Ричард III (1955)

Пересмотрев этот фильм в третий раз, я пришла к окончательному выводу, что Лоуренс Оливье был на стороне Ричарда III. В смысле, вряд ли британский мэтр театра и кино являлся убежденным рикардианцем, но вне всяких сомнений, он глубоко уважал своего героя и даже восхищался им.

Ричард III (1955) — самая известная экранизация одноименной исторической хроники Шекспира и, по мнению некоторых критиков, лучшая из экранизаций Шекспира вообще. С последним при желании можно поспорить, но то, что это лучший из имеющихся на сегодняшний день экранных «Ричардов», отрицать нельзя. Именно образом главного героя, а точнее, исполнением Лоуренса Оливье, в первую очередь ценен данный фильм. Безусловно, это Шекспир, и существенно выйти за рамки портрета «гения зла», созданного гением слова, не представлялось возможным, но Оливье показал его настолько привлекательным во всем отношениях, что сопереживать этому злодею гораздо легче, нежели его жертвам-святошам. Быть может, если бы Аль Пачино действительно сыграл Ричарда в экранизации, а не только в документалке «В поисках Ричарда», у него получилось бы не хуже.

Прежде всего Ричард Глостер образца 1955 года вовсе не мерзкий, уродливый карлик, у него есть небольшой горб на спине, но под пышными одеждами это не бросается в глаза, ходит Ричард почти прямо, а легкая хромота наоборот придает ему некого шарма. Но главное, с лица он очень красив, никаких дополнительных атрибутов уродства, типа бородавок или старческих морщин, нет в помине, разве что длинный накладной нос, делающий короля более хитрым. Скажу больше, сэру Лоуренсу очень идет парик «аля Ричард III», со временем ставший особенностью стереотипного представления о внешнем облике этого монарха (вспомните лорда Фаркуада из «Шрека» — что-то мне подсказывает, что там явный косплей). Кроме того, Ричард у Оливье не только умный и расчетливый, но и невероятно обаятельный, все эти лукавые улыбочки, подмигивания (нам, зрителям) сами собой обезоруживают и заставляют принять его сторону. Если сравнить этого же персонажа, сыгранного Иэном МакКелленом или Бенедиктом Камбербэтчем, то сразу видно: там типичная шекспировская подача, герой противен и вызывает отвращение. Зато у Оливье понятно, почему никто не мог разглядеть в Ричарде коварного предателя и убийцу. Потому, когда в начале фильма Ричард сетует на свои увечья и внешнюю ущербность, становится немного смешно — думаешь, ну симпатичный же мужик, откуда такие комплексы?

Между прочим, вероятно, именно такой мотив и закладывался в трактовке Оливье образа Ричарда — Ричард ненавидит самого себя, и сам себя убедил, что никто его не любит и не сможет полюбить, не замечая любви братьев, племянников, преданности соратников и… нежных чувств Анны Невилл. Он продал душу дьяволу ради корону, а в итоге был готов отдать корону за коня, во всем разочаровавшись.

Наибольшим изменениям подверглась, наверное, как раз та самая сцена обольщения Ричардом Анны, как и последующие их отношения. Когда читаешь пьесу, сложно поверить, что Анна действительно его полюбила — скорее пожелала за «раскаяние», прельстилась его сердечными признаниями и решила ответить на предложение могущественного герцога, дабы не остаться за бортом истории. В фильме же смысловое наполнение гораздо тоньше и глубже: Анна на самом деле в него влюбилась, причем в самом полном смысле этого слова. Более того, сцена имеет даже некий эротический подтекст. Не даром Оливье разделил эпизод на две части: первая попытка Ричарда успехом не увенчалась, но он закинул удочку, дал Анне время подумать, занявшись пока делом «дорогого» братца Кларенса, чтобы позже, «подкатив» к ней вновь, получить не только положительный ответ, но и ее сердце в придачу. И, судя по дальнейшим, вполне откровенным намекам, в душе Анны до самой смерти боролись страх перед Ричардом и любовь к нему.

Отдельного внимания заслуживает так же финальная сцена, ярче всего демонстрирующая, насколько трепетно режиссер относился к своему герою и к исторической личности в частности. Он не стал слепо следовать первоисточнику и устраивать «кровавому псу» пафосный поединок со «спасителем Англии» Генрихом Тюдором, а показал этот трагический момент так, как о нем повествуют темные страницы истории: яростный вепрь и стая собак, буквально растерзавшая его. И хотя неизменно иронический Ричард по ходу фильма часто вызывал улыбку, в конце становится не до смеха, и вовсе не хочется ликовать за победителя (что, впрочем, показано не было — опять же, в отличие от Шекспира).

