Тише! (2003)

Зелёное доброе чудовище советского автопрома Москвич 412, дворники с рукодельными деревянными мётлами, весенняя пыль, фактурные иномарки постдевяностых, солнечные лучи, наконец-то пробившие облачный питерский занавес.

Это вид из окна режиссера-документалиста Виктора Косаковского в самом начале святых нулевых, а так же первый общий план его фильма «Тише».

Документальное кино начала двадцать первого века, озвученное невидимым оркестром. А если знать, что такое муниципальный округ Коломна в Питере, то ясно - музыкантов там больше пяти в каждом доме. Самое музыкальное место Питера с Мариинкой и Консерваторией. Самый еврейский район города со второй по масштабу Синагогой в Европе.

Виктор Косаковский по всем незыблемым правилам документалиста снимал этот фильм долго. Больше года. А главное: с одной точки - из окна своей квартиры. Вид что надо в российских реалиях – перекрёсток Т-образный. В данном случае знакомящий улицу Лабутина с Прядильным переулком. В преддверии трехсотлетия Петербурга.

Косаковский, снимая «Тише», запечатлеет все времена года. И ещё ему повезёт - ровно под окном в асфальтированной проезжей части образуется дыра, чёрная русская, она же в итоге станет главным метрономом, конфликтом и сюжетообразующим стержнем картины.

Русский авось, лень и создание видимости работы коммунальщиков приведет к тому, что после их вмешательства, пробоина будет все опасней и страшней для проезжающих авто и местных жителей. На лицо - вторая фольклорная проблема России - дороги. Ну а Первая прилагается. Рефреном, методичным и медитативным питерским ритмом пройдет через всю картину: то оголтелые зомби, словно двое из ларца, вывалятся из милицейского бобика, то пьяная парочка экзальтированных любовников упадет в лужу, то соседи по району начнут набирать в пакеты и сумки снег. Нет, не дураки! Чудаки! Истинно местные, коломенские. Дураки же те, что ремонтируют яму под окном.

Питер 2002-2003 года в принципе выглядит таким же, как и сейчас по весне: коммуникации почахли за зиму, новенькая штукатурка отвалилась от старинных зданий, стоковые трубы молят заменить их новыми, а асфальт от влажности вечно темный и нелицеприятный. Ничего здесь не меняется десятилетиями.

А на седьмой минуте фильма грянут кадры, символизирующие главную мизансцену русского менталитета: один рабочий, не покладая лопаты заваливает ту самую пробоину в асфальте, а остальные четверо смотрят на его усердия. После чего все вместе, покуривая, станут наблюдать за трактором, ровняющим едва засыпанную яму. Все действие Косаковский рифмует с эпохой Великого Немого комедийного кино - скоростью кадров. Действие убыстренно, словно запечатлено со скоростью шестнадцать кадров в секунду. И оттого выглядит комичным, походя на чаплинские гэги.

Но на фоне главного центра притяжения - пробоины в дороге - этот фильм пример чистого кинематографа: дождь, мокрый асфальт, в котором ночью отражается свет фонарей, неприкаянные жильцы, снующие по соседнему скверу… Настоящая питерская Акварель, как послание в будущее самому же Косаковскому, который спустя почти двадцать лет снимет одноимённую картину, посвящённую водной стихии.

Яма в дороге, следуя законам драматургии, как главная проблема, будет увеличиваться, рабочие будут засыпать ее свежим асфальтом, щебнем, ровнять катком. Но в итоге из пробоины повалит такой пар, что весь район соберётся над бездной, будто ища там прячущуюся и периодически напоминающую о себе мифическую русскую идею. Это чем-то напомнит забытую документальную ленту «Колокола с глубины» великого немца Вернера Херцога, где жители русской деревни пытались разглядеть под толщей льда свой Китеж.

Но помимо пробоины, в «Тише» встретится много другой поэтики: крупный план голубя, глядящего в объектив и желающего остаться в истории кинематографа, банный день для фасадов Питера, дворничихи-бабули, канувшие теперь в лету, убиравшие город так, как сегодня может только присниться. А еще: прохожие, одетые в «style ранние нулевые» (чёрные ботинки/широкие брюки/олимпийка), оранжевый советский автоэмэмдэмс – запорожец, и тополиный пух, которого было еще так много, пока аллеи не уступили место парковочным зонам.

