Рассказ плачущего верблюда (2003)

Монголия — страна юрт, страна без городов. Богом забытый край, до которого, кажется, всему миру нет никакого дела. В песках Гоби, вдали от суеты цивилизаций, затерялось трудолюбивое семейство чабанов, вся жизнь которых зависит от овец и верблюдов. Время тут никуда не спешит: старики играют вечерами в карты, дети в шагай — народную мужскую игру на выбивание плоских костей. Женщины постарше прядут и стряпают незатейливый ужин, молодые же с мужчинами пасут овец и стригут верблюжью шерсть. Торговля шерстью обеспечивает этих людей постоянным доходом, молоко верблюда кормит всю общину. Именно поэтому рождение нового верблюжонка тут сродни ритуалу, сакральному действу, от исхода которого будет зависеть судьба рода. Аккурат к первому помету и приехал однажды в весеннюю пустыню оператор Луиджи Фалорни, чтобы помочь Бябмасурен Даваа перенести на пленку историю плачущего верблюда. И это отнюдь не метафора. Есть в кочевой Моголии удивительный ритуальный обычай: когда верблюдица отказывается кормить своего детеныша, шаман играет на двухструнной скрипке моринхур протяжную мелодию хоослох, которая успокаивает нервную самку, возвращая её к кормлению. В кульминационный момент исполнения мелодии у некоторых верблюдов на глазах наворачиваются крупные капли слёз. И вот, когда у одной из молодых самок рождается верблюжонок альбинос, от которого она отказывается, семья посылает двух мальчишек в центр, за музыкантом-шаманом.

Сложно судить, где в этой истории правда, а где художественный вымысел. «Рассказ плачущего верблюда» ценен достоверностью демонстрации быта монгольского народа, практически не изменившегося за столетия. Прогресс не прошел совсем мимо, он лишь слегка отредактировал местный уклад. Среди традиционных одежд то и дело мелькнут джинсы, старик вечерами пытается поймать волну на старом радиоприемнике, направив в отверстие в крыше юрты поломанную антенну, а дети пьют молочный чай, таращась в крохотный телевизор, транслирующий пойманный со спутника «Ну, погоди!». Этой неспешной и обособленной жизнью любуются режиссеры, отбросив всяческие призмы, они не ищут в ней сокровенных смыслов. Для Даваа этот фильм — возможность заявить о культуре своего народа на весь мир, для европейцев из съемочной группы — шанс напрямую с этой непокорной поступательным движениям прогресса культурой соприкоснуться. Пустыня Гоби, куда не лежат туристические маршруты, не перестает быть для зрителя далеким и чужим миром, однако, благодаря этой ленте, он может посмотреть на её скромных обитателей. Неразговорчивых людей, пасущих верблюдов среди увязших в песках уазиков, уверенных в том, что их будущее навсегда приковано к этой высушенной солнцем и ветром земле. Камера же тут всегда где-то сбоку — она не врывается в жизнь людей и верблюдов, не нарушает невидимых границ, лишь позволяет наблюдать с удобных ракурсов.