Империя (2024)

Глухая деревушка где-то севернее Лилля. Песчаные дюны пастельно переходят в поля овса. Крупные волны бьются о скалы, куда когда-то высаживались союзники после открытия Второго фронта, а теперь по ним лазят туристы с местными старичками-гидами. В заводях непременно можно встретить обнаженных загорающих девушек, как Лин. А у входа в лагуну лодку домой тащит одинокий рыбак, как Джони. Проблема 'Империи' в том, что и Лин, и Джони - демоны, принявшие человеческое обличие и желающие захватить Землю

Очередной странный мир Дюмона - это вечная борьба нулей и единичек. Этим бинарным кодом режиссер обозначает добро и зло. У каждого из них есть свои агенты на планете. У добряков - световые мечи как будто из Star Wars для идиотов, рыцарские приветствия и инопланетная база в виде роскошного летающего готического собора. У злых - странный музыкальный вкус, кучка ездовых лошадок и инопланетная база в виде роскошного летающего барочного дворца. Цель одних - спасти белокурого ребенка - Малого, дать его семени поселиться в землянах. Задача других - не допустить этого. Где тут зло, а где добро, разбирайтесь сами

У 'Империи' довольно много измерений - от простого (я бы сказал примитивного) политического ракурса до амбиций универсального постмодернистского текста. Первое начинает раздражать уже со старта. Клюквенный тиран, устраивающий войну ради забавы и произносящий страшный прогноз, что цель его действий - не победа, а вечная бойня, так скажем for fun. Дюмон с рвением старшеклассника цитирует Ницше и цинично твердит, что разницы-то между плохим и хорошим нет. Дело в угле зрения

Что касается постмодернистской сборки. Мир 'Империи' - это зона боевых действий архаики и мира прогресса. Вечное баталище во имя победы ресентимента, воскрешения декаданса. По сути, цитируя кучу классики от 'Звездных войн' и 'Стартрека' до 'Ребенка Розмари' и 'Омена', Дюмон спускается в порыв создать универсальное комбо человеческих смыслов. И даже цедит сладкое, но обманчивое чувство, что любая империя - тайное ристалище этих мечт. Любая. Империя тут не персонифицирована, найти 'свою' здесь может любой - от влажного воздыхателя по судьбе Британской до сухого думальщика о падении Римской. Зато комический эффект здесь - еще один показатель абсурда

Сверхзадача Дюмона - объединить противоположные жанры и смыслы. Поэтому здесь наравне с суперзвездами французского кино (Кудри, Вартоломеи, Лукини, Коттен) играют ноунеймы. При этом масштаб роли не зависит от имени. Ключевую мужскую, например, занимает актер Брандон Влиге, без малого дебютант экрана. Сюда же микс жанров - от космической эпопеи мы скатываемся к энергичной порнографии. И то, и другое снимается с таким рвением, что в итоге непонятно, что же важнее

При этом определять точную смысловую нагрузку 'Империи' - задача непосильная для человека. Как и любой арт-объект, этот фильм лучше воспринимать не разумом. Попытаешься, непременно разочаруешься, утонешь в политических инсинуациях, а еще хуже зациклишься на конкретном тиране, конкретном преступлении. Мы в фильме - это те два неудачника-жандарма, которые кочуют у Дюмона из картины к картине и всё никак не могут раскрыть ни одно дело

Не зритель, а простой человек в мире 'Империи' низведен до простой коннотации - 'я слушаю, но не слышу'. Не для людей задача решать, кто в их мире добро, а кто - зло. Идиотизм - лучшая маска человечества, в то время как его надежда - белокурый малыш, и он же шанс на мировой апокалипсис

Как итог, 'Империя' - это удивительная казуистика, от которой не появляется ответов. Дюмон неожиданно взял 'Серебряного медведя' в Берлине, что как будто намекает на то, что его фильм поняли, интерпретировали или, как минимум, попытались. Зря

'Оставь надежды всяк сюда входящий', писал Данте про свой христианский Ад. 'Да ладно, бери с собой, все равно не поможет', добавил Дюмон про свой мир абсурда. Мир, в котором овцы окончательно съели людей, а форма - содержание

Киномичуринец Брюно Дюмон продолжает пересаживать ростки массовых жанров с родной почвы больших мегаполисов на землю глухой французской провинции. Смотри шире: жанры масскульта он пытается привить на почве посконной, извечной, обжитой. Действие 'Империи' развивается аккурат в той же французской приморской Захлюпанке, где разворачивались события 'Малыша Кенкена', ' В тихом омуте'. И шире - 'Жизни Иисуса', 'Человечности', да и 'Фландрия' недалеко. Здесь могла бы начинаться 'Аталанта' Виго, здесь мог бы жить шабролевский 'Красавчик Серж', здесь мог вести свой дневник брессоновский сельский священник. Как почва и судьба встретят приметы новых времен?

