Циники (1991)

Когда в России ты рассказываешь о недавнем прошлом, то можешь угадать и ее недалекое будущее. Роман русского поэта-имажиниста Анатолия Мариенгофа «Циники», написанный в 1928 году, но выпущенный только через 60 лет, как влитой лег в сценарную основу одноименного фильма начинающего режиссера Дмитрия Месхиева. Картина вышла в аккурат падения дряхлеющей империи. А в книге, впервые в России написанной в форме киносценария, империя только нарождается, хищно загрызая проклятое старое, аппетитно клацая зубами.

Петроград, 1918 год. Историк Владимир знакомится с очаровательной Ольгой (нереально волшебная и неземная Ингеборга Дапкунайте) дочерью состоятельных родителей, сбежавших из новой России. Не лишенные творческой экзальтации, молодая пара начинает немедленно духовно разлагаться под свежими и бурными ветрами революции.

Разумеется, снимая о прошлом, Месхиев метил в свои веселые и неспокойные времена, удивительно похожие на события давно минувших дней. Юркие нэпманы, не чурающиеся обманом сколотить большой капитал – отражение нарождающегося класса «новых русских», стремительно обнищавший, торгующий на площадях народ – альтер-эго вскорости возникших стихийных китайско-турецких рынков, а рассуждения о лучшей жизни взамен на интимные услуги и вовсе были показаны еще в «Интердевочке». Исторический момент, когда из людей вышли наружу самые страшные качества, а остальные вынуждены были приспосабливаться к новым реалиям.

Пока Владимир и Ольга женятся, ссорятся и мирятся, ищут утешения в объятиях других партнеров, новая и злая жизнь как будто остается за кадром, но временами она очень жестко врывается в него, чтобы разметать заигравшихся в жизнь людишек, праздно прожигающих жизнь. Сначала серьезно ранен ярый большевик – старший брат Владимира Сергей, сраженный не только пулей, но и неверностью ветреной Ольги. Следом за ним падает в пропасть нэмпан Докучаев, поверивший, что большие деньги спасут его в разорванной на клочья стране. Месхиев старательно записывает за Мариенгофом – все слои общества, дышащие воздухом перемен, одинаково отвратительны и мерзки.

Но главные герои предпочитают переживать катастрофу по-своему, бросаясь в омут сначала чувств, а потом красивого яркого флера революции. Сперва: «Вся ваша социалистическая революция, война, немцы – чепуха. Допустим, у вас тут революция, а я любим. Катастрофы кругом, а я купаюсь в своем счастье, плаваю на брюхе и пускаю пузырики всеми местами», а затем: «Какая чистая, ясная красота. Как все четко, разумно, великолепно, безжалостно». Эпатаж, метафора, образ и, наконец, эрзац, заменяющий реальное на иллюзорное, но спастись из творящейся вокруг катастрофы можно только так. Так, как в бурные 90-е выживут романтики, вовремя обратившиеся в циников.

Ольга как буревестник и неудавшийся циник, вспарывает тонкую ткань происходящего безумия, стараясь занять свое место в новом мире, но ни один из предложенных вариантов не способен удовлетворить мятущийся дух. Лучше всего ее поведение описывает фраза из фильма – «Сейчас я знаю преимущества революции – мы пьянеем от нескольких конфет». Путем «попробовать все, что только можно», пойдут и новые романтики, а «святые» 90-е некоторые запомнят, как лучшее время в истории. Но парадоксально другое, когда русское кино изо всех сил предупреждало о грядущих тяжелых временах, Месхиев показывал, как их можно попробовать пережить.

Слышала про этот фильм очень давно, в свое время советовали много, часто, настойчиво.

Фильм снят по мотивам одноименного романа «Циники» Анатолия Мариенгофа, крайне трогательное произведение, пронизанное духом того времени. По сути представляет из себя хронику тех лет, уклад жизни и менталитет русского образованного человека. И страдания этого интеллигента, конечно.

Однако в картине Рудинштейна всего этого я не нашла, зато там есть очаровательная Дапкунайте с ее неповторимым говором и прекрасной мимикой. Единственное, в чем фильм попал в точку — это образ Владимира. Отлично сыгранный Ильиным.

Ольга смотpит в мутное стекло.

- В самом деле, Владимиp, с некотоpого вpемени я pезко и остpо начинаю чувствовать аpомат pеволюции.

[…]

- Я тоже, Ольга, чувствую ее аpомат. И знаете, как pаз с того дня, когда в нашем доме испоpтилась канализация.

На мой взгляд, книга крайне проста для использования её в качестве сценария — и одновременно сложна. Сценарист справился с задачей, по максимуму сделав сюжет логичным, а реплики — соответствующими тексту оригинала. Правда, растеряв при этом львиную доли легкости и очарования Мариенгофа, а также оставив картину без всех жутких «пометок на полях» (о случаях людоедства). Действие перенеслось из Москвы в Петроград, а Владимир во время мыслей о самоубийстве пытался броситься просто с лестницы (мне стало жаль той утраченной, но такой чудесной авторской находки — ведь его на самом деле остановила мысль о мусорной куче внизу!).

Я боялась белокурой Ингеборги в качестве красноволосой Ольги, но тут режиссер приятно удивил: её волосы в фильме далеки от блондинки. Кроме того, многие сложные реплики удались ей как нельзя лучше.

Из сугубо авторских находок — прописана сцена ареста Докучаева, причём превращена в якобы обучающий фильм для рабоче-крестьянских кадров — ну чем не искомый цинизм?! Атмосфера 20-х до конца не уловлена, массовка слишком бутафорская, а финальная сцена в титрах — нелепейший шаблон! Но, тем не менее, все основные моменты романа затронуты, а лично мне полюбившиеся диалоги — сохранены. Из явных минусов — фильм гораздо муторнее и тяжелее книги. Ведь у Мариенгофа каждая строчка — находка, алмаз, огранщиком которого выступает острый ум читателя, чего не скажешь о каждом кадре фильма.

Старый, мне еще не известный Месхиев. Картинка, конечно, землистая — чур-чур меня, обычно сразу выключаю «советское кино» — но, с другой стороны, как-то соскучился по правдоподобно показанному 19 веку (начало 20-го).

Дапкунайте переигрывает; т. е. замечательно играет — вспомнил, кстати, Чулпан Хаматову у Абдрашитова — но реализму вредит — опять же, совковая практика… Других интересных актеров не наблюдается…

Некая трагедия, разумеется; некие предательства и самопредательства, опять же… «Клим Самгин» — и 91-й год — в чистом виде. В 91-м снимать так, как полагается в 91, а 2007 как полагается в 2007 — поразительная метаморфоза! По сути, из 19 века успешно перейти в 21-й. Всё время шагать в ногу «со временем». Что это со стороны Месхиева — наивность, приспособленчество…

6—7 из 10