Шадрак (1998)

Сын респектабельных родителей привязался к разорившейся семье потомков плантаторов, чьё состояние сегодня — пустая и неухоженная земля, по которой снуют запущенные дети, бродит, попивая любимое пиво, их мать и топчется раздражённый отец-самогонщик, поправляющий тайным промыслом замучившую всех нищету.

С ними и остался чистенький Пол, пока папа с мамой отправились проститься с дальней роднёй, думая, что в привычном кругу ему будет легче, чем на скорбной процессии, отдающей кому-то последнюю дань. Но в дело, как всегда, вмешивается случай, и беззаботное лето прекращается с появлением ветхого старика.

Бывший раб, едва не доживший до столетия, доверив родственников Богу, спешит упокоиться в земле своей молодости, считая, что её хозяева, те самые грязные Дебни, на которых он раньше гнул спину, теперь вдруг обязаны его похоронить, ставя перед отцом семейства трудный выбор между законом, запрещающим частные захоронения и долгом чести, который добровольно принимает на себя мужественный человек.

Прихоть старца порождает гражданский конфликт, сплачивая семью вокруг деда, который, вернулся, чтобы ностальгически осмотреть дорогие ему места, вспоминая о былом — хорошем, отражаясь собою в ярком блеске рассматривающих его любопытных мальчишечьих глаз.

Маловероятная история держится на подавляющей брутальной харизме Харви Кейтеля, взявшего на себя роль папаши Дебни, и эротичном обаянии очаровательной Энди МакДауэлл, согласившейся стать его примерной женой, составляющих вместе сгусток сексуального напряжения и социального нигилизма, небрежно уничтожая нелепого шерифа с ужимками вороватого чудака.

Однако труды взрослых нещадно губят сильно преувеличенные детские реакции главного мальчика, который голосом Мартина Шина зачитывает свой мемуарный рассказ. Возникший диссонанс усиливает зажатость немногословной массовки, в большинстве своём сливающейся в уныло невыразительный серый фон, с коряво вышитым на нём нелепым лозунгом старшего Дебни: «Смерть — это пустяк!», который коробит, обдавая пьяной слезой, отчего благородство смелых решений приобретает оттенок нетрезвых причуд, разбавляя возвышенное приземлённым, сделанным не очень, а как-нибудь.