Австрийка (1990)

Ее мать была императрицей величайшей христианской империи, владычицей половины Европы, от западной Белоруссии до лигурийского побережья. Сама принцесса вышла замуж за наследника наиболее значительного королевства Европы, стала матерью его детей и королевой. В ее эпоху философы-беллетристы провозглашали приход царства разума, для дам изобретали огромные высокие парики, на лужайках Версаля происходили галантные празднества во вкусе Ватто, а Калиостро и Месмер явились смущать и изумлять светскую публику в Париже (такие стервятники всегда чуют запах распада первыми, как Распутин и Бадмаев). Казалось, что она, Мария-Антуанетта Габсбург-Лотарингская, самая беспечная и радостная монархиня на свете: «казалось, нет конца их грезам на вечном празднике весны…» Правда, остряки уже прозвали ее «Мадам Дефицит», намекая на разоренный бюджет. Но за несколько лет не осталось ничего: ни королевства, ни короля, ни Мадам Дефицит. Осталась вдова Капет в чепце и несвежем белье, состарившаяся, угрюмая, изнуренная бедами, тюремным заточением, униженьями. Какой пример для всякой легкомысленной надменности!

Жак Рене Эберт был нищим памфлетистом, которому приходилось жить и впроголодь. Благодаря революции он стал вождем «крайне левых» якобинцев, якобинских «экстремистов», требовавших усиления террора и упразднения христианской церкви. Он был предводителем «санкюлотов» — анархически и кровожадно настроенных «бесштанников». Вдова Капет и журналист Эберт встретились на суде, где он прилюдно бросил ей самые гнусные и самые непотребные обвинения, обвинения, которые редко выслушивают матери: она-де приучала сына-ребенка к мастурбации, чтобы подорвать его здоровье и стать регентшей, она развратила его в кровосмесительной игре! Конечно, ее судили главным образом за измену Республике и Народу, Эберт был лишь одним из свидетелей против нее, и заправлял процессом не этот горлопан, а хитроумные якобинские политики, которые вскоре расправились и с ним самим.

Но эпизодическое появление Пьера Клементи в роли Жака Эберта расставляет очень важные акценты в этом фильме. Пьер Клементи был символом надежд и поражения революции 1968 года. Он сыграл режиссера революции как всеобщего хеппининга в фильме Бертолуччи «Партнер» по мотивам «Двойника» Достоевского, сыграл хипповского Христа 1968 года в фильме Гарреля «Ложе девственницы», сыграл в модернизированной интерпретации классической «Антигоны» у Лилианы Кавани, фильме «Каннибалы», о юноше и девушке, хоронящих трупы убитых повстанцев. Буньюэль узнал в Клементи своего «ангела-разрушителя», таким он предстает в «Млечном пути», да по ходу сюжета и в «Дневной красавице». Поэтому аллегорически исполнение Пьером Клементи роли фанатичного Эберта на мрачном судилище означало глубочайшее дно разочарования, где начинается холодный скептический анализ. Но вправду ли такое разочарование было единственным исходом и было ли оно исходом? Невозможно не сочувствовать Антуанетте в этом фильме, невозможно не ненавидеть ледяного маньяка Фукье-Тенвиля, но ведь и этот фильм уже не нов и сам воспринимается как произведение той же эпохи, что «Терраса» и «Ночь Варенны» Этторе Сколы, эпохи тоже завершившейся. Ее усталый антибольшевизм релятивизирован временем, когда кончалась «холодная война» и последние симпатии к «красному» агрессору растаяли, а жуткая правда бесчинных репрессий дошла даже до твердолобых европейских «левых». И теперь вопрос о правомочности революции может быть опять поставлен, поскольку никаких ответов, кроме временных, на него, видимо, не существует.

6 из 10