Угэдэчи (2012)

Здесь нужно понимать – мы говорим не о кино. Кино это «Титаник» в 3D, «Аватар» с его тресотмилиардными спецэффектами, на худой конец (прости мне господи этот каламбур) Вот что такое кино. Свет, камера, мотор – толпа ассистентов поправляющая каждую прядь у героини. Выверенные кадры, камер чтобы камера как бы летела. Кино это очень красиво. Гладкая, глянцевая картинка, чтобы каждый кадр можно было поставить как обои на рабочий стол. И проблема только в том, что кино это прежде всего гладкая, глянцевая картинка, вылизанная фотошопом до состояния полной стерильности. Проблема в том что кино только и годится что на обои для рабочего стола.

Где фильмы царапающие слух? Где Пазолини с его актерами взятыми прямо с улицы? Где Фассбиндер с его синдромом навязчивого рассказчика, для которого главное рассказать историю, а мелкие fuckup’ы не заметны на такой скорости? Почему любой режиссер взявший камеру в руку и бегающий с ней через «грозовой перевал», только потому что у него трясущаяся камера объявляется надеждой кинометографа? В какой момент основным свойством современного кино стала гладкость? Поэтому, здесь нужно понимать – мы говорим не о кино. Мы говорим об искусстве. Видео-арт. О современно искусстве. Contemporary. Вот о чем мы говорим. О том, что вначале должно быть желание сказать что-то важное, вначале мысль, энергия, творческая потенция, а не навязчивое желание нарубить бабла.

Мы говорим о проекте, который занял семь долгих лет. «Угэдэчи: заклинатель дождя» - это фильм, который на первый взгляд производит впечатление хоум видео. Потому что за этой безыскусностью, за этой ручной во всех смыслах работой скрывается одна большая вещь – та энергия что лежала в основе этого движения. Тот позыв, что заставил людей, сделавших этот фильм семь лет играть в одну и ту же игру – мы снимаем кино. Итак, наступило будущее. Мир по обыкновению лежит на краю пропасти, все разрушено, границы стерты, цивилизация на грани вымирания. Общество вернулось к первобытно общинному строю. По обыкновению из травы торчат осколками куски старого мира – словами, песнями, останками зданий и верований, цитатами книг, из которых обитатели пытаются что-то собрать обратно. Сюжет почти классический. Из ниоткуда входит герой. Вообще-то он мошенник. Мы знаем об этом. Нам уже рассказали. Еще до титров, до начала истории, нам достаточно красочно описали того с кем мы проведем ближайшие пару часов. Но в поселке, в том месте, куда приходит герой об этом не знают, его принимают за другого, шамана, великого шамана, того другого, который сможет все изменить – принести на эту землю мир и процветание. По сути дальше рассказывать нечего.

Любой камень брошенный в стоячую воду – хочет он того или нет вызовет круги на воде. К чему это приведет – не имеет значения. Главное – вода перестанет быть стоячей. Пойдут волны. Поднимется ветер. Прорвется плотина. Не суть важно. Важно именно это происходящее – зафиксированное рассказчиком. Абрис этих волн. Важно то к чему привел этот бросок. Как и любая другая история о будущем, как об этом замечает Барт, это всегда история о настоящем. Это не столько описание чего-то грядущего, сколько возможность языком метафоры высказаться о сегодняшнем дне. Поговорить о том, где мы живем и кем мы являемся. И нужно быть достаточно смелым, чтобы описывать постапокалиптическое будущее, не имея за спиной бюджета на спецэффекты, которые бы красиво разрушили города, гармонично разложили руины по фэн-шую, заросли радующим глаз сорняком. Нужно быть достаточно смелым, чтобы взять в руки камеру и пойти на улицу, чтобы снимать апокалипсис. Вот стены без крыши, перевернутая машина, заброшенный карьер, остов города. Это не где-то за морями. Не где-то в другой жизни. Это здесь и сейчас. Да герои говорят какие-то фразы, двигают сюжет, развивают интригу – и не плохую интригу, надо заметить, но за спиной всегда маячит реальная жизнь. Страна у которой апокалипсис уже случился. Вся эта машинерия, которая существует в фильме, по сути вдруг оказывается обрамлением для рассказа о том в каком мире мы живем. И все эти герои – фантастические, нелепые, странные - вдруг оборачиваются современниками. Их слегка переодели, раздали бумажки с текстом, но они наши с вами соседи. Мы живем вот в этом самом фильме, с бандитами, с кухонными, нелепейшими, разговорами о Достоевском, с мечтой о каком-то другом будущем, в котором кто-то ударив посохом о камень вдруг откроет путь подземной кисельной реке и она вырвавшись наружу уталит всех страждущих. Это мы сидим и ждем этого странника с посохом. И странника-то только потому что знаем наших соседей и они нам не нравятся. Те с кем мы живем рядом – нам не нравятся. А вот тот кто придет издалека, прекрасного далека – вот он нас и спасет. Спасет от нас самих: жадных, злых, скучных, унылых, не способных даже на малейшее действие.

Удивительно, как оказывается выйдя с камерой в степь, найдя заброшенный город и поставив в кадр человека произносить какую-нибудь киношную глупость, становиться видно, как со стороны, то отчаяние и ужас в которых мы существуем. Делез говорил что «Кино» это всегда «Другой». Тот «Другой», который пишет нам правила как себя вести, как жить, что делать, куда идти. Тот «Другой», которые организует нашу жизнь. «Большой брат», что следит за нами и не дает нам совершать зло. Кино у Делеза это возможность перестать быть собой и стать на несколько минут «Другим». Пережить чужие приключения, влюбиться, улететь в дальние страны. Потом ты вернешься и снова будешь жить своей трескучей обыденной жизнью, но пока ты в кино – ты можешь уйти отсюда куда захочешь. И возможно поэтому кино в России никак не получается. Просто потому что не умеют в России рассказывать истории про других, а умеют только про себя, а про себя, как с соседями – не очень интересно. Чего я там не видел. Вот в Турции. На фоне пальмы. И вот здесь главное.

«Угэдэчи» это не фильм. Кино в современном смысле это картинка невозможного мира, греза, мечта, планета Пандора. Но «Угэдэчи» это не греза. Это реальность. Марат Гельман, галерист и культуртрегер, в одном из недавних интервью сформулировал основу современного искусства: «Вся красота сегодня производится рекламой и дизайном», - говорит он, - «а художник должен совершать поступок». Выйти на улицу и снимать – это поступок. Делать – это поступок. Бороться – это поступок. Именно поэтому мы говорим о том что «Угэдэчи» это не кино. Это современное искусство.