До сих пор эффект от встречи суровой, неспешной, лапидарной в формах выражения социально - экзистенциальной классики с полицейской драмой, хоррором, мистическим триллером был двояким - кисло-сладким. Глубинная крестьянская, неспешная и степенная Франция принимала новые реалии, новые образы, новый темп. А куда деваться? При этом, у детектива или хоррора исчезала глянцевая оболочка безграничной фантазии. Зато самые чудовищные выдумки обретали крестьянскую, неопровержимую фактурность. Получалось жутко эффектно. У зрителя Дюмон снимал защитную пленку: это все сценарист с режиссером выдумали. В этой дыре все реально. Включая части расчлененного трупа, которыми злоумышленники начиняли коров. При этом ужас от увиденного был приправлен иронией без границ. Сама фантасмагоричность ситуации переводила ее из категории жестокого реализма в безудержную смеховую стихию.

Дюмон догадался: если раньше комиксы и кинобестселлеры, оставаясь в рамках своих материальных стихий: на бумаге и на кинопленке, выглядели для большинства французов, живущих не в Париже и не в Ницце, откровенным плодом чьей- то фантазии, то сегодня, когда компьютеры и интернет есть в самой распоследней деревне, ситуация поменялась. Маньяки, монстры, инопланетяне получили шанс раздвинуть рамки компьютерного монитора и заполонить улицы деревень и небольших городов. Битва Города с Деревней, Промышленность с Сельским хозяйством, Либерализма с Консерватизмом, Цифрового с Реальным, захватила весь мир. Спокойных уголков не осталось. В 'Империи' решающая битва компьютерных ' единичек' с 'нулями' идет в космической проекции на задрипанный рыбачий поселок.

Дюмон откровенно издевается, перенеся основные сюжетные линии 'Ребенка Розмари' и 'Звездных войн' в декорации самой дальней околицы мира. И попадает в точку. Люди ходят на пляж, ловят рыбу, флиртуют, не зная, что среди них уже растет Наследник Империи 'Нулей'. И 'Единицам' нужно этого мальчика с ангельской внешностью непременно уничтожить. Больше того, завербовать в свои сторонники как можно больше людей, которые ни сном, ни духом не подозревают о том, что за их души ведется битва.

Все безумно, все жестоко и все смешно. Катятся по деревенским улицам головы, отрезанные лазерными мечами из 'Звездных войн'. Правительница 'Единичек', оказавшаяся на поселковых улицах в теле местной мэрши, справляется с обязанностями градоначальницы не хуже, чем справилась бы сама мэрша, то есть, никак. Ведет абсолютно бессмысленные разговоры с жителями, проникнутые настроением заботы и внимания, при этом ничего не решая. А фраза: 'Выбора то у вас нет', сказанная по случаю поверки водосчетчиков, не оставляет сомнения - не счетчики здесь имелись в виду.

И, самое главное: каждая из враждующих сторон настаивает, что правда на их стороне. Они - белые. Они - добро. В то время, как в этой круговерти все давно смешалось в одно - серое. Формально двузначная система компьютерных кодов: единица- ноль, должна была избавить режиссера от морально- этической окраски. Это все же не оппозиция: За и Против. Не Черное - Белое. Даже не Плюс - Минус. Но в современном мире, который привык все маркировать лайками - дизлайками, даже Единица - Ноль не может вырваться их этих категорий. Все же, Ноль - это Ноль.

Расследуют дела по всем этим отрезанным головам местные деревенские детективы, которые перекочевали в 'Империю' из предыдущих фильмов режиссера. Два конченных дебила, которые в принципе не понимают, участниками какой вселенской битвы они являются. И это - зеркало для зрителя. Мы оказываемся в роли ничего непонимающих участников невероятно важного, судьбоносного процесса. Дюмон никого не обвиняет. Он и сам уже запутался, где Правда, а где Ложь. И знаком этого является неоправданно затянутый хронометраж картины, и тот факт, что буйство образов и фантазии часто заслоняет основной сюжет. Дюмон вместе с нами тонет в этом абсурде, где все смешалось в доме Облонских.