Где-то сегодня ночью (2011)

С каждой новой (для меня) ролью всё больше нравится Джон Туртурро.

Несколько трудноватое начало фильма. Несмотря на то, что именно такие фильмы - странноватые, раздумчивые, «в одного героя», я и люблю. Но досмотрела фильм с интересом. Уже стало любопытно кто кого победит...

Фильм про одиночество, неуверенность и надуманность… Наши герои утоплены в этих чувствах, привыкли и даже благополучно существуют в них. По сути, каждый из них хороший добрый, воспитанный человек, достойный любви, понимания, счастья… и вот, происходит пробуждение - чувство для наших героев странное, непонятное, оно их пугает…

Нет, не стоит много говорить… фильм надо посмотреть, погрузившись в атмосферу одиночества…

Герои картины проведут Зрителя через свои сомнения и нежелания что-либо менять в своем сознании, а значит, и в жизни… Получится ли у них увидеть долгожданный Луч Солнца, почувствовать энергию Жизни и желание покончить со своими страхами, сделать шаг навстречу своему Счастью?… Зритель узнает в финале картины.

«Где-то сегодня ночью» кто-то не спит и даже не смотрит в окно, потому что ему страшен этот мир, который не принимает и не понимает, который желает всех подвести под один стандарт (ЕГЭ, например). «Вулли, а ты сказал ей, как ты выглядишь?» А если человек не соответствует этому стандарту? Если он видит этот мир по-иному? Хорошо, когда его родители, как родители Эйнштейна, не смотря ни на что, верят в своего ребёнка.

Это талантливый и пронзительно грустный фильм о самом главном в переполненном суетой мире: об умении видеть и слышать другого человека. Об умении принимать людей такими, какие они есть.

Мир нынче грешит стандартами и соответствиями, ставит клише «правильный — неправильный».

И в то же время вопит с экранов: «Ты этого достоин! Ты — лучший!»

Педагогика и психология объявляют о важности индивидуальности. Но стоит только индивидуальности проявиться, как возникает вопрос: а как с ней быть?

Общество не «атомизируется», просто кто-то выдерживает гонку «успешности», а кто-то заклеивает окна в этот мир, закрывается наглухо. Кого-то «доброхоты» посадят на таблетки, потому что он так далеко залетает в своих мечтах и фантазиях. Или папа (по стандартам): давай, сынок, отлупи их, докажи, что ты мужик! Ну как же, разве у «мужика» может быть доброе сердце, он ведь не выдержит конкуренции в этом мире?!

Очень трудно вглядеться и увидеть, отчего дерётся ребёнок: от обострённого чувства несправедливости или оттого, что его по-другому не видит и не замечает никто?

Цепная реакция жестокости и непонимания — своего ребёнка!!!- начинается с детства: иди, не мешай, закрой рот, не ори, что ты творишь! И т. д. и т. п.

Современный анекдот: До трёх лет я думал, что меня зовут Заткнись.

А потом это ребёнок скажет, как Вулли: «Я давно уже перестал обращать внимание на то, что обо мне говорят».

А панцирь на душе, он такой хрупкий, он не выдержит и проломится, если скажут: А ты ей сказал, как ты выглядишь? (ну, Вулли, ты же знаешь, тебе давно внушили, что ты — урод!)

Кто в этом мире может слушать и при этом СЛЫШАТЬ?! Ну, спросите себя (только честно)!

Это фильм о том, что вокруг, как заколдованные принцы и принцессы, живут настоящие индивидуальности, израненные души, которые хотят на фоне всеобщего ажиотажа вокруг «успешности», чтобы их хоть когда-то увидели и запомнили, даже если это определённое время, когда она придёт и будет есть свой сэндвич в этом месте и тем самым хоть так утверждаться в этой жизни!

Для таких — чудо, если они встретят друг друга. А если СИЛ НЕТ выйти?

Но для них этот мир страшен и прекрасен одновременно. Прекрасен тем, что где-то в нём есть волшебный Куала-Лумпур и все, кто там живёт, замечательные люди.

И в нём даже воробей может стать птицей счастья.

