Панк (2012)

Поль не находит себе места, погружаясь в подростковое буйство, то и дело срываясь на воспитавшую его в одиночестве мать или выпуская пар в боксёрском клубе, исступлённо, до изнеможения поколачивая тяжеленный мешок с соломенными потрохами, спасающий от его кулаков тех, кому он мог бы вывернуть живое нутро в поисках собственной идентичности, прибиваясь к компании воинствующих панков, открывающих ему свой круг для общения и единства, которого он так искал.

Кино набирает ход, немедленно обнаруживая изъяны собственного начала, где нет никаких признаков до того, ранее окружавшей Поля среды, отсвечивающей короткими следами материнской заботы и борьбы за доверие сына, охваченного мыслями о побудительных мотивах отвернувшегося от него отца, которого он выискивает в спинах прохожих, чтобы спросить о том, почему был отвергнут и стал отверженным.

Так вот, происхождение мальчика ясно, а вот источник его грусти — вовсе нет, что лишает историю социального контекста, ограничивая её чередой моментальных отрывков подросткового протеста, рождающегося от разочарования в людях и в жизни, обманывающей ожидания, едва поманив за собой.

Однако, даже лишённая подоплёки, картина выигрывает за счет динамичного, калейдоскопического видеоряда, подобно размашистым, жирным мазкам художника, собирающегося в яркое и эффектное полотно отвязного бытия смятенного молодого человека, ищущего и не находящего покоя, ни в любви, ни в наркотиках, ни в хмельном питии, заглушая душевную боль болью ненужного тела, ненужного, потому, что не видит он толка ни в чём.

Нет смысла гадать, что режиссёр отрезал от романа Бориса Бергмана, но свой фильм он наполнил великолепной актёрской толпой, разодетой в расписные куртки, прикрывающие исколотые пирсингом татуированные тела с головами, увенчанными вздыбленным хаером, безоглядно предающейся бунту и радости, наделяя картину неподдельным драйвом в сочетании с трагическим отчуждением, передающимся немногословными диалогами видавшей виды матери (колдовская Беатрис Даль) и болтающегося без якоря сына (многообещающий Пол Бартел), рождающих мимолетный магнетизм взаимной беззащитности и отталкивающего одиночества, неизбежно дёргающего за трагическую струну.

Можно упрекать фильм за очевидную сюжетную рыхлость, поведенческую провокационность, особенно дерзкую в отношениях тренера и его ученика, отсутствие явной цели или мотивирующей главного героя идеальной конкретики — всё это будет так, но актёрам и постановщику удаётся компенсировать условную содержательность высокой эмоциональностью, обнажающей нерв неприкаянности, отчаяния и бессилия, с которыми сражается дезориентированный юноша, неуловимо похожий на миллионы сбитых с толку детей.