Нажмите на изображение для его увеличения
К сожалению, фильм страдает удивительной узостью взгляда, сводя всё многообразие современного искусства к примитивной экономической калькуляции. Авторы сознательно играют на низменных зрительских эмоциях — зависти к дорогим продажам и раздражении к «богачам от искусства», — вместо того чтобы предложить хотя бы попытку осмысления.
Фильм, претендующий на 'разоблачение', на самом деле просто воспроизводит древний как мир сюжет: публика всегда с подозрением относилась к успешным художникам. Современные зрители возмущаются ценами на работы Кунса точно так же, как флорентийские торговцы ворчали по поводу гонораров Микеланджело – 'Да разве это труд? Да я бы и сам так смог!'
Разница лишь в масштабах: если раньше сплетни о 'придворных живописцах' передавались из уст в уста на мосту Понте Веккьо, в парижских кабачках Монмартра или в петербургских артистических подвалах, то теперь их тиражируют в документальных фильмах, выдавая за откровение. Но суть остаётся той же – непонимание того, что настоящий художник (пусть даже окружённый помощниками и дилерами) продаёт не просто время и краски, а годы поисков, риск, уникальный взгляд на мир.
Да, можно снять аналогичный «разоблачительный» фильм о чём угодно — о медицине (не спасающей жизни, а «продающей услуги»), о науке (не открывающей истины, а «монетизирующей патенты»), даже о любви (не как о чувстве, а как о «брачном рынке»). Но в этом ли смысл документального кино — сводить любое явление к его коммерческой оболочке, игнорируя суть?
Фильм буквально утыкается лицом в правду, но упорно её игнорирует. Когда Джефф Кунс с детским восторгом рассказывает о своём паровозе, когда Эми Каппеллаззо трогательно вспоминает работу Баллы — становится ясно: эти люди действительно любят искусство. Тот редкий кадр, где художники погружены в творческий процесс под музыку – вот где истинная магия искусства: ритм кисти, танец цвета, почти медитативное состояние созидания. На мгновение мы видим то, ради чего вообще существует искусство – чистый, ничем не обусловленный акт творчества.
Но режиссёр, словно испугавшись этой красоты, тут же возвращает нас в своё 'тёмное царство' – снова аукционные молотки, снова циничные разговоры о деньгах, снова навязчивая идея, что 'все продалось'. Создателям важнее зафиксировать сумму сделки, чем понять, почему вообще эти работы стоят таких денег.
Фильм выдаёт вечную дилемму искусства за болезнь современности. Автор упускает блестящую возможность показать, что творчество и коммерция шли рука об руку на протяжении всей истории цивилизации. Вместо исторического анализа мы получаем наивный морализм, будто 'раньше художники творили ради идеи, а теперь только ради денег'.
Разве Микеланджело не торговался с папой Юлием II за каждую лиру при росписи Сикстинской капеллы? Разве Рубенс не был успешным предпринимателем с целой мастерской подмастерьев? Разве импрессионисты не продавали работы через дилеров, а Ван Гог не мечтал наконец начать зарабатывать живописью? Искусство всегда существовало в рыночных условиях – просто механизмы менялись.
Работа Джеффа Кунса с помощниками представляется нам как нечто скандальное, создавая впечатление, будто он обманывает публику, передавая часть труда другим. Однако такой подход либо демонстрирует невежество создателей, либо является намеренной манипуляцией, поскольку игнорирует многовековую традицию художественного производства.
На протяжении всей истории искусства крупные мастера редко работали в одиночку. В эпоху Возрождения такие фигуры как Беллини возглавляли мастерские, где основную работу выполняли ученики, а сам мастер часто лишь создавал эскиз или вносил завершающие штрихи. Никто не считал это обманом — это была общепринятая практика. В XX веке Энди Уорхол открыто превратил своё творчество в конвейер, где ассистенты тиражировали образы, а он лишь ставил подпись. Сегодня практически все значимые художники — от Такаси Мураками до Олафура Элиассона — работают с командой, потому что масштабные проекты невозможно реализовать в одиночку.
Кунс не скрывает этот процесс, а делает его частью своей художественной концепции – как комментарий к эре массового производства. Его 'фабрика' – прямое продолжение идей Дюшана с его ready-made: что делает объект искусством? Авторский замысел или физическое исполнение?
Фильм же преподносит это как мошенничество, играя на обывательском представлении, будто художник обязан в одиночку малевать холсты. Это всё равно что обвинять архитектора, что он не кладёт кирпичи лично. Настоящий вопрос, который стоило задать: почему работа Кунса (при всех спорных моментах) вызывает дискуссии, вдохновляет других художников и остаётся в истории искусства, тогда как тысячи 'честных одиночек' забываются сразу после персональных выставок?
Но фильму не до нюансов – ему важнее поддерживать миф о 'чистом гении', который якобы должен страдать в одиночестве. Хотя вся история искусства – это как раз история коллабораций, учеников, мастерских и... да, денег.
