Клятва (2016)

«Клятва» как фильм в первую очередь интересен тем, что впервые, по крайней мере, на моей памяти, обогащает североевропейскую культуру кинематографии западной стилистикой визуализации. Настолько грамотно сплести эти две разные величины казалось занятием не то что трудоёмким — почти не выполнимым. Однако личность режиссёра однозначно даёт ответ на вопрос «Почему всё получилось настолько добротно?» — Бальтасар Кормакур. Автор фильмов «Два ствола» и «Эверест» уже сделал себе имя на западной арене кинематографа. Потому и о его знание «внутренней кухни» данной традиции съёмки кино сомневаться не приходится.

Однако и забывать о корнях он не собирается: нетипично монохромная история в условиях усреднено спокойной среды Исландии с явственным уклоном в саспенс на основе общечеловеческих взаимоотношений — нетривиальная среда для работы творца, знакомого с камерой мировых блокбастеров. И потому результат столь оригинален и уже этим интересен.

Нельзя сказать, что в отдалении от данной стези «Клятва» — особенно примечательный и запоминающийся фильм. У него есть чёткий конфликт с понятными мотивами. Предоставлен он зрителю с самого начала столь же чётко и понятно, почему следить за действом на экране не скучно несмотря даже на всю ленивую размеренность повествования. В этом и есть особенность киноленты: то самое необычное сочетание не сочетаемого. Она преподносит долго разгоняющуюся историю под соусом осознанной конфронтации, что формирует интерес и не даёт заскучать. А ведь непривыкший зритель вполне может поддаться зевоте: «Клятва», как бы то ни было, кино исландское. И все присущие данному виду кинолент «фишки» ей также не чужды. Это — частое отображение природы, подчёркнутое бессилие героя, на котором часто заостряют внимание долгими планами с личностным самобичеванием, общий монохромный настрой, выраженный или в цветовой гамме, или в безжизненности пространств, на которых также делают акцент через длительные, малоподвижные планы. Всё это сходится в зените финала, который объединяет подобный коктейль в неоднозначную и открытую развязку. Такой итог не даёт ответов на поднимаемые вопросы взаимоотношения отцов и детей. Он, словно подсудимый, запирается в камере пред судьёй-зрителем, давая тому уже решать, кто прав, а кто виноват в этой истории, которая лишь сперва кажется простой и понятной.

Почему так?

Потому что, на удивление, вытекая из понятного конфликта история разворачивается в сторону прогрессии персонажей, показывается развитие героев. Оно идёт по неоднозначной стезе, но в этом есть и авторская черта Кормакура — в рамках общего благоустройства показывания беды через призму людского несовершенства. Оно может явить себя не ввиду личностных желаний. Оно может явить себя под эгидой жизненных волнений. Желая блага себе и своим близким, человек способен свернуть на путь, разнящийся с добродетелью. И в этом видна та самая неоднозначность. Таким образом Бальтасар Кормакур формирует серость не только на экране, через фильтр для картинки, но и в настрое, в самой тематике киноленты через сложные темы и непростые вопросы. Ведь не просто так его герой Финнур кричит «Я этого не хотел!» в третьем акте, окончательно оформляя безопасность своей дочери. Безопасность, о которой та не просила, но которую решил преподнести ей отец.

Тут уже вскрывается чирей трудности коммуникации между поколениями. В данном плане особую ценность представляет именно идея, потому как её исполнение всё же хромает. И дело не в ранее упомянутом герое Кормакура. Дело в иных персонажах. Самый явный пример — дочь Финнура Анна (Хера Хильмар). Она представляет из себя настолько клишировано маргинального индивида, что проникнуться симпатией к её герою, несмотря на всю обвивающую её вуаль проблем, представляется крайне трудным. Из-за этого не до конца ощущается мотивация Финнура, а из-за этого уже не столь серьёзно чувствуется конфликт. Прочие герои вовсе представляют из себя лишь функции. Раскрытие и развитие получают два центральных персонажа. Ранее упомянутый Финнур и Оухтар (Гисли Орн Гардарссон). Между этими же двумя и ведётся главная конфронтация ленты. И столь чёткая вражда со столь явственными сторонами, которые ещё имеют и ярко выделяющуюся на общем фоне линию развития формирует здравый интерес.

Несмотря на стороннюю монохромность, благодаря идейному базису и простым берегам перипетии фильм умудряется затянуть и занять. Хоть некоторый осадок от рудиментарных или гиперболизированных персонажей второго плана имеет место быть.

