Франсиска (1981)

Это экранизация романа «Фанни Оуэн» о жизни португальцев первой половины 19 века и среди них — писателя Камилу Кастелу Бранку, знакового автора для Оливейры, о «разрушительной страсти». Сначала кажется, что зрителю предложена обычная экранизация, где очень много черных кадров с текстом и мало собственно детального изложения, «изображения». инсценировки. В промежутках мы видим картины полуотшельнической, замкнутой жизни аристократии XIX века, вытесненной из общей гражданской жизни. Но то, что некоторые диалоги проигрываются дважды подряд, заставляет предположить, что Оливейра и здесь не так-то прост. В фильмах Оливейры часто действительно много текста — произносимого актерами. И здесь актеры больше говорят меж собой, оставаясь неподвижными, чем действуют или хотя бы жестикулируют. Текст на черных вставных кадрах передает обстоятельства, действия. Визуальный ряд подается для мизасцен, диалогов. Эти мизансцены большей частью решены в темных тонах, режиссер применяет технику размытых очертаний, сфумато классической живописи.

«Франсиска» — это скорее визуализация читаемой книги, возникающая в воображении читателя, нежели экранизация в обычном смысле слова. Перечисленные приемы как будто передают ощущения чтения. Еще историк искусства Пейтер заметил, что иллюстратору легко перегнуть палку, так как слова гораздо с меньшей силой воздействуют на наше восприятие вещей, чем зримые образы. И Оливейра поступает, как умный иллюстратор книги. Он отдаляет инсценируемую реальность от зрителя посредством названных приемов, чередует затемненные фрагменты с залитыми ярким светом, слепящим и смазывающим фигуры, внося динамику в колорит — а именно колорит, сама его тональность больше всего занимают режиссера в этом фильме.

Кажется, все подчинено одной задаче — передать не столько то, о чем говорится в романе, сколько смутное и абстрактное общее впечатление, возникающее именно у читателя, это впечатление эмоционально и скорее дополняет непосредственно визуализацию при чтении, чем является чем-то очерченным, оформленным. Речь идет больше, чем о чтении экранизированной книги, — это и о чтении произведений Кастелу Бранку, их позднеромантической атмосфере. В то же время эта полусумеречная, полуполуденная жизнь поражена застоем, действие заторможено в ней не только потому, что фильм длится недолго, а книгу читают иногда неделями, — но и потому, что сама изображаемая действительность — это действительность разочарованных, отрешенных от жизни людей, пораженных ироническим скепсисом и неуверенностью в своих воззрениях и поступках.