Салям, синема! (1995)

Мохсен Махмальбаф мастерски препарируют саму суть кино, раскрывая перед зрителем подлинную картину человеческих эмоций. Схематично очерченный квадрат на полу, несколько камер, съемочная группа и актеры, которые сами того не понимая, уже играют свою роль в фильме именитого режиссера. Смех и слезы, спровоцированные командами Махмальбафа создают новое измерение кинематографической реальности.

Камера фиксирует тончайшие состояния героев, извлекая наружу различные стороны их личности. Испытуемые готовы на всё ради роли в кино: петь, хохотать, падать на пол от воображаемых выстрелов, признаваться в любви и рыдать. Но готовы ли они переступить через себя и показать свое истинное лицо в объектив кинокамеры? Эксперимент под названием «Салям, синема» заставляет нас, зрителей, воспринимать саму жизнь как игровой процесс, где смешиваются все грани между искренностью и фальшью.

Срежиссированные фрагменты кастинга — это не фильм, но Кино в самом широком его понимании.

Салям, Синема! И прощай реальность.

8 из 10

-На что вы готовы ради искусства? Ради кино? Вы можете заплакать?

Именно такой вопрос безжалостным, требовательным голосом задает иранский режиссер Мохсен Махмальбоф всем пришедшим на кастинг, который он объявил. Пришли тысячи; выломали ворота, нескольких раздавили насмерть – случилась очередная Ходынка, только не за серебряную кружку и печатный пряник, а за право стать войти в вечность, приблизиться к Богу - так, как суждено приблизиться только немногим избранным.

Кино в Иране имеет статус сакральный и окружено уважением и авторитетом. В стране, где эмоции гипертрофированы, но большая часть информации передается не словом, а через контекст – в силу табуированности большинства тем и возврата к средневековью после попытки совершения «большого скачка» в будущее – в Иране черной тканью теперь укрыта не только женщина, но и уже прорезавшийся постмодерн. Так вот, в этой стране сложно проработанного узора, крупного плана, взглядов, рифм, ромбов, двусмысленностей, метафор, минаретов, в этом раскаленном пространстве невыраженных чувств кино оставило далеко позади все виды искусства по тому эффекту, которое оно оказывает на людей. Режиссер – великий пророк. В его руках сосредоточена власть, кратно превосходящая власть любого политика или муллы. Он не просто снимает кино, он приближается к Нему. Он приближает вас к Нему.

Кастинг, который устроил Махмальбоф – фейковый. Пришедшие туда об этом, конечно же, не знают, но в этом и есть весь смысл – он снимает кино про то, как собираются снять кино, а точнее, про людей, которые хотят сниматься в кино. Демография состязающихся пестра, как на прямой линии с президентом, а большинство из пришедших максимально далеки от кинематографа: студентки, рабочие, крестьяне, наивные старики. Приходят семьями и за ручку с подругой. Приходят, чтобы в их маленькой жизни вдруг случилось чудо. Приходят ради интереса. Приходят, чтобы увидеть Махмальбофа. Приходят, чтобы воссоединиться с любимым.

-Зачем вы хотите стать актрисой?

-У меня есть надежда, что ваш фильм получит премию и я поеду с вами за границу.

-Зачем вам за границу?

-Там живет мой муж, он убежал из Ирана, а мне не дают визу.

-Вы можете заплакать?

-Зачем?

-Чтобы получить роль, вам надо заплакать.

-Вы можете просто помочь и дать мне маленькую роль?

-Для этого вам надо будет заплакать.

Думаешь, вот неужели она не может заплакать? Ради великой любви? Ради свободы? Ситуации, которые вскрываются банальным требованием заплакать за минуту, которое Махмальбоф предъявляет с бескомпромиссной жестокостью и даже садизмом, каждый раз с наслаждением прогоняя каждого, кто не сумел его выполнить, были бы совсем тривиальными и скучными, если бы это было не иранское кино. Иранское – кино контекста, а не фабулы, интонации, а не слова. В каждом простом утверждении скрыто десять оговорок. И смотреть это кино надо обязательно в оригинале, с субтитрами – иначе вы утратите невосполнимо много.

На фарси volens nolens приходится петь, а не говорить - просто потому, что он так устроен. Изафеты - своеобразные лигатуры между словами, превращают иранский текст в партитуру. Там не бывает stacatto, зато очень много crescendo и diminuendo. Вслушайтесь в эти мелизмы иранской речи, растворитесь в них, и вы продолжите следить за сюжетом, даже если закроете глаза (а значит, не будете видеть картинки и субтитров).

Это кино про творца, но не только великого Махмальбофа, а творца в каждом человеке, которое большинство из людей так безжалостно и бездарно убивает. Кино про страх смерти и пустоты, страх бессмысленно прожитой жизни – от которой, наверное, может спасти пленка, а подчас кажется, что только она и может. Оттого и стоило неделю стоять под дверями, рисковать жизнью, чтобы только прорваться туда – и попытатья зацепиться за этот сакральный, жестокий, сюрреалистичный мир кино. Зацепиться за вечность. Стать на шаг ближе к Нему.

Оригинал - https://snob.ru/profile/30995/blog/129610

10 из 10

Фильм снят в жанре документального кино.

По объявлению в газете о кастинге к фильму о столетнем юбилеи кинематографа приходит многотысячная толпа. Настоящее паломничество из желающих стать мировыми знаменитостями.

Режиссер проводит жесткий отбор будущих звезд. Он просит пришедших людей показать слезы, смех; рассказать, почему они хотят быть актерами. Все это дается им нелегко. Они вступают в спор, отказываются от своей мечты, уходят с кастинга.

Режиссер ведет себя как диктатор — плачь или уходи.

Махмальбаф поднимает проблемы кинематографа (и я считаю, проблемы самоопределения человека). Почему мужчина, считающий себя хорошим парнем, играет плохо из-за своей внешности? Нужно ли играть в боевиках, если тебе нравятся мелодрамы? Нужно ли притворяться слепым для получения заветной роли? За сколько секунд должен разрыдаться настоящий актер? Старый актер говорит, что учился этому очень долго — и познал много смирения и скромности.

И главная вопрос: что важнее гуманность или карьера? Очевидный ответ актеров приводит к их неочевидным решениям.

8 из 10