Да здравствует Мексика! (1932)

Удивительному фильму, снятому Сергеем Эйзенштейном совместно с Григорием Александровым, творческой судьбой были отведены особая позиция в списке прославленных киноработ и возможность стать не просто интересным сюжетом о далёкой заокеанской стране, но и подлинным культурным феноменом, затронувшим фундаментальные вопросы жизни и смерти, смысла природы вещей. Иностранный период биографии советского режиссёра, страсти по которой в последнее время разгораются с новой силой (достаточно вспомнить недавний фильм Гринуэя «Эйзенштейн в Гуанахуато»), весьма интересен также с исторической точки зрения и политической обстановки, окутывающей визит двух советских режиссёров на земли Нового Света. Несмотря на все обстоятельства, именно принимающая сторона в лице ряда писателей и художников выступила инициатором создания будущей картины, а документальный материал создавался на протяжении 14 месяцев работы интернациональной съёмочной группы.

В основу здесь положен образ Мексики как государства с богатой и сильной религиозно-художественной традицией, которая становится отправной точкой для повествования. «Страна священных руин и огромных пирамид», как описал её сам Эйзенштейн в дневнике, оказалась подходящим местом для возможности ощутить трансисторический опыт, синкретизм прошлого с настоящим, древности с современностью. Не прибегая к помощи профессиональных актёров и декораций, громких политических высказываний создатели фильма исследуют земли, где несколько столетий назад существовали могущественные цивилизации. Взятые в кадр архитектурные строения, природа, лица и фигуры месных жителей сохранили в себе их отголоски, стирая понятие времени.

Доколумбовый матриархальный Теуантепек в тропической части Мексики рассказывает удивительно красивую историю о любви и мечтах девушки по имени Консепсьон, которая, как и другие теуаны, «поёт сандунгу, когда мечтает о будущем и готовится к свадьбе. Чувственное погружение в размеренный и ещё не осквернённый европейцами мир выглядит как волшебный сон, после которого обычно начинается томительное возвращение к действительности. Для индейских аборигенов сон закончился с приходом испанских колонизаторов, коренным образом изменивших местную культуру и традиции. Коррида, столь красочно и выразительно продемонстрированная во второй части фильма, призвана ещё раз напомнить об этом и в очередной раз переосмыслить значение человека и природе в мире, не в пользу первого, разумеется.

Революция, добравшаяся до мексиканцев в начале прошлого столетия, дала возможность открыть новую страницу в национальной повести и, возможно, совершить духовную перезагрузку. Измученные социальным неравенством батраки местечка Льянос-де-Апан, расположенного в районе штата Идальго, словно бы рождены для того, чтобы собирать магей — разновидность растения агава, в научном мире называемую голубой агавой или Agave tequilana, а в переводе с астекского языка науатль означающей «дерево чудес». Учитывая же, что именно это растение используется для производства национальных алкогольных напитков — текилы, пульке и мескаля, эксплуатируют пеонов здесь беспощадно и жестоко. Терпение давно уже стало их верным помощником в борьбе с невзгодами, и всё-таки желание отомстить за поруганную честь молодой женщины заставило их взять оружие и переступить черту, отделяющей «тварь дрожащую» от «право имеющего».

Так и оставшийся незаконченным фильм, которому суждено было быть разобранным на фрагменты и киноцитаты и появиться на широком экране в смонтированном и дополненом варианте лишь спустя несколько десятилетий, выбивается из всех рамок и даже из контекста ушедшего века с глобальным переосмыслением накопленного опыта. Для Эйзенштейна и его коллег первостепенную важность имеет не столько сюжет, сколько образ мышления, пронизывающий каждую из огромного количества деталей. Индивидуальное сознание, пусть и на время, становится коллективным, получая возможность зафиксировать быстротечность давно забытых эпох. Время не щадит даже себя, а потому остаётся лишь уловить символическую суть окружающего мира, где прошлое всё равно слишком близко, чтобы о нём забывать.