Но тут вопрос уже в том, насколько это было бы типично для стандартного фильма из Исландии, и насколько такое нетипично для той стилистики визуального оформления, которую выбрал режиссёр? Мне кажется, что в этом и состоит основная особенность: для фильма северной Европы герои довольно тривиальны. Однако в той стезе, в рамках которой Кормакур решил подать эту историю зрителю, подобные персонажи чувствуются инородно и вызывают неоднозначные эмоции. Зато на таком контрасте сильнее смотрится концовка. Она бьёт именно по главным героям, во всей красе являя главный спорный вопрос фильма: цена, которую человек готов заплатить за безопасность близких даже в рамках того, что этим близким он безразличен. Двойственная природа людей, неоднозначная позиция родителя в жизни своего чада — это сложный и многогранный вопрос. На что готов пойти человек? И стоит ли идти «во все тяжкие»? Цена собственных устремлений базирующихся на взращённой на иррациональной любви смелости — это главная философская задумка фильма. И финал лишь придерживается общего стиля, подобно кинолентам Дэвида Финчера оставляя зрителя у давшего течь корыта со сложными измышлениями, оставленными без ответа. Это, пожалуй, даже хорошо: отстаивается традиция североевропейского кино заставлять зрителя думать самостоятельно.

P.S. Спасибо за внимание.

Бальтазар Кормакур известен не только как артхаусный скандинавский режиссер, автор скандально раскованного фильма в духе Альмодовара «101 Рейкьявик» и более спокойной драмы «Море», но и как мастер коммерческого кино, сделанного по голливудскому образцу, о чем свидетельствуют его успешные в кассовом плане «Контрабанда» и «Эверест». На этот раз он пошел по пути конвергенции коммерческого и авторского кино, стараясь понятным языком саспенса рассказать достаточно тонкую психологическую историю, но это у него не совсем получилось.

Во-первых, в глаза бросается небрежный монтаж, нещадно кромсающий эпизоды, не доводя их до логического завершения, что мешает плавному развитию драматургии картины, делая ее более голливудской, поверхностной, чем задумывал режиссер. Однако, в сравнении с «Жаждой смерти» Уиннера «Клятва» значительно выигрывает благодаря безупречному исполнению большинства актеров в лучших традициях европейской школы: сдержанно, но при этом эмоционально и захватывающе. Особенно на фоне остальных выделяются Гера Хилмарсдоттир, исполнившая роль наркоманки Анны, дочери главного героя и, конечно, сам Кормакур, работающий в духе треньтиньяновского «Конформиста», почти не показывая эмоций.

Тем не менее, фильм получился несколько нудным из-за неправильного распределения экранного времени (чем та же «Жажда смерти» не страдает), показывая излишне подробно эволюцию главного героя от обычного человека до мстителя. Потому выглядит крайне неубедительным его суета вокруг жертвы, медицинская помощь ей и в то же время расправа. Герой колеблется, это ясно, но его смятение идет в разрез с актерским исполнением Кормакура, который показывает его излишне уверенным в себе.

Безусловно, традиция европейского психологического кино делает свое, и самый поверхностный сюжет обретает драматический объем: в «Клятве» недостаток саспенса компенсируется глубиной разработки характеров. Это, конечно, не триллер в хичкоковском понимании, но и не драма в итало-французском варианте, а кино, заставляющее воочию увидеть изнанку скандинавского социального благополучия. Именно картины быта, интерьеры, устроенность жизни при дисгармонии в умах и душах — самое интересное в ленте Кормакура.

Как и в картинах Мудиссона зритель видит задаваемый режиссером вопрос: «Чего еще не хватает этим скандинавам?» Еще шведский вариант «Девушки с татуировкой дракона» заставлял задуматься над тем, что сексуальные девиации, психические отклонения среди скандинавов — это плата за экономическое процветание. В «Клятве» мы видим наркоманию как результат поиска сильных ощущений в опостылевшем и обессмысленном мире, где материальное окончательно вытеснило духовное.

Именно Анна — главный персонаж картины, ее окутанная наркотическим дурманом любовь есть попытка обрести смысл там, где его давно нет, потому все усилия отца вернуть ее в семью заканчиваются ничем, ибо она хочет бежать от материализма как такового, но бежать ее некуда, кроме иллюзий. Это единственный трагический персонаж в картине. Кормакур пытается показать невозможность помочь человеку против его воли, неспособность скандинавского общества, такого толерантного и благоустроенного, дать человеку смысл жизни. «Клятва» — именно об этом, криминальная и остросюжетная канва вторична.