Жаль, что создатели картины не увидели в этой извечной коллизии материала для настоящего документального кино – о том, как менялись формы неприятия искусства публикой, но неизменной оставалась природа этого конфликта. Ведь даже самые яростные критики Кунса через сто лет будут выглядеть точно так же, как современники, недоумевавшие, зачем Медичи платят бешеные деньги какому-то Боттичелли.
Фильм, претендующий на разоблачение 'кухни' арт-рынка, на поверку оказывается таким же поверхностным, как и теории плоской Земли. Авторы, явно далёкие от реального понимания художественного процесса, соорудили подобие 'разоблачительного' расследования, где все участники – либо жулики, либо наивные жертвы системы.
Впрочем, возможно, авторы всё поняли правильно. Ведь сплетня — самый прибыльный жанр в истории человечества. А значит, их фильм сам стал частью той системы, которую якобы разоблачает: ещё один товар на рынке, где всё действительно имеет свою цену.
В этом главный провал картины — она не о том. Это как если бы фильм про океан рассказывал только о тоннаже грузовых судов, забыв упомянуть саму воду. Искусство — не валюта. Это то, ради чего, в конечном счёте, любая валюта и существует. Оно — материализованная память человечества, единственное, что остаётся после исчезновения цивилизаций. И пока мы измеряем его лишь деньгами, мы добровольно обедняем самих себя, подменяя вечность сиюминутным.
8 августа 2025
Как устроена экономика современного искусства, и откуда в ней берется стоимость? Рыночно эффективный художник должен следить, чтобы раковина подходила к мебели. Он вообще должен думать о том, как его искусство впишется в дома богатых.
Успешный художник Джефф Кунс показан в фильме как эффективный биржевой маклер, глава технологической фирмы по производству картин, где на него работают наемные сотрудники под его четким руководством. Джефф дает им задание повторить картину эпохи Возрождения, после чего к картине прикрепляется его знаменитая металлическая сфера — и всё, новый шедевр для аукциона готов. «Я бы мог рисовать их и сам, но тогда у меня было бы всего 2 картины в год», объясняет он. Кадры с его участием перемежаются моментами из фильма «Волк с Уолл-стрит».
Его антагонист — художник с похожей фамилией, Ларри Пунс. Его картины тоже успешно продаются на аукционах, но он не интересуется вопросами бизнеса. Он живет один в своей хижине в лесу, где и рисует свои картины. Вообще у него два основных занятия — рисовать и ездить на мотоцикле.
Один из известнейших современных художников мира немец Герхард Рихтер говорит: «Нехорошо, когда картина стоит как целый дом», а потом бросает: «Деньги — грязь». И вот ответ Рихтеру со стороны аукциониста: «Музеи для него — это социал-демократический способ не иметь дела с богатыми, которые хотят его картины»
Есть и еще один важный аспект, касающийся экономики искусства — вопрос доступа к искусству как к общественному благу. Музейная смотрительница говорит: «Музеи более демократичны, в них каждый — и бедный, и богатый — могут посмотреть на картину». На аукционах картины уходят в никуда, ведь никакое учреждение не потянет их купить, и они отправляются в чьи-то богатые апартаменты.
Что изменилось за последние несколько лет на рынке искусства? Определенно, оно стало рассматриваться как приемлемый способ вложения денег. Сейчас банки уже говорят со своими клиентами о современном искусстве как о способе диверсификации активов. «Многие знают всему цену, но не знают ценности», говорит коллекционер, имея в виду, что покупает предметы искусства не просто как инвестицию, но что эти предметы для него по-настоящему важны. Здесь он в точности имеет в виду меновую и потребительную стоимость, просто называет их по-другому.
Фильм позволяет себе мягко посмеяться над сотрудниками арт-аукционов, которые выдавливают из себя дежурные пустопорожние фразы, призванные обосновать, почему та или иная картина стоит 20 миллионов: «Великие произведения излучают достоинство. Когда произведение по-настоящему великое, это чувствуют даже дилетанты»
Каковы тенденции в самом искусстве? Один из главных персонажей фильма — арт-критик, любитель Рембрандта, в картинах которого он видит все шрамы и шероховатости жизни, говорит: «Меня смущает, что столько картин стремятся выставить жизнь сверкающим компромиссом с рынком». А один арт-дилер заявляет: «Мы на пути к пропасти» и признает, что отрасль, в которой он работает — в глубоком кризисе.
И всё-таки, почему работы Герхарда Рихтера стоят дороже, чем работы Ларри Пунса? «Разумеется, это пузырь», говорит арт-куратор. А важная фигура в мире арт-бизнеса Серж Тирош открыто признает: «Можно сказать коротко, что всё дело в спросе и предложении. Но на деле причина — финансовые интересы определенных групп».
Если вас заинтересовала эта тема, то есть научно-популярная книга «Как продать чучело акулы», и ее продолжение «Модель из ящика», чтобы было с чего начать. Там изложена вся фактография вопроса — что, где и за сколько продается. А если вы хотите углубиться в тему, то нет ничего лучше Бенджамина Бухло с его книгой «Неоавангард и культурная индустрия».
8 из 10
17 января 2021
Кинопоиск
IMDb
Сборы в США:
Мировая премьера:
Возраст:
Длительность:
