Табу (2012)

Если в «Нашем любимом месяце августе» Гомиш мешал жанры, то в «Табу», умело расставляет уловки, скрывая главную мысль и интригу за вкраплениями самой разной тематической направленности (одиночество, рефлексия потомков великих открывателей по поводу колониального прошлого, расовые вопросы, язычество и религия, политика), пуская зрителей по ложному следу в обрамлении африканских красот и африканских же крокодилов.

В принципе, без примененной временной инверсии и плюмажа из замечательных вставных музыкальных номеров, сафари, «странных зверей», русской рулетки и французского бокса, «Табу» представляет собой очередное воплощение горячо любимой кинематографистами темы «рокового влечения» или табуированной любви. Но тем и прекрасно кино, что может вольно обращаться со временем и пространством, и рассказывать историю самым причудливым образом. В этом умении португалец, безусловно, поднаторел, видимо сказалась киноведческая закалка.

Две части его истории показательно не равны друг другу — сухая, заторможенная и пропитанная теологическими отступлениями первая часть кажется чужеродной второй — флэшбэку в черно-белой, словно маревной сепии, в концепции великого немого, замечательному в своем флере романтизма и чувственности.

Но, несмотря на их разительное различие, «Потерянный рай» и «Рай», все же, связывают по меньшей мере две еле заметные, почти прерывающиеся, но вполне осязаемые линии: внимательный зритель уже в первой части заподозрит намек на некую тайну, пусть в довольно странном отражении и очень тонко поданный (пролог и сон Авроры), и субъективное преломление в обеих историях заповеди «возлюби ближнего своего».

«В жизни все совсем не то, как во сне», — говорит Аврора. Она до самого смертного одра жила ее красивым, пусть и греховным сном прошлого, не мирясь с реальностью, и не заметив, как сон превратился в декабрь жизни и дожитие.

7 из 10

Фильм «Табу» — двухчастная история, щедро сдобренная музыкой и тишиной, как правило, нравится кинокритикам больше, чем простым зрителям. Впрочем, и те и другие сразу видят в нем диагноз режиссера — синефилию. Фильм и впрямь пестрит киноманскими отсылками, однако стоит прислушаться к мнению Бориса Нелепо, который заявляет, что дело не в них, и настаивает: «…волновала Гомеша сама природа кинематографа. Почему мы смотрим фильмы? Зачем интересуемся выдуманными историями из чужой жизни? Как оказалось так, что кино обернулось обителью фантомов, элизиумом теней, где блуждают наши воспоминания и призраки умерших людей?» А фантазийный крокодил льет фантазийные слезы по проглоченному времени…

Кино показывает кино. Так начинается фильм «Табу». И Пилар смотрит и верит, впиваясь глазами и сердцем в призраков на киношном холсте — в любовь, смерть и крокодила. Она киноман. Он живет посторонними жизнями, придуманными и сочиненными, наполняет свое одиночество чужими судьбами, болями, тайнами, воспоминаниями и не замечает, сторонится своей реальности, в которой могли бы быть привязанность, семья, художник, рисующий только о ней и для нее… Уверена, Пилар — автопортрет киномана и киномага Гомеша, не менее ироничный и не менее человечный и нежный, чем Сесиль (Миа Фэрроу) — автопортрет Вуди Аллена в насквозь киношной «Пурпурной розе Каира».

Гомеш сшивает историю Пилар с полузасвеченной и полунемой пленкой памяти Вентуры, словно терапевтической нитью, и они на редкость быстро и легко срастаются в один фильм. А все дело вот в чем: то, что смотрит она (кинозритель), очень напоминает то, что смотрит он, — зритель воспоминаний, реинкарнирующий пространство прошлого, разведывающий его инобытийные территории силой воображения.

Слезы памяти стирают картину жизни не хуже времени… Ни искусство, ни воспоминание никогда не отразят ее так, как есть, как было. И это не единственное сходство памяти и искусства. Второе — «правда лжи», фантазия, пересоздающая действительность на свой — вожделенный — лад, на свой рай, если быть в контексте фильма Гомеша.

Вот почему фильм «Табу» потрясающе «киношный». А еще он откровенно выпячивает факт, что он фильм, выпячивает условность вымышленности и приема, умышленно строит красивые фразы, услаждает взор неприкрытыми цитатами. Чистое кино — «искусство для искусства». В самом нутре этой киношно-киношной истории как минимум три подводных течения — три болезни — три псевдонима реальности: Память, Любовь, Синефилия. И то, что их почти нельзя разъединить, — первое открытие-послание фильма. И память, и любовь, и киномания имеют устойчивый привкус вымышленности, творчества и самообмана. Они всегда «не от мира сего». Они заглушают абсолютный слух к фальши и правде, уводя за собой в страну (фабрику) грез, где ложь от истины не отличают.

Второе открытие фильма: внутри всех нас — метры полустертой пленки воспоминаний, шепчущей (потому что у памяти шепот немоты вместо голоса) и пульсирующей импрессионизмом восхитивших или убивших нас когда-то минут. Прокручивая эту пленку моторчиком сердца-души, мы видим то, что хотим видеть, что сами себе показываем. Этот опыт ясновидческой слепоты перерастает и превосходит слова, язык тут бессилен.

Гомеш — поэт, т. е. кино-поэт. Он гонится за чем-то неуловимым, как чувство из прошлого, как тень на экране, как образ, мелькнувший во сне. Он влюблен в неуловимое. На беззвучном, на умершем языке немого кино проще поведать не поддающееся пересказу и определению. Неуловимому вольготнее там, где нет красок, где только черное и только белое, неразлучные, как наши вечные спутники — сожаление и надежда.

В поэтичности задачи — выразить неуловимое — секрет воздушности, легкости, и, несмотря на острый треугольник, сдобренный крокодилом, спокойствия и сдержанности этого кино, словно оно получило прививку, притупляющую боль. У Гомеша есть вдохновение, но нет неистовости, ярости, яркости, страсти, мучительного напряжения, гнетущей определенности, все происходящее (а может, мерещащееся) дано словно сквозь флер, полустерто, недосказано. Да и как еще явить послесловие? Послесловие к жизни, любви, прошлому и, наконец, к кино, каким оно было когда-то, каким его любили Чаплин и Мурнау, Феллини и Тати…

Тихое — тише воды — сожаление о несбывшемся прошлом.

P.S. У Пушкина есть стихотворение о памяти. Известное стихотворение. Оно заканчивается так: «И с отвращением читая жизнь мою, // Я трепещу и проклинаю, // И горько жалуюсь, и горько слезы лью, // Но строк печальных не смываю». Толстой, в старости очень любивший «Воспоминание» Пушкина, хотел изменить «строк печальных» на «строк постыдных» (в ритме и стилистике собственной совести). Гомеш, как и Пушкин, настаивает на печали (хоть у него и не строки, а пленочные метры), потому что кровь прошлого и живая вода, воскрешающая его, — именно она.

Португалия, Лиссабон, 2012 год. Рай утерянный.

Лиссабон, нежно укрытый предзакатным одеялом пурпурного небесного шелка. Шумные улицы, постоянно спешащие куда-то люди, дым дорогих сигар и терпкий аромат кофе, витающий эфемерным фимиамом в воздухе и небесной вышине, накаленной плотными и иссиня-черными грозовыми тучами. Густой неон, струящийся потоками разноцветной патоки из небоскребоподобных зданий и обычных жилых домов. Донна Аурора в раздумьях сидит у окна; дешевая сигарета с привкусом горечи и сухого табака во рту. Она живет воспоминаниями, сладкой сердечной болью прошлого и все чаще погружается в меланхоличную и морфийную дрему. Она стара, она померкла, она одинока. И брошена всеми, кто связывает ее с прошлым. Есть лишь ее бредовые фразы, бросаемые в пустоту, долготерпеливая чернокожая служанка Санта со святым спокойствием воспринимающая все да соседка Пилар. Аурора любила и была любима, но это было давно, в ином веке, в иные времена, в иной и покрытой теперь лишь пеленой фантазии и сна жизни. Смерть для Ауроры спасительна, ибо не будет более власти нездоровья, испорченных отношений, не будет ничего, что так сильно тяготит ее существование — не жизнь, а существование. Но перед ликом смерти хочется проститься и погрузиться в то сладкое прошлое, увидеть убеленные сединами головы и сгорбленные фигуры и того, кто стал для нее самим смыслом жизни на далеком континенте, забрал ее душу и сердце, оставив зиящие раны на долгие и полные неизбывных мучений годы.

Третий по счету полнометражный фильм известного португальского кинокритика Мигеля Гомиша, фильм «Табу» 2012 года, представляет из себя изысканное и многослойное по своим форме и содержанию кино, являя собой пример чистого и незамутненного коммерцией киноискусства. Обильно приправленное множеством синефильских цитат, «Табу» не выглядит просто изощренным кинематографическим позерством только для фестивалей и поражает своей художественной глубиной и режиссерской точностью и совершенством. «Табу» — это цепляющая за душу история запретной любви, опасной страсти, рассказанная на фоне утраченной и покоренной Африки без излишнего сентиментализма Карен Бликсен(в фильме слегка угадываются мотивы «Из Африки») или нарочитой простоты Ромена Гари(определенные отсылки к «Корням неба» тоже несложно найти).

Если первая часть фильма являет собой пример социальной зарисовки, показывая упадок личности и бессмысленное существование, то вторая часть возвращает зрителя в атмосферу прошлого: бредовый сон становится яснее и понятнее, прошлое довлеет над настоящим и можно лишь сожалеть об утраченном рае, коим видится режиссеру колониальная Африка. Название страны из прошлого можно лишь предполагать, Гомиш не дает точных координат, ибо Рай для каждого человека сугубо свой, личный. Однако именно в Африке режиссер видит эскапистскую идиллию, библейский Эдем.

Африка, государство N., Рай обретенный.

Большой колониальный особняк, возвышающийся над африканской пустыней словно башня Вавилонская. Улыбчивые и приятные хозяева жизни и донна Аурора, скучающая знаменитая актриса. Танец застывших в неизбывном атавизме древних племен у костра, длинные и мелодичные, гипнотически-завораживающие песнопения, ритуалы неведомым богам и горе Табу. Запретная страсть, нарушение социального табу, нарушение норм, но столь сладкое, что бросаешься в него опьяненной и удовлетворенной. То был Рай, утерянное ощущение собственной нужности и значимости, ощущение истинной любви и ожидаемых страданий. Джан-Лука… Фигура, исчезающая в тумане песчаной бури, далекий голос и письма, написанные на грубой бумаге.

В руках Мигеля Гомиша исполнители главных ролей лишь краски в его палитре; образы начерчены точно, лаконично, драматично и без стереотипизации. Актерам достались не живые люди, а метафорические режиссерские фантомы, творящие в картине притчу об утерянном рае в отнюдь не в варианте Джона Мильтона, хоть вера в Бога красной нитью проходит через весь фильм, вера как последнее пристанище в минуты жизни, медленно и неумолимо меркнущей.

С детства я любила это слово — табу. С детства для меня многие вещи были табу. Но я взрослела и постепенно эти самые табу теряли свою силу в моем мироощущении, до тех пор, пока совсем не стерлись и не превратились в прошлые табу, а точнее в воспоминания.

Этот фильм стал открытием португальского кинематографа для меня. Перед просмотром картины, мне довелось так же послушать мини-лекцию о развитии киноиндустрии в этот стране. А она оказалась, как и в других странах неразрывно связана с политикой. Я ничего не помню после этой лекции… на фильме я уснула. Но, тем не менее, непреодолимое желание пересматривать этот фильм еще и еще преследует меня. Теперь я смотрю его отрывками, урывками, смакуя каждый кадр и ставя галочку, напротив понял/не понял и даже сейчас, жду не дождусь спокойного уединения, чтобы вновь насладится черно-белой фантазией. Неугасаемая магия кино, вот что это.

Возвращаясь к табу. В фильме это название горы в Африке, место, где разворачивается драма, место о котором вспоминает возлюбленный Авроры, место, где живет маленький крокодил Дэнди, вездесущее, всевидящее, и молчаливое существо. Его появление иногда вызывает страх, иногда отвращение, порой умиление. В любом случае он вызывает эмоции и эмоции порой более сильные, нежели действия героев. Почему? Потому что все, что делают эти люди — свойственно любому из нас, и нам пресытившимся существам уже ни что не способно всколыхнуть сердце.