Клятва Гиппократа, вынесенная в эпиграф фильма, — как раз о стремлении помочь, а не навредить человеку, но сделать это против его воли невозможно. Герой Кормакура нарушает клятву, стремясь помочь дочери, но он еще больше ранит ее. Именно поэтому, режиссер обрывает картину на полуслове, оставляя ее фактически без финала, ибо хочет показать тщетность усилий героя разрушить эскапистские иллюзии дочери. Сам он — тоже духовный инвалид, довольный материальным процветанием и благополучием, даже не ищущий духовных лазеек в железобетонной стене западного материализма. Он должен помочь ей найти смысл жизни, а не возвращать все на круги своя.

Несмотря ни на что фильм Кормакура удался, хотя и получился межеумочным экспериментом — и не триллером, и не драмой, стал правдивым свидетельством изнанки европейского благополучия, неспособности найти смысл там, где его нет, бессилии пробить стену житейского социального благополучия во имя сильных чувств, невозможности наркотических химер заменить человеку жизненный семантический поиск. Кроме того, по всем параметрам «Клятва» превосходит «Жажду смерти», с которой ее постоянно сравнивают, прежде всего в художественном ключе. Фильм Кормакура — это добротный европейский арт-хаус, а картина Уиннера — всего лишь коммерция, пусть и ставшая событием социальной жизни, но никак не по эстетическим причинам, а потому что вышла на экраны в свое время.

Редкий случай, когда режиссёр и сценарист играет в своём же шедевре главного героя. А здесь ещё и тот случай, когда синопсис значительно качественнее самой картины. Я ожидал от фильма крепкой психологической драмы. Но не получил, и вот почему.

А ведь столько можно было выжать из этой идеи! Папаша — практикующий хирург, представитель благороднейшей профессии. У него новая семья, две дочери. Старшая — от первого брака — связалась с сомнительным парнем, она по нему сохнет, она без ума от него. Но вмешивается папочка-хирург: ему претит то, что дочь якшается с наркоманом. В принципе, в поведении папы, стремящегося отвести дочурку от плохого парня, нет ничего нелогичного. Но повлиять на дочь он не может, а с её ухажёром у него выстраиваются довольно напряжённые взаимоотношения. И папа решает разрушить любовную идиллию дочери весьма оригинальным путём. Тут его знания в области медицины должны пригодиться…

Какие функции выполняет настоящая драма? Она заставляет переживать за героев и даже за анти-героев, заставляет проживать их жизнь, вместе с ними страдать и ликовать, плакать и веселиться. В этом фильме лично я переживал только за собаку, которую папаша-хирург выкинул из багажника на улицу. Всё. Ни за самого папашу, ни за его дочь и её парня переживать не приходится. Блеклые персонажи с очень размытыми мотивами. И спрашивается: а нельзя ли было разрешить проблему как-то полюбовно, по-другому, обязательно вступать на преступный путь? То, что вытворяет папаша-хирург, иначе как бессмыслицей не назовёшь. Иногда так и хочется крикнуть ему: да оставь ты их в покое, сами разберутся. В сущности, так и надо было сделать. Ведь на поверку оказывается, что там… действительно любовь, а ухажёр дочери вовсе не такой уж и плохой. Но папашу-хирурга уже не остановить. Из «отчаявшегося» отца он превращается в маньяка. На каком-то этапе казалось, что он и сам не понимает, что и зачем делает.

Герой Б. Кормакура вышел каким-то вялым, неказистым. Ему бы не хирургом, а врачом в местную поликлинику. Действительно, выписывать больничные у него намного б лучше получалось. На протяжении всего фильма он вызывал только омерзение. Ни капельки сочувствия! Он всё время признаётся в любви к дочери, но любовью там и не пахнет. Единственное, на что он оказался способен, — так это искусно заметать следы своего безумия.

Тем не менее отмечу и плюсы фильма. В частности, операторскую работу, достаточно динамичный сюжет. Кормакур как режиссёр мне понравился больше, чем как сценарист и актёр. Возможно, на режиссёрской работе ему и следует остановиться. Однако динамика фильма никак не позволяет отнести его ни к криминальному триллеру, ни к детективной драме. Просто вполне нормально рассказанная история о безумном папаше-хирурге и его «весёлых» проделках.