Однако, если не касаться образа Ричарда, то фильм безупречным я все-таки назвать не могу, хотя и смотрела трижды. Дело в том, что эта экранизация действительно целиком и полностью держится на главном герое, и эпизоды, где он за кадром, к сожалению, заметно провисают. Например, знаковая сцена пьесы, — ночной кошмар Кларенса, — в данном фильме явно теряется. Помню, довелось мне видеть «Ричарда III» в театре, и я была восхищена постановкой этого сна: тревожная музыка, соответствующее освещение, «рыбки на веревочках» и надрывный голос Джорджа, пересказывающего свой сон — взаправду создавалось впечатление ужаса, как будто ты сам побывал на том корабле и тонул в море! В фильме же Оливье, на мой взгляд, этой сцене не хватило экспрессии, потому она прошла почти незаметной. Или еще — в середине фильма есть эпизоды с Гастингсом, беседующего с посланником лорда Стэнли, а потом с Кэтсби, которые тоже выглядят откровенно слабо на фоне «спектакля одного актера» в лице Ричарда. Плюс ко всему Оливье ощутимо сократил пьесу, и хотя фильм идет 2,5 часа, в нем отсутствуют многие сцены. Возможно так задумано для акцентирования внимания исключительно на главном герое. Что неудивительно, ведь большинство остальных выглядят безликой массой.

Было бы несправедливо обойти вниманием визуальную составляющую. Помнится, диснеескую «Спящую красавицу» 1959 года называют «ожившим гобеленом», и как мне кажется, «Ричард III» ничуть ей не уступает в этом плане — смотришь его и погружаешься в атмосферу заката XV века. Фильм очень красочный, яркий, местами мрачноватый, но это, если можно так выразиться, «романтическая» мрачность, а не угнетающая.

Примечательно, что фильм был снят спустя несколько лет после выхода романа Джозефины Тэй «Дочь времени» — программного произведения по вопросу реабилитации короля Ричарда. Не могу судить, повлиял ли роман на фильм (тем более, что Оливье играл Ричарда задолго до фильма на сцене), но, возможно, в процессе подготовки к съемкам он его читал.

За свое воплощение Ричарда III Лоуренс Оливье номинировался на Оскар, но уступил в тот год экзотичному Юлу Бриннеру. А жаль, на мой взгляд, эта шеспировская роль получилась у него гораздо ярче и органичнее, чем знаменитый Гамлет за семь лет до того.

9 из 10

В фильме Лоуренса Оливье «Ричард 3» 1955 года, перед нами 13 век, и место действия Англия той эпохи. Первые кадры фильма — крупный план короны — символа власти. Этот символ возвышается над торжествующими людьми и королем, корона больше чем люди, больше чем их правитель. Так начинает режиссер свою интерпретацию «Ричарда 3», показывая, на что способны люди ради власти. Церемония коронации Эдуарда 4, воспроизведена полностью для передачи атмосферы всеобщего веселья и радости, а также зависти герцога Глостера. Позже Оливье еще покажет нам коронацию Ричарда 3, где уже не будет ни любящей жены, ни радости союзников, не будет того счастья, которому так завидовал Глостер. Режиссер сокращает текст Шекспира, удачно адаптирует его для кино.

Лоуренс Оливье умело переставляет некоторые части произведений Шекспира, разбивает их на разные сцены. Прекрасная игра актеров в этом фильме вызывает эмоциональный отклик у зрителя, создает правдоподобность картины и слаженность с тестом произведения. Интересной метафорой фильму служат тени. У Шекспира Глостер любуется своей тенью — что выше и прекрасней его самого. У Оливье тени совершают злодеяния, появляются в тревожные моменты. Образ тени — как животная, ненасытная сторона человека проходят по всему фильму. Так же часто мы видим корону — символ власти. Такая долгожданная корона одевается на голову Ричарду 3, корона бременит королеву Анну, с короной расстается королева Елизавета, но уже после того как потеряла, благодаря этой короне, своих малолетних детей и близких. В конце фильма, оставшись без своего коня, Ричард готов эту корону отдать, лишь бы выбраться из окружения врага «венец мой за коня», кричит он. В финале окровавленную корону, скатившуюся с головы мертвого Ричарда 3, одевают на голову новому королю Ричмонду. Кем он будет, остается загадкой, но корона на его голове все та же.