Сюжетная часть фильма поделена на две части. В первой части одиночество Пилар переплетается с самодурством старушки Авроры. Во второй — история молодости Авроры, из уст ее любовника, с явными признаками преувеличения и фантазии. Вообще, все герои наделены не дюжим воображением, от этого все их воспоминания приобретают яркий и оригинальный орнамент. Набожная и справедливая Пилар ежедневно сталкивается с трудностями одинокого бытия, но она не отчаивается и окрашивает свои обычные будни походами в кино, на экскурсии, и пикеты. Она так же глубоко озабочена жизнью своей соседки и приездом девочки из Польши. Знакомство с главной героиней происходит через призму жизни Пилар, и во второй части картины мы отчетливо осознаем, кем является проигравшаяся до нитки, взбалмошная старушка, живущая своими воспоминаниями и дочкой, которая уже давно живет своей жизнью.

Загадочность и поэзия второй части заключена в манере постановки. Возвращение к немому кино, где из всех звуков — интершумы, закадровый текст и безудержный рок-н-ролл. «Табу»- это наше прошлое, а за ним целая вселенная. Каждый из нас в душе хранит эту вселенную, но не все ее открывают другим.

«Табу» — романтическое возвращение немого кино, которое получилось необычным с приятной и загадочной атмосферой в черно-белом стиле. Данная драма раскрывает спокойную и гипнотическую историю, которая уносит в легкую меланхолию, которая держит на себе внимание и не отпускает. Кино получилось необычное и своеобразное, я бы сказал «другое кино», и эта драма не для всех зрителей, но настоящие киноманы и любители всего необычного данный фильм должны посмотреть и оценить. Лично мне это кино понравилось: в нем чувствуется и что-то новое и что-то забытое старое, и я считаю, что это одно из самых своеобразных и необычных фильмов 2012 года. Режиссера Мигеля Гомиша я до этого фильма не знал, но после просмотра этой драмы, он меня заинтриговал, и его работа хорошо мне запомнилась.

Мы видим женщину, которая умирает и перед смертью ей хотелось кое-кого увидеть и она просит двух своих знакомых, но они не успевают ей привсти человека, которого она хотела увидеть, и эта женщина умирает, а тот загадочный человек рассказывает им историю любви, которая случилась в молодости с ним и с этой покойной женщиной…

Когда я начинал смотреть это кино, мне казалось, что я увижу совсем другое, и поэтому данное кино получилось неожиданным и действительно необычным, но с приятным подтекстом и интригующей атмосферой. Из актеров я никого не знал, но некоторые мне очень понравились, и они играли весьма драматично и правдоподобно. «Tabu» (Табу) — немое кино с жанром драмы с привкусом мелодрамы, которое показывает две истории настоящего и прошлого, и фильм несет в себе исключительность и что-то чистое, чего я раньше ни где не видел, хотя пару раз его атмосфера угнетает, но возможно это была такая задумка режиссера. Считаю, что фильм «Табу» 2012 года получился не банальным и интригующим кино, которое имитирует немое кино и игриво смешивает его с легкой меланхолией, пропитанной тишиной, спокойствием и умиротворенностью. Всем, кому нравится «другое кино» данную драму советую посмотреть.

8 из 10

Португалия, Лиссабон, 2012 год. Рай утерянный.

Лиссабон, нежно укрытый предзакатным одеялом пурпурного небесного шелка. Шумные улицы, постоянно спешащие куда-то люди, дым дорогих сигар и терпкий аромат кофе, витающий эфемерным фимиамом в воздухе и небесной вышине, накаленной плотными и иссиня-черными грозовыми тучами. Густой неон, струящийся потоками разноцветной патоки из небоскребоподобных зданий и обычных жилых домов. Донна Аурора в раздумьях сидит у окна; дешевая сигарета с привкусом горечи и сухого табака во рту. Она живет воспоминаниями, сладкой сердечной болью прошлого и все чаще погружается в меланхоличную и морфийную дрему. Она стара, она померкла, она одинока. И брошена всеми, кто связывает ее с прошлым. Есть лишь ее бредовые фразы, бросаемые в пустоту, долготерпеливая чернокожая служанка Санта со святым спокойствием воспринимающая все да соседка Пилар. Аурора любила и была любима, но это было давно, в ином веке, в иные времена, в иной и покрытой теперь лишь пеленой фантазии и сна жизни. Смерть для Ауроры спасительна, ибо не будет более власти нездоровья, испорченных отношений, не будет ничего, что так сильно тяготит ее существование — не жизнь, а существование. Но перед ликом смерти хочется проститься и погрузиться в то сладкое прошлое, увидеть убеленные сединами головы и сгорбленные фигуры и того, кто стал для нее самим смыслом жизни на далеком континенте, забрал ее душу и сердце, оставив зиящие раны на долгие и полные неизбывных мучений годы.

