Улица Тюзолто, 25 (1973)

Фильм является первой частью сюрреалистической дилогии Иштвана Сабо («Улица Тюзолто 25» — «Будапештские сказки».) Самая недооценённая и художественно смелая работа Сабо, на одном уровне с его бесспорной классикой «Мефисто» и «Отец». Но «Мефисто» — это уже совсем другой Сабо, частично перешедший в коммерческое кино — или лучше сказать в массовое. С моей точки зрения, начиная с «Мефисто» — это уже совсем не тот Сабо и это уже совсем не то венгерское кино, которое некоторые кинокритики справедливо считали «самым интересным и оригинальным кино Европы». Сюрреалистическая венгерская история 20-го века, где логика служит только в качестве связующего звена для десятков занятых историй из наиболее реалистического вида. Кино мастерское во всех отношениях. Иштван Сабо, утверждал, что картина не должна была быть сюрреалистической или фантастической — но это именно то, что она из себя представляет. Сцены переключения между мечтами и реальностью, мёртвые общаются с живыми (или это наоборот?)

Амбициозный венгерский фильм является ярким примером семидесятых годов нового венгерского кино. Часть театрального реализма и часть кинематографического сюрреализма с метафорами представляют собой ленту о людях, живущих в многоквартирном жилом доме. Комикс, меланхолия, непристойность и галлюцинации — «Улица Тюзолто 25» является одновременно новаторским вступлением в новое венгерское кино семидесятых и вневременным, упоительно богатым кинематографическим триумфом. Сабо мастерски смешивает богатые характеристики дальновидного сюрреализма с кухонным бытом реализма. Картина имеет несколько сыпучий сюжет, тем не менее — это кинематографическое чудо с прекрасной актёрской игрой и сильной операторской работой. Через каскад поэтических странствий, через жизнь на полную катушку, «Тюзолто 25» рисует карту судьбы Венгрии от Габсбургов к Советам. Холст недавней истории Восточной Европы, который состоит из мозаики личных историй, сформированных войной. Повествуя истории с визуальным очарованием, режиссёр комбинирует причудливо эфирную составляющую с трагическим реализмом. Иштван Сабо с гордостью предлагает незабываемый кинематографический ноктюрн, который остался, как вдохновляющий и инновационный, как это было после премьеры в 1973 году. Призы не обошли стороной его творение. В копилке фильма: Золотой леопард и приз экуменического жюри в Локарно (1974), Приз за лучший иностранный фильм в Атланте (1974).

Дико сюрреалистическая картина, одна из самых сложных ретроспектив в истории кино, снятая оператором Шандором Шара, происходит полностью в одном жилом доме, камера переходит от одного символа и одного эпизода к другому, таким образом, придавая ей театральный вид. Длинный бред коллективного потока сознания, который происходит в один жаркий летний вечер. Жители венгерского жилого дома, подлежащего сносу, беспокойно погружаются в своё прошлое, поскольку они сталкиваются с неопределённым будущим. Фильм — это истории семей, живущих в этом здании, рассказанные в случайном порядке. В мягко поворачиваемом калейдоскопе образов сна, сожалений нагруженных ностальгией и в кропотливо интимных подробностях. Довоенное предубеждение, оккупационные нацисты и социальные депривации — всё приходит и уходит. Под прицелом камеры каждый арендатор (ноющая чувственность, инфекционное изобилие и катастрофические потери) — богатый урожай картины. Существует дополнительное искажение времени, как сцены прошлого и диалоги смешивания, настоящее и будущее (персонажи говорят нам, что будет с другими персонажами).

Фильм занимает несколько циничный и трагический взгляд на венгров, которые пережили предвоенные годы, годы войны с нацистами и послевоенные годы с коммунистами. Жилой дом метафорически означает страну Венгрию. Фильм представляет собой истинный театральный ансамбль. Есть только главные герои, но нет центральной фигуры. Можно было бы сказать, что люди вместе — или даже само здание — это главный герой. Один персонаж, которая появляется чаще всего, Мария (Люцина Винницка — яркая звезда польского кино 60-х «Мать Иоанна от Ангелов», «Крестоносцы», «Дневник пани Ганки») средних лет женщина — угасание красоты, которой никогда не удаётся выйти замуж, потому что все мужчины в её жизни погибают. В сценах неоклассического балета и рококо декора мы видим Марию и её женихов: российский анархист и хороший врач. Она может читать их трагическое будущее. Временной порядок рассыпается во всём его диапазоне возможностей: музыка, шумы, выключение камеры, диалоги и потоки сознания. Старый район Будапешта ликвидируется — конец стабильной жизни разных семей, конец идиллии. Психоанализ, регресс, автобиография, коллективная перспектива. Они начинают вспоминать и размышлять: идиллия и национальная трагедия собираются в неопрятную кучу воспоминаний, мечтаний, желаний, ночных кошмаров. Коллективная память во всех её аспектах: ностальгия, сожаление, стыд, гордость… История становится частным делом, множеством частных фактов.

В финале все персонажи выстраиваются на улице и смотрят на обречённое здание, подобно актёрам в конце театральной пьесы.