Чужой (2008)

Среди чащи угрюмого финского леса стоит одинокий хутор: пара обветшалых домиков да поломанный загон для лошадей. Здесь живёт белокурая, худенькая, пугливая женщина вместе со своим сыном, голубоглазым мальчишкой лет двенадцати, симпатичным, но абсолютно безмолвным и чудным. Отец мальчика сидит в тюрьме, и семья вынуждена перебиваться в крайней нищете. Однажды на пороге их дома появляется таинственный незнакомец, молодой привлекательный мужчина, каким-то образом связанный с отсутствующим главой семейства, и его приход меняет жизнь каждого из обитателей. Женщина, не растерявшая со временем свою свежесть, влюбляется в гостя со всей животной силой, на которую только способно отчаявшееся, замученное жизнью существо. Сынишка же, испуганный непонятным чужаком и его отношениями с мамой, но, в то же время, попавший под его обаяние, начинает испытывать сильные душевные терзания.

Повествование неотступно следует за мальчиком, смотрит на мир его глазами, проникает в глубины его чистого, непосредственного мироощущения. Юный молчун гораздо больше принадлежит природе, нежели обществу людей. Он умеет слушать лес, своего таинственного и недружелюбного хозяина. Его лучший друг — белая лошадь, чьи большие, понимающие глаза успокаивают подобно материнским объятиям. И даже свой ночлег ребёнок устраивает не в тёплой кровати, а в пыльной щели между этажами, где у него сделан глазок для наблюдения за спящей матерью — самым важным на свете, о чём он заботится изо всех сил, но, скорее, инстинктивно. Словом, главным героем является проворный маленький зверёк, серьёзно озадаченный той «человеческой» нагрузкой, которая зачем-то ему досталась. Однако и для остальных персонажей это отчасти верно. Ни у кого нет ни характера, ни даже имени, говорят они лишь по крайней необходимости, их поведение по-звериному инстинктивно, а мотивации напрочь отсутствуют. Их «взрослость», сформировавшиеся человеческие признаки словно являются причиной их пустоты, обречённости и вреда, наносимого себе и друг другу. В этом-то юный и чистый мальчуган выгодно от них отличается.

Природа — великая, несокрушимая, основополагающая сила, и всё, где человек может хоть чем-то «выделиться», пресечено на корню. Сцена, где незваный гость приглашает мать мальчика на танец, происходит, конечно же, на открытом воздухе, и камера стыдливо отворачивается от пляшущей парочки, оставляя в кадре единственное, достойное взора — играющую светом и тенью поляну, тоненькие деревца и заброшенную избушку. Изобразительные средства фильма, авторский символизм и работа камеры в духе Бергмана и Тарковского работают на пантеизм, на миросозерцание и возвеличивание неподвижного и безгласного. Разноцветное вечернее небо, живопись отражений ручья, поэзия дождя и мрачное ворчание армии деревьев в тёмной чаще, спешащие по своим делам жуки, мерзкие личинки, поедающие мёртвую плоть раны, чёрные вороны, слетающиеся на падаль. Извечные колодцы как символ погружения внутрь себя, мшистые развалины как символ опустошения души. И всё это, громадное, непостижимое, отражается на детском личике, находящее поклонение, но не понимание. Столь же сильное, неуютное, гнетущее впечатление визуальные образы, эмбиентное музыкальное сопровождение должны произвести и на зрителя.

С точки зрения человеческого бытия кино до боли трагично. Герои, включая мальчика, не «живут», а лишь «существуют». У них нет цели, нет смысла жизни, нет света в конце тёмного коридора. В заключительной части фильм становится совсем, до безумия, страшным и безысходным. Преданный отцом, мальчик испускает душераздирающий крик, крик безнадёжности и отчаяния. «Ну почему я человек? Ну почему я такой? Ну почему я здесь?» — словно вопрошает он. И, что самое ужасное, фильм не даёт ответа, не объявляет никакого итога внутренней борьбы парня, не лечит исстрадавшегося зрителя, оставляя в финальных кадрах лишь призрачный, почти неуловимый намёк. И мы не имеем никакого понятия, как сложится судьба матери и сына. Такое отношение разочаровывает, оно сродни предательству. Фильм словно заводит тебя в непролазные чащи, погружает в мёртвые колодцы, обещая показать Истину — и оставляет там на вечный покой.

