Мацист в аду (1925)

В 1914-м году в кино случилось событие, значение которого поначалу никто правильно не оценил: на экраны вышел фильм Джованни Пастроне «Кабирия». Синематограф сам по себе еще был новым явлением, готовым произвести революцию в искусстве, но пока только примерявшимся к ней, не подозревая о своей потенциальной пролетарской мощи. Где уж там было в недрах этого только-только оформлявшегося культурного феномена замечать ростки явлений, которые дадут урожай спустя несколько десятилетий. Вот то, что было на поверхности — видели. Трудно было не разглядеть масштабный пеплум, в который были вложены огромные по меркам начала XX-го века средства. А вот то, что «Кабирия» останется в истории не только благодаря своему размаху, драматизму и зрелищности, но и родит новый тип киногероя, который будет принят зрителем с такой благодарностью, что заставит возвращать его на экраны в десятый, сотый и тысячный разы — ее создатели подозревали едва ли. Иначе, наверное, скромный образ помощника и спутника главного героя, названного без затей просто «Силачом», был бы прописан куда более подробно. Но и того, что было в сценарии исполнителю роли Мациста хватило, чтобы зрители шли в синематограф на него и только на него. Забывая о главных героях, о сюжете, о драме… Пришедший на съемочную площадку прямо из портовых доков Бартоломео Пагано открыл череду мускулистых «хороших парней», играющих выпуклыми бицепсами прямо в диафрагму и укладывающих злодеев ниц одним движением пальца. И закрыть ее теперь не удастся уже никогда.

Впрочем, наверное, если бы у портового грузчика без образования не было бы ничего кроме развитой мускулатуры, едва ли он смог бы стать основоположником целого киножанра. Необъяснимое грубоватое обаяние Пагано, с первого же появления в кадре располагающее к себе, заставляющее доверять его герою — вот, что влюбило в себя неискушенных зрителей начала прошлого века. Бартоломео просто невозможно было себе представить в роли отрицательного персонажа. Он выглядел именно тем: добрым, сильным великаном — кого любой человек хотел бы видеть рядом с собой в роли друга и защитника. И Мацист защищал, без раздумий бросаясь на помощь любому, кто в ней нуждался в десятках лент разных режиссеров. В исполнении разных актеров, в разные эпохи, в разных мирах: «Силач» — это ведь не имя. Это собирательный образ, не нуждающийся в развитии. Самодостаточный и вечный, как воитель Муркока, имеющий множество инкарнаций, но всегда один и тот же. Но сколько бы актеров не играло Мациста, в каких бы аватарах он не представал на экране, существует некий изначальный образ, figura principium — и это образ, созданный Бартоломео Пагано.

Заполучив чудесным, почти фантастическким образом, в свои руки такую волшебную палочку, продюсеры, сценаристы и режиссеры принялись с ее помощью строить самые разнообразные, причудливые и фантастические миры. И если сразу после Карфагена с Древним Римом, Мацист спасал невинную девушку от происков ее злобного дяди в нашем, самом лучшем из миров (если, конечно, верить Г. В. Лейбницу), то в дальнейшем прихотливая воля кинематографистов куда только его не забрасывала. Но самой экзотической авантюрой для супергероя стало путешествие в Ад, где он пережил немало поучительных приключений вместе с режиссером Гвидо Бриньоне. Причем, еще неизвестно, кто больше. Если самому Бартоломео Пагано, успевшему к 47-ми годам слегка растерять форму и заменить мышцы хорошо заметным жирком, не пришлось здесь демонстрировать уникальные физические данные, которыми он покорял публику 10 лет назад, то вот режиссеру, чтобы как можно убедительнее показать Ад, нужно было изрядно постараться. На одном чудо-герое такой фильм было не снять.

Что касается визуального решения, то тут для Бриньоне все было очевидно: визионерские описания Данте всегда были убедительны, а иллюстрации Доре оставляли без работы не одно поколение художников. Конечно, был перед глазами пример «L’Inferno» 1911-го года, да и «Haexan» Беньямина Кристенсена режиссер вполне мог видеть: многое в картинке «Мациста в Аду» об этих фильмах напоминает. Прием с сепией, когда кадр окрашивался в тот или иной оттенок коричневого цвета в зависимости от места действия, тоже был не нов, и для демонстрации преисподней вполне подходил. Бриньоне дисциплинированно рисовал кадр то густо- коричневым, изображая адское пламя, то холодно-сиреневым во льдах Коцита, то мерзко-желтым, как только речь заходила о золоте. Но не раскрашенный кадр сделал «Мацисту в Аду» славу и заставил краснеть добродушного здоровяка Пагано. То есть, в прямом смысле краснеть его заставил именно режиссер, превратив в демона с рогами и хвостом — такого изумительно располагающего к себе демона. А вот в переносном…

В Аду, знаете ли, по крайней мере в представленном на экране Аду Бриньоне, обитают не только уродливые демоны, но и весьма соблазнительные демоницы. А дабы демоницы эти выглядели как можно более грешными, одежды на них должно было быть как можно меньше. Или совсем не быть. Что еще лучше — сразу видно, что на экране инфернальный мир. В нормальной Вселенной разве может быть такое? Но цензоры в 1926-м году отнеслись к подобной идее без восторга и понимания. Это в республиканской Испании 36-го Арманд Гуэрра в своей «Дикой плоти» мог не стесняясь никого и ничего петь гимн обнаженному женскому телу. В буржуазной и уже муссолиниевской Италии об этом нечего было и мечтать. Но даже безжалостно порезанный и многажды запрещенный «Адский Мацист» производил настолько глубокое впечатление, что сам Федерико Феллини вспоминал его как одно из самых ярких впечатлений своего детства (и кто, спрашивается, пустил ребенка на такой сеанс?).

Впрочем, скандал скандалом, а сделав ставку на эротику, режиссер не прогадал. Его фильм стал самым известным из ранней саги о Мацисте, Елена Сангро (Прозерпина) и Лючия Дзанусси (Лючиферина) запоминаются куда больше, чем война Плутона с наглым демоном Барбаричьей, а сам Силач, вынужденный защищать относительно честное Зло против зла мелкого, коварного и противного, несколько потерялся на фоне красочной инфернальной картинки. Декорации для своего времени в картине смотрятся весьма убедительно и дорого, на массовку средств тоже не жалели — популярность Мациста позволяла не экономить на зрелище. А скандал только придал фильму вкус заветного плода. И все-таки, если вы хотите увидеть настоящего Бартоломео Пагано — лучше смотреть «Кабирию» и самого первого «Мациста». Там становится сразу понятно, почему он был так любим в свое время. «Мацист в Аду» же — яркая, совсем не пустая, технически сложная постановка, в которой исполнитель главной роли, как это ни парадоксально, остался на заднем плане. Впрочем, попав в Ад, лучше и правда — поменьше обращать на себя внимание…