Надя в Париже (1964)

Эрик Ромер, мастер французской Новой волны, в короткометражном фильме «Надя в Париже» создает тонкую аллегорию внутреннего путешествия. Надя, пишущая диссертацию о Прусте, но редко появляющаяся в Сорбонне, бродит по Парижу, который становится не декорацией, а активным участником. Этот фильм — исследование свободы, подлинности и обретения себя через созерцание и случайные встречи.

Париж в фильме — не глянцевый фон для романтических приключений, как в поп-культурных «Эмили в Париже», а пространство, которое испытывает и формирует Надю. Каждый район города символизирует этап её психологического освобождения. Университетский кампус с его иллюзией стабильности и расслабленной атмосферой — это отправная точка, где Надя ещё привязана к привычному. Сен-Жермен-де-Пре, некогда богемный, но «омещанившийся» со своей поверхностной интеллектуальностью, подчёркивает дистанцию между ней и модными кругами. Парк Бют-Шомон становится местом уединённой рефлексии, где Надя сталкивается с собой. Наконец, рабочий квартал Белльвиль со своими состарившимися вывесками и простыми жителями дарит ей подлинность и чувство принадлежности. Этот переход от иллюзии к искренности превращает Париж в карту внутреннего мира героини.

В отличие от «Эмили в Париже», где город — это сверкающая фантазия, «Надя в Париже» показывает Париж без прикрас: уличные книжные развалы, долгие посиделки в кафе, разговоры о бифштексе. Надя наблюдает за прохожими, их взглядами и жестами, находя красоту в обыденности. Ромер, верный принципам Новой волны, избегает драматизма, делая акцент на созерцательности и минимализме. Париж здесь не развлекает героиню, а заставляет её задавать вопросы о себе, о том, что значит быть «своей» в чужом городе.

Надя не планирует остаться в Париже, но хочет, чтобы он «всегда был рядом». Город, по её словам, «узнает о вас больше, чем вы о нём», становясь зеркалом, в котором она обретает себя. Это медитативное размышление о том, как место и люди формируют личность. Ромер, через лаконичные диалоги и наблюдения героини, создает фильм, который остается актуальным и сегодня, напоминая, что самые важные путешествия происходят внутри нас.

10 из 10

Этот фильм был бы крайне обаятельным и без того приема, который использовал Ромер. Он мог бы просто показать Париж «глазами» камеры, то есть изнутри, с позиции француза. Однако он обращается к давней традиции изображения привычного через оптику иностранца.

Американка со славянским именем и корнями учится в Сорбонне и пишет работу о Прусте. На самом деле ей больше нравится слоняться по различным районам французской столицы с крепнущей уверенностью, что она постепенно понимает, что такое Париж. Однако Ромер лукав и ироничен. То ли дневник, то ли отчет героини на тему «Как я училась в Париже» определяет классическую ситуацию «американки в Европе». Кажется, она итнеллектуальна, но нет, мы видим, что героиня все больше дрейфует по направлению к тем районам, которые населены совсем не поклонниками киномодерна и постструктурализма. Американский взгляд внимательный и рассеянный одновременно, поэтому Наде не так уж легко наедине с арт-объектами на выставке современного искусства, но она чувствует себя в своей тарелке, занимаясь беспечным трепом с обитателями рабочих кварталов. Ее шатания по Парижу — способ досуга, а не деятельности. Вспомним, как в то время Ги Дебор уже отрефлексировал идею психогеографии, теорию дрейфа. Кажется, что Надя занята примерно тем же самым, но нет, Ромер показывает нам «вечную туристку», которая думает, что она с большей глубиной познала многочисленные лики Парижа. И одновременно Ромер показывает нам хронику уличной жизни, на которую необычайно приятно смотреть и даже жаль, что фильм длится так недолго, ведь тот Париж остался только в истории, в том числе французского кино, где он является излюбленной темой для рефлексии. Да и для праздного шатания он тоже когда-то совершенно точно подходил.

8 из 10