Фильм с явными, до гротеска доведенными, нотами смешного и резкими — а порой и ужасными — нотами трагического в сердцевине своей — старая-старая сказка. Спящая Королевна в заколдованном замке безвыходно. Но даже в герметичной, непроветриваемой комнате своего сна она ждет и подает сигналы. На них идет кто-то, в ком остр слух любви, по имени Принц или Рыцарь, он ищет, зовет, всегда на острие страха и риска: вдруг сигналы прекратятся, отзвучат впустую, и дорожка закончится. Но его задача — спасение. В том числе — собственное. Ведь без Королевны, т. е. любви, он сам не свой — всего лишь олух в обыденном круговороте жизни, который абсурден, нелеп, кружит сансарой и оборачивается всегда тем же самым. И нужно что-то с собой сделать, проделать какой-то путь. А чтобы начать путь (или хоть выйти из дома и вирта), нужна цель, оправдывающая второе рождение — полное и бесповоротное приятие себя.

Наверное, и впрямь чтобы спасти кого-то (из заточения, например, как в этом фильме), надо начать с себя. И чтобы понять кого-то — тоже с себя. И чтобы принять — тоже… Наверное, и впрямь путь к другому — это путь к себе. Так Лерой себя находит. Признается и Королевне своей телефонной, и себе — вслух, бесповоротно, — кто он. Не астронавт, не блондин, не голубоглазый, не обладатель великого пса, не 33-летний, не успешный, не герой, не ультраромантик, не…не…не. И все эти отрицания собственной «кажимости» — сорванные тюремные двери, сломанные крюки и цепи, взорванный сейф… И такая победа, такой глоток кислорода, что в финале эти «просто слова» производят впечатление замка, покоренного в одиночку штурмом, когда повсюду развалины злых чар, а на руках Королевна, благодарная, влюбленная, спасенная… И пусть Королевна на самом деле остается в своем заточении, в законопаченной страхами комнате, где даже материя, вещи устали от одиночества, изношены ожиданием, перенасыщены утраченным временем — годами маянья… Но она перед окном, и в нем небумажная птица, настоящие свет и небо, и словно на ладони — весь мир. Она тоже вышла из сонной темницы — кажимости, видимости себя; она счастлива и, если отбросить дешевую рациональность, свободна перед лицом того, что раньше вселяло ужас. Перед лицом окна (мира, жизни).

Проходя потоки лжи, самообманов, страхов, травм и деформаций, человек — парадокс парадоксов — может, оказывается, восстанавливать истинный облик вещей, обретать свой подлинный облик, ощущать настоящую жизнь — второе рождение. Фильм, заглянувший мощным биноклем в святая святых двоих — в комнаты (крепости) их неприступного одиночества, сказал прежде всего о том, насколько велика в человеке жажда сбыться, состояться здесь и теперь, и о том, что жизненное осуществление требует не только переживания себя/ «проживания себя», но и переживая/проживания другого.

Исполнить жизнь (сбыться) — это, конечно, не выйти из дома (даже если раньше не выходил) и «не поле перейти». Но фильм не о том, как исполнить жизнь, он о том, как начинают жить заново. О том, как стены раздвигаются, как исчезает потолок над головой, как надрывается кокон и сквозь порез обжигающим лучом, счастливым поющим птенцом выглядывает душа.

Это только на первый взгляд финал выглядит как бы неслучившимся и к тому ж разноходовым, потому что его можно трактовать и как будущую встречу, и как разлуку навсегда, и как неудачу, и как перспективу, и как «вниз», и как «вверх» (если вспомнить гриб из «Алисы»), и как просто обрыв…

На самом же деле все случилось, ведь они оба задыхаются от притока кислорода (не комнатного воздуха), от открытия — «живу!». Подарив друг другу риск и смелость не стесняться себя, ставить себя целиком на карту, эти в прошлом скупые нищие ввязались не в отношения даже, а в жизнь — один на один, но с мыслью о ком-то. В неимоверную роскошь — быть!

«Нью-Йорк сквозь призму европейского кино» — это первая мысль, родившаяся в моей голове сразу, как только завершились вступительные титры, сопровождавшиеся весьма занятными телефонными монологами людей, обратившихся в нечто среднее между службами знакомств и секса по телефону, и на экране появилась панорама города. Это было реальным удивлением — увидеть Нью-Йорк, поскольку я, со всей серьёзностью, собирался смотреть европейский фильм, со всеми вытекающими…

Почему так? — Возможно, потому, что американский кинематограф, в массе своей, всё больше ассоциируется с блокбастерами и супергероями, а когда хочется посмотреть нечто спокойное, о «простых смертных», рука кинолюбителя сама тянется к полке с табличкой «авторское/другое/фестивальное/европейское» кино… Это тенденция, уже ставшая стереотипом.

