Ангелочек, сделай радость (1993)

После распада Советского Союза его культурный «след» еще достаточно долго обнаружим в широком географическом пространстве. Что уж говорить о фильме, снятом в 1992 году, а через два года получившем главную награду Кинотавра вряд ли как по-настоящему иностранная лента. Еще не пришло время так называемому колониальному стилю, который взяли на вооружение почти все постсоветские страны и который призван маркировать понятие национального через все тот же этнографический ракурс, когда тот или иной народ предстает как условные индейцы с их диковинными обычаями и традициями, но одновременно этот принцип декларируется почему-то и как базовый исторический метанарратив.

Фильм Сапарова под эту трэш-эстетику никак не подпадает. Наоборот, он подчеркнуто аколониален. Национальный квазимиф еще не вступил в свои права. Основной топос — немецкая деревня в среднеазиатских степях, где найдется место и автохтонам, и русским. Точка зрения на события 1940-х (вторичное поражение в правах немецких поселенцев в годы войны) смещена и по большей части связана с детскм взглядом на мир. Однако найти очевидно ярких решений режиссеру не удалось. Он навязчиво утверждает лейтмотивом образ гнезда, к которому бегает главный герой, чтобы проверить, нет ли подарков от ангелочка, но данный образ именно навязчив и банален. Всего лишь один эпизод с причудливым «излечением» от кори запоминается гораздо больше. В этом, пожалуй, главный недостаток фильма, тот редкий случай, когда дети — природные артисты — практически не играют, поэтому и не «играет» мир, их окружающий.

Возможно, Сапаров напрасно акцентирует стилистические черты позднесоветского поверхностного модерна: ослабленный нарратив, стремление вывести некую деталь самым крупным планом, превратив ее в символ, но на самом деле выхолостив потенциал. Не забыт даже плохой звук, как в фильмах Герман. «Ангелочек» светит отраженным светом чужих режиссерских решений, и это сказывается даже в идейной составляющей, отсылающей к экуменическому и абстрактно-гуманному взгляду на любую проблему. Такое наследие родом чуть ли не из интеллигентских 60-х делает фильм не редкой жемчужиной, но именно образцом эстетической инерции, который можно отметить как раз на фестивале, а вот во всех остальных случаях по его поводу можно скорее недоумевать, чем восторгаться.