Африка, государство N., Рай обретенный.

Большой колониальный особняк, возвышающийся над африканской пустыней словно башня Вавилонская. Улыбчивые и приятные хозяева жизни и донна Аурора, скучающая знаменитая актриса. Танец застывших в неизбывном атавизме древних племен у костра, длинные и мелодичные, гипнотически-завораживающие песнопения, ритуалы неведомым богам и горе Табу. Запретная страсть, нарушение социального табу, нарушение норм, но столь сладкое, что бросаешься в него опьяненной и удовлетворенной. То был Рай, утерянное ощущение собственной нужности и значимости, ощущение истинной любви и ожидаемых страданий. Джан-Лука… Фигура, исчезающая в тумане песчаной бури, далекий голос и письма, написанные на грубой бумаге.

Третий по счету полнометражный фильм известного португальского кинокритика Мигеля Гомиша, фильм «Табу» 2012 года, представляет из себя изысканное и многослойное по своим форме и содержанию кино, являя собой пример чистого и незамутненного коммерцией киноискусства. Обильно приправленное множеством синефильских цитат, «Табу» не выглядит просто изощренным кинематографическим позерством только для фестивалей и поражает своей художественной глубиной и режиссерской точностью и совершенством. «Табу» — это цепляющая за душу история запретной любви, опасной страсти, рассказанная на фоне утраченной и покоренной Африки без излишнего сентиментализма Карен Бликсен(в фильме слегка угадываются мотивы «Из Африки») или нарочитой простоты Ромена Гари(определенные отсылки к «Корням неба» тоже несложно найти). Если первая часть фильма являет собой пример социальной зарисовки, показывая упадок личности и бессмысленное существование, то вторая часть возвращает зрителя в атмосферу прошлого: бредовый сон становится яснее и понятнее, прошлое довлеет над настоящим и можно лишь сожалеть об утраченном рае, коим видится режиссеру колониальная Африка. Название страны из прошлого можно лишь предполагать, Гомиш не дает точных координат, ибо Рай для каждого человека сугубо свой, личный. Однако именно в Африке режиссер видит эскапистскую идиллию, библейский Эдем.

В руках Мигеля Гомиша исполнители главных ролей лишь краски в его палитре; образы начерчены точно, лаконично, драматично и без стереотипизации. Актерам достались не живые люди, а метафорические режиссерские фантомы, творящие в картине притчу об утерянном рае в отнюдь не в варианте Джона Мильтона, хоть вера в Бога красной нитью проходит через весь фильм, вера как последнее пристанище в минуты жизни, медленно и неумолимо меркнущей.

Ценителям истинного кинематографа данный созерцательный, глубоко драматичный и философский фильм португальского режиссера Мигеля Гомиша рекомендуем к вдумчивому и неоднократному просмотру.

9 из 10

Фильм Гомеша о самой печальной любви на свете и должен быть черно-белым, невозможно рассказать о печали в ярких красках Африканского континента, у подножья горы ТАБУ. Табу — это не только гора, но и фильм Мурнау (здесь только ленивый не припомнил режиссеру его кинокритическое прошлое), но расшаркивание Гомеша перед Великим автором Носферату заключается не в использовании формального приема «под немое кино» (к тому же снятое на 16-мм пленку), а в том, что его фильм это элизиум теней, Рай, в котором обитают меланхоличные крокодилы и облака, покончившие с собой продюсеры и песни Ramones.

Прием двухчастевого повествования — сейчас и воспоминания — у Гомеша «фирменный», но воспоминания эти создаются здесь и сейчас — это единственный способ убежать от настоящего, где дом престарелых, сиделка с Островов Зеленого мыса, удерживающая тебя в постели с помощью черной магии.

Герои фильма, Аврора и Вентура, и есть режиссеры фильма в себе, ибо кто же еще мог придумать столь необычный символ любви как меланхоличный крокодил.

