. Фильм напоминает своеобразную интерпретацию Алисы в Зазеркалье (Кэррола) с заимствованием ноток Сталкера (Стругацких).

Пересказать фильм будет слишком трудно, а главное — бессмысленно. Он превосходен своим загадочно-мрачным, неторопливым повествованием с массой прекрасных визуальных находок, от чего кажется на столько личным, что с ним не хочется ни с кем делиться, не то чтобы расставаться. Именно поэтому, полагаю, к нему с восхищением вернешься впоследствии, при чем ни раз.

Одной из неоспоримых жемчужин, украшающих фильм, является бывшая топ-модель Хелена Кристенсен, не часто появляющаяся в кадре, но, тем не менее, очень запоминающаяся.

Другой жемчужиной, на мой взгляд, является завораживающая музыка Иоганна Себастьяна Баха, исполняемая ни как обычно на органе или клавесине, а на пианино, от чего звук чистый и откровенный.

10 из 10