Тишина (1998)

Иранский кинематограф 90-х, особенно второй половины, пестрил фильмами о детях, живущих в бедности и сталкивающихся с различными жизненными проблемами, что было обусловлено любовью иранских режиссеров к итальянскому неореализму. Одним из первых, кто решил затронуть эту тему, стал Аббас Киаростами, сняв в 1987 году «Где дом друга?», а благодаря другим режиссерам и в частности Маджиду Маджиди, создавшему целый ряд картин, исследующих мир детства (например, фильм «Дети небес», перекликающийся с «Похитителями велосипедов» Витторио Де Сика), этот уклон стал устойчивой тенденцией и в результате вылился в новое полноценное направление — иранский неореализм. Не остался в стороне и Мохсен Махмальбаф, выпустивший в 1998 году этно-музыкально-физиогномическую «Тишину», удачно вписавшуюся в рамки возникшей парадигмы.

К тому же, «Тишина» стала частью этнографической коллекции Махмальбафа, в которую входят «Габбех», «Кандагар», «Садовник» и другие. Благодаря любопытству, жажде странствий и склонности к экзотике, режиссер снимает фильмы не только на территории Ирана, но и в других странах, знакомя тем самым искушенных зрителей с проживающими там народами, царящей атмосферой и культурой. Что касается рассматриваемой картины, то она создавалась в Душанбе, среди многолюдных базаров, пыльных улиц, палящего солнца и процветающей бедности. При этом, режиссер не забыл отметить, что Таджикистан является многонациональной страной, сделав одну из сцен русскоязычной. Видимо, это была разминка перед «Сексом и философией».

Сюжет «Тишины» разворачивается вокруг слепого таджикского мальчика Хоршеда, которому приходится заниматься настройкой музыкальных инструментов, чтобы заработать на жизнь для себя и матери. И все бы ничего, но обостренный слух становится для мальчика одновременно даром и проклятьем, так как, отвлекаясь на различные красивые звуки, он постоянно опаздывает на работу, что естественно не нравится хозяину мастерской, чье терпение начинает иссякать. Таким образом, Хоршед балансирует на грани, рискуя быть уволенным в любой момент. Если это произойдет, то мать не сможет платить за жилье, и они окажутся без крыши над головой.

Несмотря на название, картина не имеет прямого отношения к тишине, ибо практически каждая сцена наполнена многообразными звуками: жужжанием пчелы, разговорами, пением, шумом улиц, стуками, журчанием воды и мелодиями, извлекаемыми из рубабов, таров и других музыкальных инструментов. Словом, созданная история похожа на заполненный нотный стан. Режиссер дает понять, что слух является самым главным чувством, а звук есть сама жизнь, чем выдает неоднозначность и противоречивость своих суждений, ведь в том же «Габбехе», снятом на два года раньше, упор делается на зрение и прослеживается мысль, что вся жизнь — это цвет. Такая явная антитезисность говорит о гибкости режиссера и многополярности его картины мира. «Тишину» можно смотреть с закрытыми глазами, дабы лучше понять Хоршеда и насладиться музыкальным сопровождением, подключая зрение лишь иногда, для созерцания лиц запечатленных крупным планом и оригинальным образом расположенных в кадре, что позволяет акцентировать внимание на отдельных деталях (губах, ушах). Тишина здесь представлена в иносказательной форме, подразумевающей душевное спокойствие, гармонию с собой и природой, и молчаливое наслаждение музыкой окружающего мира. Поэтому идея, заложенная в фильме, относится скорее к уровню интуиции и ощущений, нежели осознанного понимания.

Развивается «Тишина» подчеркнуто медленно, не выходя за рамки восточного менталитета. Неподготовленному, вечно спешащему, погрязшему в суете зрителю будет тяжело и скучно смотреть эту вялотекущую картину, с ее рутинными и порой необычными диалогами, несмотря на то, что хронометраж составляет всего лишь 76 минут. В ней нет конкретного начала и конца, но зато есть метафоричность, неординарность и интересные мысли, выражающиеся в притчево-элегической манере. Окружающий нас мир это на первый взгляд хаотично звучащий оркестр, но если сосредоточиться и прислушаться, то можно, например, услышать Симфонию N5.

И как бы сказал Лев Дуров — «Человек сам дирижирует своей жизнью».

В финале действия герой фильма управляет стихийно оформившимся оркестром из уличных ремесленников. Слепой ребёнок из таджикской провинции, не знающий нотной грамоты, берёт из воздуха знаки, а уличный оркестр переводит их в бессмертную музыку того самого Людвига Вана. Величие замысла, которое питает душу. Такого рода безумство есть лучшая составляющая искусства, а обыденность, с которой этот абсурд преподнесён, говорит, что мы имеем дело с представителем иной цивилизации, существующей согласно своим законам разумного, отличным от наших, как рыба от груши.

Классный Махмальбаф, классный.