Ночью свой вид из окна Виктор Косаковский покажет нам истинным документальным неонуаром, фиксируя глубоким зумом асфальт под крапающим дождём и паром, идущим из люков. Постепенно асфальтовая городская поверхность в кадрах Косаковского станет напоминать марсианские ландшафты, снятые с высоты спутника. И эффектные снимки метановых морей Юпитера! А на самом деле всего ничего - бензиновые лужи. Ночной трактор, почти пепелац на колесах, и автопортрет-отражение режиссера дополнят нуарное настроение.

Придумав вроде простую, даже банальную концепцию: снять картину с одной точки, Виктор Косаковский процитирует фильмом первое фотоизображение в истории - «Вид из окна моего кабинета» француза Жозефа Нисефора Ньепса. Кстати каждый фильм режиссера начинался логотипом с этой фотографией. Личный лого! Почти как рычащий лев у Metro Goldvyn Mayer. А главное то, что режиссер закинодокументировал для нас важную эпоху - рубеж веков и тысячелетий на примере самого аутентичного района Питера.

Негласно. Тихо. И смиренно: Время течет. Ничего не меняется. А Косаковский все равно наш русский Годфри Рэджио.

Ну а райончик Коломна глобально все тот же и теперь. Фактурные мужчины в черных шляпах, шагающие по субботам в Синагону. Местные алконавты под тенью дерев, распивающие коктейль Ледяная Буря. И мелодии скрипок, фортепиано, флейт и гобоев, льющихся из раскрытых окон. Все это являет загадочную атмосферу. Не просто район, а настоящая зона, застывший пространственно-временной артефакт. Устанавливай камеру и снимай «Тише»-2.

А «Тише» Косаковского в итоге будет номинирован на премию Европейской киноакадемии, выиграет фестиваль в Чикаго и получит в 2004 году Нику за лучший документальный фильм.

Почему «Тише»? Главная интрига. Об этом в самом фильме.

В фильме «Тише!» режиссер долго не думал, что снимать и решил воплотить свою метафору «мир через окно моего дома» в прямом значении, запечатлев события, коих немало произошло за год под его окном, не выходя из дома.

Это своеобразная поэтическая история с незатейливой драматургией может быть трактована по-разному. Кто-то скажет, что это сатирическая комедия про вечные проблемы с дорогами и дураками, кто-то скажет, что этот круговорот повторяющихся проблем и есть сама жизнь, а кто-то может подметить, что это журналистский репортаж из рубрики «без комментариев» о терпении и добросовестном отношении работников различных коммунальных служб с одной стороны и о терпении жильцов, которые вынуждены не спать ночами из-за грохота отбойных молотков и разговоров рабочих, а также водителей, которые терпят неудобства. И все мнения по-своему будут верными, так как автор остался бы на уровне обычного видеорегистратора, видео с которого итак заполонили каналы «YouTube» и «RuTube», но с помощью монтажа и крупности планов автор создает совсем другое пространство. Словно демиург, используя естественный материал под рукой, он создает кино эмоциональное, философское, поэтическое, с элементами трагикомедии и театра абсурда с вечно повторяющимися эпизодами.

Примечательно, что даже название фильма «Тише!» мы осмысляем сразу, оно нам понятно и знакомо с первых минут фильма по личному опыту. Но как ловко, под занавес, автор преподносит зрителям сюрприз в виде бабушки, которая выходит на улицу и неизвестно, окликает ли она свою собаку по кличке Тиша, которая потом появляется в кадре или это мольба бедной измученной старушки о пощаде перед всем неугомонным шумом улицы.

Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью.

Бахчанян

Взгляд на «некультурный» вид из окна культурной столицы, демонстрирует что со времен Гоголя мало что изменилось, проблема все та же: дураки и дороги.

Запечатление Косаковским «деятельности» под его окном различных государственных служб, иллюстрирует безалаберность и бестолковость всей системы, которая направлена лишь на создание видимости работы, итог которой очень сомнителен. Кинул щебень, «катнул» асфальт, а дальше хоть «трава не расти». Все это, переплетается с картинами «жизнедеятельности», подчеркивая человеческую несознательность и безразличие.

Допотопная техника, головотяпство и низкий уровень культуры, и даже плохая погода; это и есть, пасмурные и серые реалии повседневной окружающей жизни. Вот, такой документальный экзистенциализм от Косаковского.

Интересно, с момента выхода фильма под его окном произошли перемены или «деятельность» продолжается, из года в год?