Количество слухов вокруг гениальных пьес, авторство которых по общепринятому мнению остается за Уильямом Шекспиром из Стратфорда-на-Эйвоне, может соперничать только с количеством домыслов вокруг фигуры одного из самых загадочных английских королей. Кем бы ни был автор пьесы «Ричард III», он точно был непревзойденным мистификатором истории. Ему с помощью кипы исписанных листков удалось создать в подсознании миллионов людей образ, порочность которого не подвергается сомнению. В итоге последний Плантагенет превращается из довольно популярного, мудрого и ответственного правителя в настоящего злодея, одержимого мечтой о короне и готового положить всего себя на плетение интриг.

Такой Шекспир и попадает в руки сэру Лоуренсу Оливье. Случайностью это не назовешь — Оливье умудрился переиграть всего Шекспира и половину из этого перенести на экран. С его редким чутьем и талантом пьесы обретали жизнь на экране одна за другой. И вот теперь сэр Лоуренс сам на себя не похож — на его спине появился горб, походка стала тяжелой, припадающей на одну ногу, рука сухая, а длинный нос, бросающийся в глаза, придает ему упоительно злодейский вид. Но, несмотря на практически полное следование тесту Шекспира, сэр Оливье чувствует весь масштаб личности короля. Он вольно или невольно наделяет его такими чертами, которым сложно сопротивляться — сила воли, целеустремленность, несомненное обаяние и определенный шарм, которым должен обладать, пожалуй, любой государственный деятель. Ричард остается блистательным, вслух говоря о своих злодеяниях. Он смотрит в камеру, неспешно идет по зале и медленно, с расстановкой декламирует план по захвату корону. И отвести взгляд от сэра Лоуренса в этот момент невозможно. И в какой-то момент зритель поддается этому обаянию, как поддается Ричарду Анна, которая всего пару дней назад готова была проткнуть его сердце насквозь. Магия личности Ричарда не дает воспринимать его целиком в отрицательном ключе. Он умен, дальновиден в делах государственных, храбр и опасен на поле брани. Такая отчаянная храбрость граничит с безумием, когда последние минуты отведены сэру Оливье. И он умирает, как король, на поле битвы, с короной и предателями, которые есть у каждого короля.

Будучи режиссером картины, сэр Лоуренс не упускает ни одной детали, которая бы помогла забыть о реальном и перенестись в Англию пятнадцатого века. И пусть из окон замка виден не город, а искусно раскрашенный задник, и солнечный свет редко падает на лица героев. Все это лишь усиливает ощущение иррациональной реальности происходящего. Из-под руки сэра Лоуренса выходит удивительная история одного человека и целой страны, которую он дарит большому экрану. Рядом с ним тускнеет все, что говорилось о Ричарде до или после него.

Однажды лорд Оливье сказал, что после смерти любого актера отмечают парой его самых популярных работ. Когда у него спросили, что вспомнят после его смерти, он назвал «Грозовой перевал» и «Ричарда III».

10 из 10

По сути, у меня совсем нет опыта в восприятии шекспировских историй визуально. В наших театрах их либо не ставят, либо ставят, но «осовремененными», либо я на них не попадаю.

«Ричард III» 1955 — не фильм в привычном понимании этого слова, скорей — симбиоз театра и кинематографа. Подтверждает это и отсутствие натуры (по сути, она появляется в финальном эпизоде боя с Ричмондом), и монологи Ричарда, которыми он сопровождает практически каждый свой поступок: никаких перебивочных планов; камера просто следует за главным героем, пока он, хромая, прохаживается по королевской зале.

Все по тексту Шекспира:

«Раз не дано любовными речами / Мне занимать болтливый пышный век, / Решил стать я подлецом и проклял / Ленивые забавы мирных дней».

Чуть смещенное повествование: Леди Анну Глостер встречает раньше Кларенса, но — это простительно. Анна (Клер Блум), к слову, прекрасна: равноценно как в плане внешности, так и актерской игры. Иррациональный, казалось бы, поступок: оплакивая мужа, быть соблазненной Ричардом, сыгран ею идеально. Как и последствия этого поступка.

Кларенс тоже убедителен: одна сцена в Тауэре стоит… стоит многого, насколько я могу судить. Но говорить-то я хочу отнюдь не о Кларенсе.)

Ричард. Ричард — Лоуренс Оливье.