С одной стороны это очень странное кино, снятое в черно-белом формате полностью, где первая часть озвучена, а вторая снята в формате немого кино, где чувства передаются в основном посредством закадрового комментария рассказчика, воспроизведения писем или музыки. Я пару раз собирался прервать просмотр (после пяти и сорока минут от начала), настолько мне многие моменты казались затянутыми и непонятными, но набравшись терпения, досмотрел до конца.

Фильм логически можно разделить на пролог (смысл его становится понятен ближе к концу) и две части, причем первая повествует о наших днях, а вторая относит зрителя где то на полвека назад. «Потерянный рай» это наши дни, где живет покинутая дочерью (но не брошенная) эксцентрическая донна Аврора со служанкой Сантой и одинокая донна Пилар (она как раз смотрит черно-белый фильм в Прологе), они соседки. И если в мире есть две непохожие личности, то они пред нами. Истовая католичка донна Пилар, каждый день перед сном возносит молитву, трудится в социальной сфере и является единственным человеком, которому не безразлична донна Аврора, дочь давно махнула рукой на эксцентричность матери и уехала в Канаду, ее забота сведена к оплате жилья и служанки, а по — человечески пытается понять ее только Пилар. Наверное, мне пока молодому, тяжело дались именно те минуты в фильме, которые повествуют об одиночестве и забытости детьми родителей. Драматизм происходящего перед глазами не до конца доходит до меня, и отдельные мазки — как то забота донны Пилар о польской девочке, которая обманула ее ради прелестей свободной жизни в Лиссабоне, становятся понятнее чуть позже. Размеренная жизнь, рутинные заботы, одиночество — становятся синонима потерянного Рая для современности. И последняя просьба донны Авроры найти человека и последующий за ним рассказ переносят зрителя во вторую часть фильма —

«Рай». Молодая донна Аврора живет в Африке, она прекрасна и жизнерадостна, ее хобби охота, ей она уделяет все свое время, у нее прекрасный муж, вполне себе пристойный брак, положение в свете, плюс свой (домашний) крокодил. Имение у подножья горы Табу — это и райское место, и оплот цивилизации на Черном континенте, и как явствует, из название, запрет нарушать правила. Донна Аврора нарушила табу и изменила мужу — бурный роман с молодым красавцем, от его имени и идет рассказ во второй части, на фоне развала колониальной системы Португалии задевает зрителя за сокрытые струны души. Оставим за скобками и осуждением, хорошо ли изменять мужу, проконстатируем только, что Аврора и Джан — Лука были в «Раю» своей любви. Драма, которая оборвала их отношения, оставила глубокие рубцы на их душе, и становится понятно, что печальная дама с крокодилом из пролога, это Аврора потерявшая свой Рай. Письма Джан — Луки к Авроре и от нее к нему, не содержат откровений, но они полны той трепетной нежности и любви, которая рвет душу и заставляет биться сердца в унисон. Музыка в фильме как таковая появляется во второй части, где на смену зажигательным мелодиям и ритмам приходит грустное фортепьяно тапера, как предвестник конца Рая.

Актеры играют неплохо и органично вписываются в режиссерское полотно происходящего на экране, выделю только актрису сыгравшую донну Пилар (Тереза Мадруга) — ее персонаж получился очень трогательным и жизненным. Ана Морейра и Карлотту Котта сыгравшие молодых Аврору и Джан — Луку занесу в перспективных, герои их получились несколько анемичными из-за формата съемки, но смотрелись хорошо.

Фильм не обладает значительным бюджетом, оттого ему может не хватает масштабности, которая компенсируется душевностью и человечностью повествования (европейское все таки кино). Я в результате не пожалел о том, что досмотрел до конца этот полный драматизма, нежности и одновременно сострадания фильм.

10 из 10

Пожилая и вздорная светская львица Аврора, просаживающая свои последние доходы в казино, скоропостижно уходит из жизни. В предсмертном бреду она несколько раз повторяет мужское имя. Добросердечная служанка решает разыскать загадочного мужчину, который оказывается давним бойфрендом старушки, крутившим с нею любовь в молодые годы в колониальной Африке. Их запретные отношения — у мужа под носом — развивались у подножия горы с интригующе обманчивым названием Табу. Любовники, несмотря на неоднократные попытки разорвать прочную связь, вновь и вновь падали в объятия друг друга, даже в те месяцы, когда Аврора уже была «всерьёз беременна»…

Мигель Гомеш — бывший кинокритик и киновед, а кому, как ни «фильмотечной крысе» (так по-простому с давних пор принято называть людей, большую часть жизни проводящих в просмотровых залах) знать, что кино — это не столько реальность, сколько — сон и запечатлённая память. Поэтому его картина очень походит на сновидение. Справедливости ради надо сказать, что лента делится на две части: первая — настоящее время, вторая — собственно воспоминание о давнем романе-адюльтере замужней женщины и свободного от обязательств мужчины.

