Маадлен, анатомия инкуба (1974)

Сумеречные состояния разума, шизофрения, паранойя, раздвоение сознания — почему-то психические расстройства постоянно привлекают людей искусства, провоцируют на все новые и новые попытки открыть-таки секрет, таящийся в глубине человеческого мозга и выставить его на всеобщее обозрение. А с тех пор, как добрый австрийский доктор Фрейд увязал едва ли не все психологические девиации с сексуальностью, отбоя от исследователей совсем не стало.

Итальянский режиссер Роберто Маури стал одним из тех, кто, вооружившись теорией психоанализа, принялся раскрывать перед зрителем потаенные уголки человеческой души. Причем, если некоторые его коллеги (например, Маурицио Понци в фильме «Il Caso Raoul») подходили к вопросу с терапевтической осторожностью, полностью следуя главному врачебному правилу «не навреди», то Маури увлеченно размахивал направо и налево остро отточенным скальпелем. Режиссер явно поставил своей главной задачей выворотить наружу все возможные и невозможные симптомы душевной болезни, преследуя при этом единственную цель — ту самую, что ставят на сцене анатомического театра.

Название картины, впрочем, об этом сообщает прямо и недвусмысленно: зрителям предстоит присутствовать на сеансе анатомии, обещая при этом весьма пикантные подробности, раз уж дело предстоит иметь с инкубом. В процессе препарации хирург-психоаналитик представит на суд публики тщательным образом извлеченные из сознания пациента детали с тем, чтобы почтенная публика осмотрела их со всех сторон и удивилась, столкнувшись с причудливыми уродцами, подобными тем, что плавают в банках со спиртом в Кунсткамере. Другое дело, что никакой научной ценности подобный сеанс не имеет и служит исключительно развлечению досужего народа. Развлечению, подобного тому, что предлагали во времена создания «Анатомии инкуба» бесчисленные незатейливые эксплуатационные фильмы, от которых картину Маури отличает разве что тот факт, что «незатейливой» ее назвать — язык не повернется.

Что-что, а затейниками авторы ленты оказались весьма прихотливыми и явно знакомыми не только с теорией психоанализа, но и с весьма популярной в начале 70-х психоделией. Сюжет развивается не только и не столько в реальности, сколько в пространстве, созданном сознанием главной героини. А потому и ждать от истории логической непротиворечивости и связности не приходится. События скачут взад-вперед и с точки зрения здравомыслящего человека выглядят, мягко говоря, странно. Но поскольку, как известно, здоровых людей не бывает, есть недообследованные, то рано или поздно в параноидальных видениях Мадлен начинает видеться здравое зерно, а ее больная логика — казаться вполне разумной и убедительной. Причем настолько, что выворачивающий все наизнанку финал воспринимается с некоторым раздражением — дескать, обманули ни за грош.

Впрочем, финал с его медицинским диагнозом, расставляющим по местам все извлеченные в процессе прозекции детали и сшивающий между собой плохо сочетающиеся фрагменты, — это отдельный разговор. Он подобен классическому античному приему dues ex machina и с основным действием «Анатомии инкуба» связан слабо. В действии же этом главная героиня страдает от раздвоения личности, наложенного на сексуальное расстройство. Мучаясь из-за невозможности иметь детей, Мадлен пускается в рискованные эротические приключения с едва знакомыми людьми, при этом ее вторая, целомудренная, часть испытывает к объектам страсти своего alter ego исключительно платонические чувства. Такие же, какие она испытывает к своему мужу/любовнику/патрону Францу. Но видения и слуховые галлюцинации подавляют «правильную», настоящую Мадлен, а когда на волю вырывается ее темная сторона, все, кто с ней сталкивается, оказываются в опасности. Потому что деструктивная сила, которой одержима вторая Мадлен, способна разрушать не только своего носителя, но и все, что ее окружает.

К сожалению, а может быть и к счастью, забравшись в дебри больного разума, Маури вычленил оттуда исключительно сексуальное начало. Причем, в прямом смысле этого слова. Не какую-нибудь фрейдистскую сублимацию, а прямой и конкретный секс, который есть начало начал, альфа и омега и прочая всего. Поэтому, эротических сцен в «Анатомии инкуба» хватает и они до поры до времени маскируют собой логические нестыковки, одновременно превращая фильм в то самое подобие эксплотейшена. Это, конечно, может разочаровать тех, кто настроится исключительно на серьезный разговор о проблемах психоанализа — но, положа руку на сердце, много ли было таких среди зрителей начала 70-х. И много ли таких сегодня?

Назвать «Мадлен: Анатомия инкуба» среди лучших итальянских фильмов своего времени, конечно, нельзя. Тем не менее, психоаналитический триллер у Роберто Маури получился далеко не ординарным и достаточно атмосферным, чтобы вызывать интерес и спустя сорок лет после его выхода на экраны. Особенно для тех, кому любопытны опыты с человеческим сознанием на киноэкране.