Вот теперь я окончательно поняла, чем объясняются 2 его Оскара, 14 номинаций, сколько-то там прочих наград и собственно театральная «Премия Лоуренса Оливье». Идеальный Ричард. Сыгранный так, что — в нем нет ничего, ни взгляда, ни мимики от исполнителя. Восторг и катарсис прилагаются, да.

И — точно так же, как при чтении пьесы, к концу Глостера становится иррационально жаль. Я даже не пытаюсь объяснить эти чувства той исторической сноской, что Ричард на самом деле был государем хорошим и благородным рыцарем, а уж Стюарты — напротив, редкими скотами. В конце концов, Шекспир был только драматургом, и его можно любить хотя бы за создание настолько архетипичного (я наивно полагаю это своим неологизмом) персонажа.

Ах да, еще та сцена кошмара Ричарда («меч вырони — отчайся и умри!»). Та сцена прекрасна. Я ожидала меньшего абсолютно напрасно.

Больше добавить нечего. Персональный список прекрасного стал больше еще на один пункт.

10 из 10 — разве может быть иначе?

Ричард Третий Йорк, последний представитель по мужской линии династии Плантагенетов, герцог Глостерский — личность неординарная. Согласно историческим фактам, это был жестокий — а кто тогда добрым был, время такое было — человек, храбрый воин, хитрый тактик, неоднократно выигрывавший как битвы на поле сражения, так и дворцовые интриги.

Каким же он предстаёт нам в пьесе Шекспира? Отвратительный горбун с тонким голосом, для которого нет ничего святого и неприкосновенного. Он жаждет власти — и он добивается её всеми возможными и невозможными способами. Ради трона надо соблазнить вдову им же самим убитого дворянина — и он это делает. Надо оклеветать перед одним братом другого — и он это делает. Надо убить собственных племянников — и он отдаёт этот приказ. К слову сказать, если принцы и были убиты, то явно не Ричардом, поскольку возраст останков ну никак не совпадает с указанным в пьесе.

Ну да Бог с ним с Шекспиром, пользовавшимся для написания пьесы трудами ненавидевших Ричарда Джона Мортона и Томаса Мора и очернившим его как только это было возможно, (тем более не доказано, сам ли он свои пьесы писал) и перейдём от истории к самой пьесе, а точнее к её экранизации.

Что может быть более английского, чем фильм, снятый в Великобритании и британскими же актёрами и по английскому сюжету? Особенно если режиссёром выступил Лоуренс Оливье, уже до этого дважды ставивший фильмы подобного рода. Возможно только если бы в процессе съёмок участвовали бы сами исторические личности.

Как известно, Оливье не слишком жаловал кино, предпочитая ему театральные подмостки, поэтому его картины и кажутся не совсем киношными — временами они напоминают перенесённые в чистое поле со сцены спектаклями, порой кажется, что актёры переигрывают, декорации кажутся слишком ненатуральными, как и временами бьющий в глаза пафос некоторых моментов. Но разве не в этом особая прелесть подобного рода постановок? Мало кто осмеливался до такой степени смешивать кино и театр, как это с блеском делал Оливье.

Что же касается созданного им образа одного из самых отвратительных — если верить тому же Шекспиру — правителей мировой истории, то шаркающий горбун с длинным носом отталкивает — и привлекает одновременно. Глядя на него, начинаешь понимать, как прекрасная леди Анна могла полюбить такого, хотя незадолго до этого клялась в верной любви своему покойному мужу. Он кажется безумцем — но этот безумец знает, чего он хочет достичь и последовательно воплощает один пункт своего плана за другим.

Не даром Оливье считал, что этот образ — самый удачный из всех воссозданных им на экране шекспировских персонажей. Можно даже сказать, что он сделал своего Ричарда, рядом с которым тускнеют все другие. После просмотра пытаешься вспомнить хоть кого-нибудь — но в памяти застревает лишь один король, которому в финале не дали погибнуть достойно и как свора собак накинулись на него солдаты противника. Все его предали, все от него отвернулись, а кто остался верен — те погибли, как Кэтсби.

Кто-то посчитает, что за столь слишком буквально перенесённую на плёнку пьесу моей оценки слишком много — но даже не делая скидку на возраст картины, можно с уверенностью сказать, что все прочие экранизации во много раз уступают данному фильму. И потому

10 из 10

P. S. Что касается фразы, вынесенной мною в заголовок, то в отличие от шекспировского подтекста, где Ричард хочет бежать с поля боя, она характеризует совсем другое — Ричард жаждет продолжить бой, он хочет победить — и конь нужен ему для сражения, но пешим продолжает он биться — и гибнет.