Минувшие события, покрытые плотной патиной времени, и лишённые волей режиссёра права голоса (актеры, как в немом кино, только раскрывают рты, но не произносят слова, притом, что все остальные звуки и шумы мы слышим), выглядят куда более живыми и волнующими, нежели то, что происходит здесь и сейчас. Капризные старушки и скучные банальности лиссабонской повседневности вряд ли будут пригодны даже для использования в дневном сериале какого-нибудь дешёвого кабельного ТВ.

Поэтому первая часть фильма может стать нешуточным испытанием для зрителей. Вот и я, «сидючи» в зале, в эти показавшиеся бесконечными минуты не раз задавал себе сакраментальный вопрос: «Что я здесь делаю?», и не раз сам же на него отвечал: «Ну, я и встрял…». Но перетерпев (профессиональная закалка, однако) это почти что издевательство бывшего португальского критика, я всё-таки получил за свою усидчивость награду — вторую часть. И это было уже настоящее магическое кино, какое сегодня почти никто не умеет делать. А скоро окончательно перестанут все, потому что цифра, на которую вот-вот перейдут операторы, при всём к ней уважении, не может «отрефлексировать» изображение так, как киноплёнка.

Эта эстетская черно-белая история о том, как запретный любовный роман может питать человека воспоминаниями всю оставшуюся жизнь, при всех эстетских штучках и пост-киноведческом пижонстве, всё же пробивается к эмоциям и даёт повод для глубокомысленных размышлений и не очень утешительных выводов. Например, таких: никакого рая не может быть в настоящем. В лучшем случае, рай — это только наши воспоминания. Даже несчастная любовь может показаться райской спустя годы. И в этом я, скорее, с автором соглашусь.

«Табу» — третий полнометражный фильм бывшего кинокритика Мигеля Гомеша, — как и предыдущие работы португальца, имеет нелинейную структуру повествования, чем не удивишь приверженцев современного арт-кино. Однако Гомеш удивляет. Удивляет эксцентрическим смешением жанров и стилей, концентрацией абсурда, слиянием разнородных элементов фильма, наконец, двумя историями, совершенно разными по настроению, озаглавленными «Потерянный рай» и «Рай существующий».

Первая история — экспозиция ко второй — это бытовые коллизии пожилой светской женщины Ауроры, её чернокожей служанки и примерной соседки по имени Пилар, помогающей старушке то ли от доброты, то ли от скуки. Наверняка больше от скуки, которую невозможно убить ни благородными поступками, ни дружбой с неудачливым художником, ни вялыми акциями против действий ООН — даже в них Пилар участвует больше как статистка. И в жизни своей она незначительный персонаж, назначение которого — найти Джанлуку Вентуру, вечную любовь авантюрной Ауроры, оставившей для Пилар свою последнюю просьбу на смертном одре. Именно здесь начинается завязка повествования и одновременно вторая история: Джанлука найден в доме престарелых и решается раскрыть тайну — свою и Ауроры, — тайну их жизни и любви. Его закадровый голос — и совершенно другое изображение. Начало рассказа — и оживление картины экспрессивными мазками. Воспоминания о жизни, которые ярче самой жизни.

Фантазийность ожившей памяти позволяет Гомешу использовать соответственно и невероятные приемы, совмещая мюзикл, мелодраму и приключения с сатирическим мифом о том, почему же началась революция в колониальной Африке. Самобытный эклектизм режиссера может оградить от себя зрителя, и кто-то сравнит фильм с мешаниной из ярких красок, на палитре образующих неопределенный цвет, но найдется и тот, кто почувствует, как в детстве радовался новогоднему мешку с подарками и с любопытством вытягивал их из него один за другим — конфеты вперемежку с конструктором — такие разные, но тем и более приятные вещицы.