К слову, «альтернативное», НЕ голливудское американское кино — это, вообще, отдельный пласт киноискусства. Особенно, если в этих фильмах рассказывается о Нью-Йорке, и о его жителях. Всё это напоминает гигантский научный эксперимент или исследование, в котором тщательно изучаются отдельные обитатели этого необъятного муравейника. Это всё равно, как если бы BBC, в рамках цикла своих документальных фильмов о природе, наснимало множество серий, именно о муравьях: серий были бы десятки, сотни — каждая об отдельном муравье — но все они были бы непохожи, поскольку и муравьи все разные, и судьба у них разная, и жизнь… Даже не смотря на то, что муравейник общий…

Работа Майкла Ди Джакомо очень сильно напомнила мне другую серию цикла «Из жизни муравьёв» — «Еда и женщины на скорую руку» (США, Франция, Италия, 2000г., реж. Амос Коллек), только там повествование шло о муравье-самке.

Фильм о странных людях. Об одиночестве. О странном одиночестве. О людях… Фильм, впитавший в себя какую-то алленовскую атмосферу «другого» Нью-Йорка — нарочито, даже слегка гламурно НЕ гламурного, декадансно-романтичного, одинокого.

Ответ на вопрос о том, почему, из всех фильмов о «муравьях», захотелось посмотреть именно этот — один: Джон Туртурро. А вот ответов на вопрос, что же в фильме понравилось — куда больше: Во-первых, Джон Туртурро! Во-вторых, и в-последующих — атмосфера, тонкий юмор, почти театральная печаль, философия и прекрасное, очень деликатное изображение человеческой натуры. То, что происходит на экране — может правильно, может неправильно, но оно есть: каждому — своё; каждый — сам кузнец своего счастья, какой бы затасканной не казалась эта фраза… Это жизнь. Главное — чтобы в головах у муравьёв было поменьше тараканов…

7 из 10

Любовь не приходит к тем, кто скрывает свое истинное лицо и душу за маской. Вот, о чем этот фильм. Примеряя чужую внешность, профессию, как делает, например, Вулли, он не становится счастливее. А героиня, которая кажется немного честнее его, оказывается буквально физически неспособной впустить свое счастье в дом (в конце концов, если не выходить на улицу, заклеить окна газетой, луч солнца не пробьется, что говорить о счастье).

Телефонные разговоры, которые едва ли можно назвать «сексом по телефону», для каждого из героев превращаются в попытку преодолеть барьер внутри себя, перестать быть замкнутыми, неуверенными, слабыми и впустить, наконец, жизнь со всеми ее преимуществами и недостатками в свое вялое существование.

Но жизнь, как мы знаем, в лучшие свои моменты бывает особо непредсказуема, поэтому каждый из героев, отважившись, наконец, начать жить, а значит и встретиться в городе по-настоящему, находит свое маленькое счастье там, где ни сами герои, ни зритель не ожидали.

Этот фильм будет записан на диск. Черным маркером я напишу на диске «Где-то сегодня ночью». Спрячу этот диск подальше. Расскажу о фильме людям. Расскажу тем, кто одинок: они должны его увидеть. Расскажу тем, кто не одинок: они вспомнят то грустное время, когда рядом с ними никого не было. Маленькие люди вспомнят, что они не маленькие. Большие люди поймут, что маленьких людей не бывает.

В этом фильме не будет Питера Фалька, но его надо будет обязательно упомянуть. Не будет разговора о русской литературе, но надо будет вспомнить Пастернака. Шумная детская толпа пробежит мимо злой старухи. Соседи будут подслушивать нас, а мы — их. Собака будет проситься на улицу и немного ревновать. Театральная постановка оживёт на экране.

Мне надо найти музыку из этого фильма. Запомнить все остроумные цитаты из этого фильма. Пересматривать его раз в год. Итого до конца жизни еще 90 раз.

Она вырежет птицу из газеты. Он так и не станет астронавтом. У каждого человека должен быть тот, кого можно будет назвать «моим романтиком»

Я спрячу диск в футляр, футляр в стол. Стол будет в углу комнаты. Комната будет спрятана в высоком замке, который будет парить над Центральным парком Нью-Йорка.