...И зовут тебя Джона (1979)

Фильм находится в очевидной тени прославленной, оскароносной, вдохновляющей и т. д. и т. п. ленты «Сотворившая чудо». Конечно, история глухонемого мальчика — это не история слепоглухонемой девочки, даже если принять во внимание допущение, что его несколько лет считали умственно отсталым, поэтому герою и недоступен очевидный (в прямом и переносном смысле этого слова) семиозис. Видеть мир он, конечно же, может, но но вот понимать его нет.

И вот тут вступают в силу существеннейшие отличия двух лент. В фильме 1962 года акцент ставится не на пациентке, а на наставнице. Сознание человека, который не видит, не слышит и не говорит — абсолютный, тотальный черный ящик. Как пробиться к нему? Как трансфомировать тактильные ощущения в «тело языка» из языка тела? Вся эта история совершенно выверенна, расчислена, по-бродвейски великолепна срежиссирована.

«Меня зовут Джона» снят совершенно иначе. Доминирующий стиль 1970-х в Америке — стиль авторский, режиссерский, проникший и в эстетику телевизионных фильмов. Перед нами не Америка мечты имени ее самой. Это Америка обычных людей, стандартных семей, типичных проблем. Неслучайно, матери главного героя просто хочется, чтобы у нее все было, как и у других. Однако физиологический казус сына закономерно приводит к некоторому переосмыслению законов социума. именно некоторому, принципиальных изменений ждать не приходится, так как социализация сына вполне возможна и сводится она только лишь к выбору правильной методы излечения. То, что в фильме Артура Пенна было поединком двух мегаперсон и поистине инсайтом в финале, в фильме Майклса перемещено из психологической плоскости в социальную. Какими должны быть глухие люди? Делающими вид, что они нормальны, или же замыкающими свою инаковость на себе?

Ответ получается вполне в духе либерализма: конечно же, меньшинство имеет полное право на свой дискурс. Нет — ассимиляции, да — мультикультурности. В этом заключается само различие финалов. Наконец-то стартовавший процесс семиозиса (эпизод слабо плагиатен по отношению к «Сотворившей чудо») — это не обретение мира как бы впервые, а найденный способ корреляции двух параллельных рядов. Язык жестов, язык, остающийся в зоне тишины, вот выбор не ребенка, но самого родителя. Вместо долгого и трудного пути настоящего погружения в социум маленькому герою вменяется его инаковость как непреложный факт. Теперь он не человек вообще, а человек жестовый. Иными словами, приобретение языка еще не есть обретение мира, а благополучный финал не есть чудо соединения с социумом.

6 из 10