Кино наталкивает на воспоминания, ведь фильм этот — не что иное, как свет воспоминаний, попавшийся в камеру-обскуру, воздух в которой — ностальгия. Это фильм о памяти, которая дает возможность переместиться из серой будничности Лиссабона в колоритный Мозамбик, от книги «Робинзон Крузо» к настоящим приключениям в африканской саванне, от пластикового крокодила из дома престарелых к диким рептилиям другого полушария. Прошлое противопоставляется настоящему, повседневность обогащается ушедшем, а женщина, вокруг которой строится сюжет всего фильма, на старости лет боится черной магии от совершенно обыкновенной чернокожей сиделки, не вспомнив о том, что в далекие времена роды её дочери проходили в традициях мистического африканского культа.

Эта повесть не о личностях, она над ними; и память здесь требует приставки «над» — тоже: сюжетная нить, связывающая две истории, настолько легка, что парит поверх нарративной плоскости, как дух, который веет над живыми людьми и собирает их лучшие моменты из жизни, чтобы в раю о них помнили мертвые.

Удивительный, удивительный фильм!

Это, наверное, пример идеального рассказа истории. Скорость, подача материала увлекают и ты становишься немым слушателем, сидя на ковре на коленках, перед раскачивающимся в кресле-качалке пожилым человеком, который делиться с тобой историями, в которых вымысел и правда граничат лишь точностью воспоминаний. Фильм многократно претендует на рассказ о том, как бывает в жизни, и напоминает, что, то, о чём молчат старики, может быть весьма увлекательным). Он о переплетениях и поворотах судьбы, которые наверняка преследовали и нас с вами не раз, в очередной раз заставляя поражаться, как порой много или мало мы значим в этой жизни. На столе перед нами разложен настоящий кинороман, в котором автор, подобно фотоальбому, берёт и осторожно и бережно переворачивает страницы, с почти реликвенными фотографиями прошлого. В каком-то смысле это альманах, в духе лучших колониальных произведений, сделанный с большой любовью, отличными актёрами, и нуар-включениями, в стиле актуальной Lana Del Ray. И то ли фильм так удачно попал в эти сегодняшние настроения, то ли в другом причина, но здесь происходит тот самый щелчок по носу, и ты знаешь, что это не правда, кино, да и сейчас не 50-ые(«на улице, чай, не Франция…»), но абсолютно веришь, потому что нельзя не верить. Это — порыв. Это — страсть, которая может быть только у тех, кто ждал её всю жизнь, захлёстывает с головой. Это действительно настоящий фильм, претендующий на классику ничуть не меньше, чем Касабланка, только без лишнего пафоса, бриолина, многозначительного заламывания рук и вырисовки персонажей. Аритмия и неотвратимость. Глубокое чувство жизни, дух авантюризма и благородства в теперешнем, по-большому счёту, упорядоченном мире. В мире, где с его темпом, вниманием к социальным сетям и прочему, у людей часто нет права на Табу.

Это очень живой, литературный и смелый фильм, посмотрев который один раз, запоминаешь на всю жизнь.

Услышав, что в моем городе будет продолжаться фестиваль «Другого кино,' я сразу же решил, что надо посмотреть и оценить хотя бы один фильм, который будут показывать, потому как не имел возможности лицезреть первый фестиваль. Так получилось, что я попал на фильм Мигеля Гомеша, «Табу». Раньше я не слышал об этом режиссере, потому что не сильно расширял свой кругозор в этом стиле кино.

Меня так порадовала часть фильма, где герой рассказывает о своей любви и во время этого действия убраны все диалоги. Они как будто там не нужны. Характер героев и так раскрывается с полной силой, и в какой-то момент кажется, что идет документальный фильм. Каждый, кто посмотрит данную ленту, откроет для себя дверь в новые ощущения.

Музыки в фильме достаточно мало. Но как банально бы это не звучало, она появляется именно тогда когда это нужно, и является этакой передышкой между действиями.

Еще стоит упомянуть, как грамотно работает оператор, Руй Почас. Его работа придала фильму еще более изысканную атмосферу. Ракурсы и мимика героев запечатлена на высшем уровне.

В итоге мы получаем один из лучших фильмов этого года и определенно лучший фильм фестиваля, своеобразную оду немого кино.