Немногословный, медитативный фильм, погружённый в изыски изощрённого визуального стиля, связывающего тишину одинокого дома с пейзажной резкостью недалёкого леса и белизной первоснежных полей, пристальный взгляд молчаливого подростка, наблюдающего за чередой семейных перемен, загадочное появление странного посетителя, о котором его расспрашивает на тюремных свиданиях требовательный отец и странное поведение матери, вступившей с незнакомцем в непонятную мальчику связь.

Неимоверно яркая картинка: замороженные в паузах композиции из неба, земли и людей, обшарпанные стены комнат, хозяйственная рухлядь и необъяснимые людские связи в забвении нераскрытых тайн. Знаки, символы, не выданные смыслы?

Русский парень в роли связника между заключённым и волей, наблюдатель за невольником и женщиной, скрывающей его от погони служивых людей: истина или ложь, измена или сострадание, возмездие или расплата — бесконечность непроницаемых подтекстов, оставленных без намёка на верный ответ. Только холод застывшего страха и горячий выдох волнения, сдавленное молчание и настороженность — всё в открытом лице с бездонными омутами блестящих глаз.

Приёмы от Тарковского? Издалека, похоже, но вблизи — неразборчивый почерк нервной руки, заносящий в блокнотик заметочные строчки впечатлительного юнца, укрепляющегося духом и набирающегося сил, преломляя внутри страдальческий гнев и усталость, чтобы криком разорвать телесную боль.

Быть может так, но не исключено иное, здесь вход и выход, верно, не один. Зачем пришёл неведомый, нежданный, в полях блуждавший случай-господин? Каким был тот чужой, что было в нём чужого — неведеньем осталась пелена: жил человек, была судьба и доля, кому какая — каждому своя.

Описать сюжет этой ленты не трудно — мальчик с матерью живут на заброшенном хуторе в дебрях мрачного скандинавского леса. Они почти совсем не разговаривают между собой, общаясь лишь взглядами. Молодая мать болезненно бледна и пуглива, а мальчик, имени которого мы так и не узнаем, странен и нелюдим. Он заботится о белой лошади и бродит по лесу погруженный в себя.

Изредка мальчик посещает в тюрьме отца — бородатого и страшного дядьку. Отец дает сыну поручение, которое становится для мальчика каким то знаком. Сколько времени течет их неспешная и примитивная жизнь неизвестно, только их покой внезапно нарушает таинственный незнакомец — «чужой». Он чуть не умер от потери крови — пулю под ребром вытащила мать мальчика. У незнакомца письмо от отца. Мать и сын решают дать странному незнакомцу приют…

Вот и все. Несмотря на простоватый сюжет, понять, что-либо очень сложно — диалогов в фильме почти нет — первая фраза прозвучит примерно через 20 минут после начала фильма. И за весь фильм герои обменяются всего несколькими словами.

А остальное время это мрачные темные комнаты хуторского дома, замшелые развалины в лесу и болотистые топи вокруг. Унылые виды природы сменяются крупными планами мальчишечьего лица, с плотно сжатыми губами и печальным взглядом.

Финала в картине нет, она заканчивается так же странно, как и началась и становится понятно, что суть фильма не в его содержании. То, что мы увидели, это какое то притчевое иносказание, когда «не верь глазам своим», когда все не то, чем кажется на первый взгляд. Нечто подобное мы видели в картине Звягинцева «Возвращение». Стилистически эти картины чем-то похожи. Скандинавский вариант, правда, более тяжел для восприятия.

Название Muukalainen — можно перевести как «Чужой» или «Посетитель». Жанр определить как экзистенциальная драма (то есть драма человеческой души), что равносильно выражению — кино не для всех. И напоследок провести аналогию с символическими фильмами Ингмара Бергмана или Тарковского — очень специфично, на уровне подсознания и развитой интуиции…