Его брат (2003)

Борьба человека с болезнью в кинематографе давно стала одной из основополагающих тем, порой производящих эффект разорвавшейся культурной бомбы. Сразу оценить смысл каждой такой истории удаётся далеко не всегда, как это в своё время произошло с фильмом Томаса Яна «Достучаться до небес», оставшегося без призов крупных фестивалей. Французской картине «Его брат» Патриса Шеро в этом плане повезло чуть больше, хотя, в отличие от немецкого сюжета, она успела порядком подзабыться.

Патрис Шеро не из тех режиссёров, что разбрасываются лирикой и сантиментами и буквально сразу хватает зрителей за горло, представляя их вниманию душещипательную сцену разговора между родными братьями Тома (Бруно Тодескини) и Люком (Эрик Каравака). Тома сообщает Люку, что серьёзно болен, о чём свидетельствует резкое падение уровня тромбоцитов в его крови. Госпитализация же означает, что за рядом с Тома постоянно должен быть кто-то из близких. Несмотря на то, что у Тома есть живые родители и возлюбленная, он предпочитает им лишь общество своего брата. То, что поначалу кажется всего лишь родственной потребностью больного, постепенно выявляет объективную необходимость сближения двух отчуждённых друг от друга людей.

Необратимое течение жизни вырисовывается здесь во всех подробностях. Интимность — главный инструмент, при помощи которого можно раскрыть и физическое состояние человека, и его душу. Болезнь и боль в своём изображении постепенно станут на один уровень с чистотой и духовностью, но до этого момента двум героям предстоит не единожды убедиться в хрупкости как тела, так и чувств, воли. Вместе с камерой, переходящей от здорового и крепкого Люка к исхудавшему и бледному Тома и наоборот, сценарий фильма поворачивает героев от тепла к холоду, и там, где прежде был мягкий эротизм, теперь физический распад и медленное угасание жизни во всех её проявлениях.

Шеро находит идеальный баланс между чисто физическим и невидимым, метафизическим в человеке. Известно, что обладатель необычной внешности Тодескини для своей роли похудел на 12 килограммов, и образ больного у него получился, мягко говоря, впечатляющий. Болезнь ломает не только жизнь его героя, но и меняет мир вокруг. Он становится жёстче и лицемернее. Лицемерные лица вокруг независимо от того, родственники ли это, любимая или лечащий врач с непроницаемым выражением лица. Важные в жизни Тома люди один за другим превращаются в фантомные образы и образуют своего рода мост между ним и его братом. Чем большее число этих фантомов отпадают, тем ближе становятся братья друг другу. Но существует и другой мир — молчаливое величие природы, разделяющее с каждым его горе. Скалистое побережье Бретани, где лечится и отдыхает Тома, один из самых поэтичных символов фильма.

Всё, что касается прошлого братьев, их личной жизни и отношений, характера каждого, выявляется лишь в настоящем. Шеро исходит из ситуации и раскручивает её на всю катушку. И вот уже закрытый на эмоции Люк раскрывает зрителям не только возможную причину конфликта в прошлом, но и даёт возможность поверить в его завершение. Это происходит при помощи как воспоминаний Люка о детстве, так и его личных визуальных представлений. Очевидно и то, что по мере раскрытия Люка духовная связь двух братьев также укрепляется и однажды приведёт обоих к закономерному итогу. Лишь через достоинство себя и своих отношений с кем бы то ни было возможно достижение достоинства жизни и достоинства смерти, которые и есть одно великое целое.

Тома узнаёт, что болен редким и почти неизлечимым недугом. Цепляясь из последних сил за уходящую жизнь, он переезжает в больничную палату. Вокруг шприцы и капельницы, уколы и кровь. И вынужденные наезды родственников, которые с «невозмутимым» равнодушием, почти отвращением, наблюдают за процессом угасания. Родители при каждом посещении смотрят на часы, боясь опоздать на обратную электричку, подруга, быстро намаявшись, говорит, что никогда не любила и с лёгким сердцем уходит навсегда.

Только младший брат Люк пытается нести это бремя: быть рядом с умирающим. Покорившись своей участи, Тома возвращается в дом на берегу моря, где прошло его детство. Теперь он уже не ждёт, а ищет смерти. Собрав последние силы, Тома смиренно входит в море (совсем не так картинно, как Вирджиния Вульф в фильме «Часы»). Осознав, что собственно случилось, Люк вздыхает с облегчением…

В этом мире никто никому не может помочь. Здесь нет любви, и умерли последние желания, тела стали холодны и безмолвны, а взгляды непроницаемы. Уподобившись хирургу, без сочувствия, с профессиональным интересом взирающему на пациента, режиссёр оставляет сантименты за пределами фильма. Расстёгнутая рубашка, обнаженный торс, сбритые волосы на теле, волосы, вырастающие вновь, кожа, её складки, бороздки, поры, капли пота…

Как и в «Интимности», где Шеро через тело исследовал секс, плоть вновь находится в центре его внимания. На этот раз он ищет следы, которые остаются на теле и которые оставляет само тело. Приёмы, которыми он для этого пользуется, просты: отточенность каждого кадра, длинные планы и предельная реалистичность. Безыскусность, столь естественная для реализма. Такой взгляд на психофизику умирания можно назвать физиологическим или археологическим.

Тело тут — не предмет любования, а скорее туннель, через который раскрывается философия объекта. Режиссёр втягивает в водоворот своих размышлений самые злободневные проблемы человеческого существования: перед лицом смерти совсем иной смысл обретают отношения с близкими и отношение к самой смерти. На эту дорогу не раз ступали Бергман и Сокуров, но это не умаляет значение данного фильма.

Актёр Бруно Тодескини, играющий Тома, совершает со своим телом метаморфозу, схожую с той, что проделал в «Бешеном быке» Роберт Де Ниро, поправившийся на полтора пуда. Только вот француз, наоборот, по ходу фильма худеет до такого состояния, что начинает напоминать узника Бухенвальда. Наверно, и это обстоятельство стало определяющим, при включении актёра в пятерку номинантов на главную европейскую премию года.