Барон Мюнхгаузен (1961)

Интересно, а часто ли археологи смотрят в небо? Может, именно они поняли, что из колодца видны звёзды? А вдруг мы знаем имя того учёного, который, устав копаться в древностях, первым обратил своё внимание на то, что нельзя потрогать, пощупать, представить в полной? В самом деле, почему бы и нет. Конечно, Эрих Распэ утверждал, что его рассказы о бароне Мюнхгаузене — только пародия, призванная напомнить, что тайное всегда становится явным, а ложь непременно наказуема. Но то было первое издание, а оно уже давно стало историей, да и вряд ли барон стал бы поистине народным героем, если бы был обыкновенным хвастуном и лгуном. Что-то заставило Распэ изменить изначальную линию, сделать приключения своего героя ещё более абсурдными, а его самого — не глупым вралем, а обаятельным выдумщиком, сочинителем нелепых, но таких увлекательных историй, в которые почему-то отчаянно хотелось поверить. Гюставу Доре, ставшему автором, пожалуй, самых известных иллюстраций к книге. Жоржу Мельесу, предложившему собственную интерпретацию событий жизни барона. Карелу Земану, вдохновившемуся работами Доре и Мельеса и создавшему для Мюнхгаузена целую вселенную.

Неудивительно, что история, рассказанная Распэ, так привлекала режиссёров — в экранизациях невозможно было обойтись без спецэффектов, а плох тот художник, который не ставит перед собой трудновыполнимых задач. Земан, осознавая всю небезграничность возможностей современного ему кинематографа, придумал нетривиальный выход из ситуации, призвав на помощь анимацию. Не секрет, что фильмы, снятые на основе литературного первоисточника часто воспринимаются более предвзято — неизбежно сравнение с картинами собственного воображения, которое почти всегда окажется ярче предлагаемых в кино. Поместив Мюнхгаузена в привычные декорации иллюстраций Гюстава Доре, режиссёр свёл эффект «неузнавания» к минимуму, а умелое совмещение плоских рисунков с объёмным стереоизображением позволило добиться большей глубины кадра, предлагая не просто смотреть на экран, но заглянуть за него. Насытив создаваемый мир многочисленными мелкими деталями и остроумными подробностями, Земан парадоксальным образом стирает грань условности, напоминающую о ненастоящести происходящего, а постоянное взаимодействие персонажей с нарисованными декорациями превращает зрителя в читателя, оказавшегося в самом сердце интерактивной книги, где, нажав на ковёр у трона султана, можно уколоться о почти-всамделишные копья, призванные отпугнуть незадачливых покусителей на жизнь правителя.

Остановившись в одном шаге от превращения собственного детища в не более чем кинематографический аттракцион, Карел Земан вдохнул в него жизнь, вплетя в сюжет тонкую любовную линию. Его герой — не просто комический приключенец, но живой человек, слабый, подвластный, несмотря на своё лунное местообитание, вполне земным чувствам. Незатейливый любовный треугольник между бароном, залётным космонавтом Тоником, которому Мюнхгаузен вздумал показать настоящую жизнь, полную риска и азарта, которая, как известно, возможна только на третьей планете от Солнца, и красоткой Бьянкой, вырванной храбрецами из цепких лап турецкого султана, становится центром повествования, тогда как всевозможные подвиги превращаются в средства достижения главной цели — благосклонности принцессы. Являя собой человека находчивого, смелого, не чуждого романтики, барон доказывает, что ради прекрасной дамы нетрудно и на ядре туда-сюда полетать, и в брюхе чудо-рыбы покорить все моря — от Жёлтого до Чёрного, и даже помочь неизвестному художнику написать прославивший его портрет, ныне известный как «Джоконда». Однако для него все эти сумасбродства — не более чем способ разнообразить жизнь. Между тем Тоник, изначально, несмотря на свою профессию, человек очень приземлённый, под воздействием любви начинает меняться, и вскоре воспоминания о написанных в детстве сказках становятся реальностью, а режиссёр, иронизировавший над маниакальной склонностью учёных анатомировать любую идею, становится рассказчиком, с нежностью цитирующим последнюю фразу своего героя: «Луна принадлежит только влюблённым и мечтателям».

Конечно, именно им — сочинителям, выдумщикам, чья фантазия способна осуществить летание лошадей — нелётных животных летание, путешествие по дну морскому, уместить верблюдов в игольное ушко и договориться со змеем перенести искушение на попозже. Таким, как Карел Земан. Создающим нелепые, безумные, безрассудные и такие волшебные миры.

Космонавт обнаружил на Луне сначала человеческие следы, а потом и целую компанию фантастических персонажей, включая Сирано де Бержерака и барона Мюнхгаузена. Посовещавшись, те решили, что молчаливое существо в скафандре — настоящий лунатик.

Барон Мюнхгаузен взялся показать лунатику Землю, и увлекаемый настоящими Пегасами космический корабль барона развернул свои гордые паруса.

Для начала Мюнхгаузен и снявший свой скафандр юноша Тоник решили освободить прекрасную пленницу турецкого султана — венецианскую принцессу Бьянку де Кастелло-Негро. Так началось соперничество зрелого авантюриста с образцовым молодым интеллигентом, соперничество буйной фантазии мечтателя XVIII века с прагматическим техноромантизмом сына ХХ века… Это борьба за сердце прекрасной Бьянки и борьба индивидуальной фантазии с размахом коллективных устремлений.

Как и прочие работы Карела Земана, «Барон Мюнхгаузен» отличается своеобразием и искусностью комбинированных съёмок и широким применением различных техник анимации.