Вот приходишь после работы домой. Уставший, издёрганный. А под окнами меняют асфальт. Или кладут плитку. Или «ищут» трубопровод. Гремят отбойные молотки, тяжёлая техника скребёт неуклюжими ковшами асфальт, рабочие на этом фоне выясняют отношения, а недовольные автомобилисты сигналят почём зря. И, сглотнув пару таблеток Цитрамона, так хочется иногда послать всё к чертям, а самому махнуть куда-нибудь за город, — «в деревню, к тетке, в глушь, в Саратов». Но чаще всего остаётся либо огородиться душными стеклопакетами, просто заткнуть уши, а то и вовсе только обречённо приучать себя к мысли, что когда-нибудь это закончится и-де недолго осталось.

Когда под окнами дома питерского режиссёра-документалиста Виктора Косаковского начались такие вот дорожные работы, он начал снимать. А когда эти работы приостанавливались, он снимал всё, что происходит вокруг. Вот ранним утром из подъезда напротив осторожно выглядывает еврей в широкополой шляпе. За ним выходят ещё двое, и вся троица быстрым шагом отправляется в синагогу. А вот молодой человек с букетом цветов — уже у соседнего подъезда — поджидает девушку, и тут, как некстати, его обувь заинтересовала какую-то собачонку. Или как не вспомнить старушку, собирающую снег в скверике. Всё увеличивается масштаб работ, всё больше становится техники, всё глубже раскоп, а вокруг продолжается жизнь — трогательная и удивительно разнообразная. Перед нами разворачивается поистине гоголевского масштаба история своеобразной «миргородской лужи», вечной и неистребимой.

Каждый свой новый фильм Косаковский предваряет зеркальным изображением «Вида из окна в Ле Гра» Жозефа Ньепса — самым ранним дошедшим до нас фотографическим снимком. Меняются приспособления для съёмки, совершенствуется оптика, но неизменной остаётся задача хроникёра, фотографа, художника-документалиста: запечатлеть и передать потомкам. Вот и здесь арсенал выразительных средств достаточно скуп: любительская камера и простой монтаж. За кадром играет старенькое расстроенное фортепиано, что вкупе с ускоренным воспроизведением напоминает эффект немого кино, когда камера не могла снимать с частотой свыше 16-ти кадров в секунду. Эта реальность не нуждается в приукрашении.

Одновременно, автор словно вступает в немой спор с Годфри Реджио и его великим «Кояанискатци», противопоставляя безликим людским потокам по-своему трогательных, где-то забавных, но живых людей. Дома, которые видны из окна петербургской квартиры, не пугают своей холодностью. А страшная техника, которая в фильме американского режиссёра, будто чудовищный монстр, буквально «перекраивает» мир под себя, здесь всего лишь причудливый инструмент, в котором сокрыто не больше угрозы, чем в небезызвестном «паровозике из Ромашково».

Режиссёр любит жизнь и спешит поделиться этим чувством со зрителем. Вместе с ним мы любуемся тем, на чём в обычных условиях внимание чаще всего уже не задерживается. Это пыль, которую в предрассветных лучах гонят своими мётлами дворники, автомобильные выхлопы, которыми дружно коптят воздух отъезжающие на работу, мокрый асфальт, отражающий свет ночных фонарей, тополиный пух, «напуганный» автомобильной сиреной… И можно только поражаться безошибочному чутью автора, который, выглянув в окно, смог запечатлеть очень характерную, целостную картину нашей жизни. Кто-то скажет: «Повезло!» Повезло, конечно. Нам, зрителям повезло.

8,5 из 10

Принципиально жестко документальный фильм из отдельно взятого городского окна про прелести фактуры асфальта, а также глубокое антропологическое исследование от нашего соотечественника про наших соотечественников. Погружает и захватывает, воспринимается как эстетская драма, как поэтическое повествование, не из разряда эпоса — скорее медитативно-лиричное.

Городская романтика и фарс в формате обычного ритма повседневности, которая за год работы скрытой камеры чревата ну всяким, знаете ли. Питер 2002-го узнаваем до боли (хотя бы и из Москвы) и настолько же уже отдален прошедшим временем — устаревшими моделями машин и такой же еще не забытой, но уже неносимой одеждой. В этом городе давно и крепко не дружат климат и бытовые коммуникации, зато по весне моют облезлые стены особняков. Здесь погода радует не часто, но атмосферности всегда, хоть отбавляй

На этом фоне немой кинематограф соседствует с японской эстетикой естественной смены сезонов и «36 видов горы Фудзи», чтобы лицом к лицу встретиться с неумолимой российской действительностью, слегка блеклой и весьма причудливой. Чередование местного шума и музыкального сопровождения, время от времени светофильтры (а может и нет?), чувство стиля и просто жизнь как она проходит мимо. Или не проходит, будучи замеченной.

9 из 10