На границах нереального (2004)

Вот, что может выйти, если у тебя нет семьи, телевизора и радио — примерно такой вывод сделал первооткрыватель невообразимого сокровища Генри Дарджера, на протяжении многих лет сдававший ему внаём скромное жильё, в котором почти безвылазно жил этот странноватый, на вид не совсем нормальный, чудной или чудаковатый, как кому казалось, тогда уже совсем не молодой человек, считавший каждую заработанную простым трудом копейку, решительно тратя деньги только на своё никому не известное домашнее занятие, посвящая ему все свои свободные дни и часы.

Освободившаяся после смерти одинокого постояльца жалко меблированная чикагская комнатушка была полна, свёрнутыми в рулоны, листами рисунков и собранными в стопки страницами текста, вместе составлявшими, наверно, самый пространный иллюстрированный роман в доступной нам литературной истории, вызвавший исследовательский интерес к жизни автора и зрительское внимание к музейной экспозиции, составленной из его посмертно обретённых домашних вещей.

Лишь считанное число литературоведов знакомо с содержанием всех более чем 15100 страниц его рукописей, донеся их до остальных в небольшом изложении, раскрывая фабулу необъятной книги о борьбе за независимость детской армии под предводительством сестёр Вивиан, сражающихся в битвах против деспотии правителей их далёкой страны — целиком плод воображения и представления авторских фантазий Дарджера, движимых невероятным ходом его сознания, к которому никто так и не подобрал ключа. И этот фильм — не исключение.

Впрочем, Джессика Ю и не ставила перед собой такой цели, намереваясь воспроизвести ничтожную часть его фантастического романа, анимировав его рисованные полотнища, связывая подлинный авторский текст с интервью вспоминающих автора знакомых — соседей, прослеживая, насколько это возможно, историю его жизни и эволюцию творческих приёмов, совершенствовавшихся вместе с накапливающимся опытом писателя, всю жизнь профессионально убиравшего чужой мусор, оставаясь хранителем собственных слов и своего мира, сложившегося из обломков искромсанной биографии, в которой находится много мотивов для деформации личности, погрузившейся в создание воображаемой реальности, создавая её, а следом и из неё свой собственный мир, где он был сам в себе, а для других — не в себе, сбежавший когда-то из приюта, чтобы скрыться от мира, оказавшегося столь неприветливым к юному беглецу.

Фрагменты оригинального текста позволяют составить очень общее представление о содержании его книги, образно представленного авторскими картинными, препарируя которые режиссёр выявляет находчивость и изобретательность чикагского дворника-затворника, не замечая, кажется, чужого, разговаривавшего только с самим собой, посмертно став непременным поводом для удивления посетителей чикагского музея девиантного искусства, заставляя вспоминать о промысле Божьем и руке, движущей обычным творцом.

Ещё поразительней подтверждающиеся литературоведческие предположения профессионалов, находящих в воображаемых планетарных владениях Дарджера истоки фантастических царств Джорджа Мартина, профессионально адаптирующего небыль под быль, а стилистическое сходство их повестей в который раз заставляет вспомнить о ньютоновской способности последователей видеть дальше других, стоя на плечах гигантов.