Гермиона (2019)

Творческий путь великого итальянского композитора Джоакино Россини, короля бельканто, принято разделять на два обширных и насыщенных периода — итальянский и французский. Эта условная классификация отражает его предпочтения в выборе национальной принадлежности театральных контрагентов, с которыми сотрудничал композитор.

Центральным событием итальянского этапа в карьере Россини стал контракт с неаполитанским театром Сан-Карло, по заказу которого композитор создал целую россыпь шедевров. Практически все они предназначались для блистательной оперной примы Изабеллы Кольбран, обладательницы роскошного, гибридного голоса, сочетающего яркую гибкость сопрано и сочную плотность меццо.

Мелодрама «Риччардо и Зораида» стала композиторским дебютом Россини на сцене Сан-Карло. Премьера «Гермионы» состоялась пару месяцев спустя, но после семи представлений без объективных причин опера внезапно сошла со сцены и была исполнена вновь лишь полтора века спустя.

Драматургической основой либретто послужила трагедия Расина «Андромаха». Это не первая оперная адаптация этого произведения, сорока годами раннее французский композитор Гретри написал одноименную оперу, имевшую большой успех в дореволюционном Париже. Трагичный сюжет с подлинно античным масштабом повествует о драматичной любовной шараде, разыгранной четверкой главных героев — вдовой Гектора, троянской принцессой Андромахой, спартанской царевной Гермионой, ее женихом, царем Эпира Пирром и греческим принцем Орестом, безответно влюбленным в Гермиону.

Театр Сан-Карло уже обращался к этому гениальному произведению «пезарского лебедя» в 1989 году, в период мирового возрождения этого раритета от Лондона до Буэнос-Айреса, толчком к которому послужил блистательный цикл спектаклей на россиниевском фестивале в Пезаро в 1987 году с поистине роскошным составом солистов — Кабалье, Хорн, Блейк, Мерритт. Вторая попытка Сан-Карло, предпринятая тридцать лет спустя, куда более скромна.

Безликая, лаконичная режиссура Якопо Спиреи с едва очерченной аллюзией на античную эстетику выполняет исключительно аккомпанирующую функцию, призванную сфокусировать внимание на вокальной доминанте спектакля. Огромная розетка наборного паркета с этрусским орнаментом и полукольцо стилизованного амфитеатра — единственные декоративные детали, условно ассоциированные с историческим контекстом либретто. Универсальные, эклектичные костюмы персонажей — военные мундиры и платья, схожие по силуэту и декору со строгим стилем Ар-Деко 1930-х. и рафинированностью 1950-х.

Первые же ноты увертюры уже настораживают невероятной грубостью, непростительный рассинхронностью и устрашающим громыханием. Этот дилетантский дирижерский стиль, к сожалению, будет сопровождать музыкального руководителя постановки Алессандро де Марки весь спектакль. Маэстро, абсолютно чуждый изящной россиниевской мелодике, будет являть вульгарную пародию то на Доницетти, то на раннего Верди. Увы, многие певцы даже превосходят дирижера в глумлении над музыкой.

Титульную партию исполняет американка Анжела Мид, дебютировавшая в этой сложной роли четырьмя годами ранее, заменив Кармелу Ремиджо в благородном проекте прославленного знатока бельканто маэстро Альберто Дзедды. Прославленный дирижер, стремясь популяризировать забытый россиниевский раритет, организовал четыре интернациональных концертных исполнения «Гермионы» в испанской Корунье, Москве, Лионе и Париже. Концерт во французской столице стал последним для дирижера — он скончался через несколько месяцев. Мид стала бессменной исполнительницей Гермионы на весь период реализации задумки Дзедды. Единственным постоянным партнером Мид стал блистательный американский тенор Майкл Спайрз, великолепно исполнивший сложнейшую партию Пирра, созданную Россини для легендарного баритенора Андреа Ноццари. Он не выступал лишь в Москве, где его подменил итальянец Энеа Скала. За четыре года в результате сомнительных репертуарных экспериментов голос Мид существенно регрессировал — расслоился в ужасающих, дребезжащих вибрато, утратил должную фокусировку и контроль. Техническое мастерство певицы неоспоримо, но обеднение вокального материала лишь обостряет диссонанс восприятия.

В партии Андромахи итальянка Тереза Йерволино, обладательница сочного меццо с контральтовым оттенком, которая безоговорочно лидирует в исполнительском составе. Даже некоторая неуверенность звуковыведения и незначительные технические огрехи не мешают Йерволино превзойти своих партнеров.

Американец Джон Ирвин в образе Пирра практически единолично ответственен за неудачу спектакля. Преступный дилетантизм, полное отсутствие даже базовой технической искушенности, ужасающее интонирование, отсутствие верхнего регистра, вкупе с безобразным тембром превращают выступление Ирвина в пытку. Купирование всех верхних нот и мелизмов не облегчили страдания тенора. Даже вполне лояльные современные зрители не скрывали своего недовольства певцом на финальных поклонах.

В роли Ореста — итальянец Антонино Сирагуза — певец с двадцатилетним стажем в жанре бельканто. Он уже исполнял эту партию в Пезаро в 2008 году и звучал тогда намного достойнее. Пронзительный, головной тембр тенора никогда не отличался привлекательностью или разнообразием. Он всегда звучит прямолинейно, просто, плоско и без особых технических изысков. На сей раз он вновь отказался от всяких вариаций, однако к отсутствию виртуозности присовокупились проблемы с голосом. Звучание сухое, истертое, надтреснутое, отмеченное невероятной форсированностью — верхние до Сирагуза буквально выдавливал с большим усилием. Утрата прежней легкости звуковыведения лишила тенора единственного достоинства.

Неутешительным итогом становится вывод об очередном провале гениального шедевра Россини. Однако на сей раз причина не в предвзятости публики, а в самих исполнителях, не сумевших стать достойными проводниками прекрасной музыки.