Ночь шпионов (1959)

Тёмная ночь. Только пули свистят и свистят. Только Лондон бомбят и бомбят, тускло лампы мерцают. Видимо, этот назойливый шум мешает разведчикам забыться и заснуть — вот и бродят они по явкам, попутно проваливая соседские. Идёт война, холодная война; и пока на фронте сражаются танками и артиллерией, тут тоже бьются не на жизнь, а на смерть, стараясь ввести противника в заблуждение фальшивыми сведениями. И, заодно путая зрителя закадровыми комментариями в манере Николая Дроздова, будь он не «звериным» документалистом, а человечьим военкором: «Вот эта женщина — шпион… Она работает на немецкую разведку… Вот в этом тюбике губной помады спрятана микроплёнка… Её нужно передать второму агенту…» Возникает стойкое ощущение, что дальше пойдёт речь о том, как сей подвид хомо сапиенс добывает пищу и размножается. Но нет, обошлось. Интрига же тем временем завязывается знатная. Британец у немца украл разведданные, заодно уничтожив свидетелей, однако и фриц не лыком шит — женщина растворилась во тьме, но рандеву назначено и наживка на крючке. Волевым решением британцы отправляют в путь свою версию шпионской программы: и даму, и джентльмена в форме немецкого офицера. Время и место встречи изменить нельзя, вот только кто там столкнётся холодной тёмной ночью — неизвестно.

И они встретились. В полузаброшенной хижине в лесу (или не в лесу, но точно на отшибе). Он пришёл с сумкой и пистолетом, она — с чемоданом и бутылкой шампанского. Кто не рискует — тот не пьёт. Рискуют оба, глядя друг на друга печально и опасливо; она — прозрачными очами русалки, он — тоскливым взором подстреленного оленя. Оба что-то скрывают, возможно, внезапно вспыхнувшие чувства (разведчики — тоже люди), возможно, национальную принадлежность. Он похож сразу и на англичанина и на немца, она пленяет неожиданной славянской мягкостью. Оба актёра родились во Франции, но, если хорошенько порыться в биографиях, у обоих можно обнаружить русские корни. Может быть, именно эта мультикультурная составляющая придаёт игре особую, трагическую глубину, взглядам — значительность, обстоятельствам — философский оттенок вневременной актуальности. Происходит что-то важное, и это не война. Это любовь, господа. Та самая судьбоносная, роковая, наверняка единственная и неповторимая, которая всегда предполагает повисшую в воздухе фатальную предопределённость. Не как у Ромео с Джульеттой, не как у Отелло с Дездемоной и даже не как у мистера и миссис Смит, а как у непонятно кого непонятно с кем. Потому что вопрос принадлежности к секретным ведомствам с повестки не снят, просто отложен до выяснения обстоятельств.

И будет страсть. В целомудренной стилистике чёрно-белого ретро, с запрокинутой головой и цепкими поцелуями, с музыкально-эмоциональным взрывом бессловесного звукового сопровождения, с заваленным горизонтом и выразительно качающейся на потолке керосинкой, кататонически играющей тенями в полумраке. Собственно, к тому всё и шло: она привлекательна, он чертовски привлекателен — так чего зря время терять?.. А время свивается тугой пружиной, увлекая прочь из театра военных действий в театр двух актёров, к мукам моральным и сердечным. И будут планы. Следуя истинной своей природе, она уже построила в воображении их будущую жизнь, с театром по четвергам и танцами по пятницам, и готова пытать его вечным вопросом женского бытия. «Ты любишь меня?» — он отвечает согласием. «Если бы ты был вражеским офицером, ты бы всё равно любил меня?» — он опять согласен. «Встретимся в первое воскресенье после войны» — просит она, он согласен и на это… Тёмная ночь. Ты, любимая, знаю, не спишь. Говоришь, говоришь, говоришь… говоришь, не смолкая… И будет песня, мирная, звенящая, закружившая вальсом, и голова тоже пойдёт кругом… Стоп. «Это немецкая песня, откуда ты её знаешь?» И снова душевные пытки, взаимные подозрения, ложь — кругами, зигзагами, до бесконечности. В глаза мне смотри, говори, кто ты, враг или нет? По кругу…

В какой-то момент пространство вдруг раздвигается, камера отъезжает, и становится понятно, что место действия — сцена. Окружённая полутьмой, с акцентами света на лицах, с глуховатым эхом шагов и драматическими паузами, когда герои только молчат — и в молчании этом скрыто больше, чем можно прочесть на лицах. Старое доброе ретро-кино, поставленное по классическим, ещё театральным канонам, когда напряжённость действия достигалась не клиповой монтажной нарезкой, а внутренним настроем актёров, атмосферностью тишины и чётко выстроенной композицией. Это цепляет. И держит, невзирая на жанровую оболочку несерьёзного, вроде бы, шпионского детектива, на малоизвестность фильма, отчётливую камерность исполнения и всяческие мысли вслух. Потому что есть юная очаровательная Марина Влади, фактурный чувственный Робер Оссейн, умело закрученный сюжет с неизвестным до конца финалом. Ну, а любая тёмная ночь всегда заканчивается отрезвляюще ясным утром. Так уж заведено.