Хроника одного лета (1961)

В отличие от более ранней ленты «Я — негр», Руш и Морен решительно пересматривают в «Хронике одного лета» ряд принципиальных положений. «Киноправда» по-французски не боится камеры на улице, здесь нет никаких скрытых съемок и прочих вуайеристских ухищрений. Гораздо важнее, чтобы выбранные режиссерами-интервьюерами представители парижского общества (а это очень разные социальные слои и культурные предпосылки) стали воспринимать камеру как нечто привычное, и именно это дает шанс запечатлеть естественное поведение, сделает фильм феноменом на стыке кинодокументалистики и визуальной антропологии.

Характерно, что режиссеры прибегают и к методу синхронной записи звука. Это сильно отодвигает фильм в сторону от любой игровой ситуации, что еще весьма сильно ощутимо в «Я — негр». При этом нет и моделирования как бы реальных ситуаций. В большей части фильма место отводится не тому, как живут герои, а что они думают. Это съемки интервью, где немаловажное место отводится самим создателям фильма. Пожалуй, это самое радикальное, к чему они вообще прибегли. В кинематографе достаточно возможностей, чтобы опосредовать авторскую точку зрения, сделав ее при этом доступной для понимания зрителем. Руш и Морен делают все наоборот. Они спрашивают, спорят, даже направляют дискуссии. Кажется, что летняя хроника — это хроника не только героев, но и их самих. В самом деле, в фильме «Я — негр» натура была экзотической, африканской, постколониальной. По отношению к ней можно было занять определенную метапозицию. Но было бы странно, если бы посреди Парижа режиссеры изображали объективных этнографов, поэтому они и становятся частью своего материала.

Важен и прием ответного комментария. Герои обсуждают отснятый материал, спорят, насколько он «реален», не становится ли кто-то из них чрезмерным по своей композиционной нагрузке протагонистом. То есть позиции автора и героя настолько смещены, что говорить о привычном распределении функций говорить просто не приходится.

Тем не менее легко выявляется их общее «поле». Это область актуальных политических, экономических и социальных проблем. Видно, насколько французское общество уже наэлектризовано, расслоено, возбуждено противоречиями. Излишне напоминать, что к концу десятилетия эти противоречия выльются в ситуацию пресловутого 1968 года.

Так что главный вопрос фильма — вопрос о счастье — совсем не умозрителен и абстрактен. Что есть полнота и смысл в современном буржуазном мире? насколько он перспективен? и т. д., и т. п. Поэтому фильм оказывается не фактографичным, а симптоматичным, он ценен не фиксацией именно этого момента, перед которым и после него ничего нет, но ощущением Истории, к которой так или иначе подключены или даже вовлечены все те, благодаря которым стал возможен данный фильм.

8 из 10