Возвращение блудного сына (1967)

В то время как его соратники по «новой волне» увлекались сюрреализмом и кафкианскими мотивами, Эвальд Шорм снимал вполне себе реалистические драмы, более схожие с польским кино «морального беспокойства», чем с чехословацким экранным искусством 1960-х. За это десятилетие Шорм поставил четыре картины: «Конец священника» (довольно беззубую эксцентрическую комедию), «День седьмой, восьмая ночь» (запоздалое упражнение в сюрреализме, зашифрованное не меньше, чем «Дело для начинающего палача», и ставшее его личной мрачной реакцией на разгром «пражской весны») и две драмы – «Отвага на каждый день» и «Возвращение блудного сына», первую из которых мы разберем подробно, о второй же скажем лишь несколько общих слов. «Возвращение блудного сына» вышло в прокат в 1967 году и знаменовало собой разочарование чешских интеллектуалов в принципах реального социализма, показывая человеческий крах перед лицом обывательского конформизма.

Главный герой этой ленты пытается покончить с собой без видимых причин: у него вроде бы все есть, но жизнь не приносит радости, он попадает в психиатрическую лечебницу, где все разрешено, из которой можно спокойно уйти и где почти не лечат. Это довольно странное, нелогичное сюжетное допущение по мере просмотра фильма превращается в метафору жизни в социалистическом обществе вообще. Из-за своей тщательно репрезентируемой алогичности «Возвращение блудного сына» очень тяжело смотреть, это не «Пролетая над гнездом кукушки» - долго не можешь понять, что перед тобой, реализм или абсурд. По этой причине картина теряет в эффектности, столь абстрактное режиссерское высказывание не воспринимается как нечто правдоподобное, и, несмотря на остроту коллизии, весомого антисоциалистического кино так и не получается. «Возвращение блудного сына» призвано, по-видимому, подчеркнуть безысходность жизни интеллигента с диссидентскими убеждениями в мире тотального карьеризма, мещанства и конформизма, но выходит это не достаточно убедительно.

В своей второй ленте Шорм пытается продемонстрировать хрупкость сознания интеллектуала, но парадоксально, что ему противостоит довольно мягкая, нерепрессивная медицина, из-за чего уровень конфликтности заметно снижается. Да, остальные герои, окружающие главного персонажа, этого незадачливого самоубийцу, по-мещански ничтожны, но врачи в своем обращении с ним сострадательны и гуманны (что, как мы знаем, в условиях карательной психиатрии в соцлагере не соответствовало действительности). По этой причине «Возвращение блудного сына» нельзя считать ни концептуальной, ни эстетической удачей, тем более, что спустя всего семь лет в фильме Формана и чуть раньше в романе Кена Кизи мы узнаем настоящую правда о том, как «лечат» людей и какой репрессивный институциональный монстр стоит за внешне добродушными медиками в психиатрических учреждениях.