Рождество торчка (1994)

Сладостная атмосфера предвкушаемого Рождества воцарилась в уютном уголке небольшого дома. В кадр попадает елка, украшенная разноцветными игрушками и мириадами огней гирляндных светил. Мирно потрескивая дровами, камин заботливо окутывает пространство теплым невидимым одеялом. Худощавый мужчина преклонного возраста берет с полки книгу «Интерзона» и, усевшись поудобней в кресло-качалку, открывает её на заглавной странице рассказа «Рождество торчка». Так начинается погружение в пластилиновый мир волшебства, сопровождающееся закадровым голосом пожилого автора рассказа, Уильяма Берроуза. Впрочем, волшебством это можно назвать условно, равно как и пластилиновый Нью-Йорк в представлении автора далек от сказочности сиквела «того самого фильма» с ошибочно севшим не в тот самолет оборванцем Кевином Маккалистером.

Трое суток позади, и Дэнни выходит из полицейского участка. В кармане хоть шаром покати, жизнь яйца выеденного не стоит, а будущее подарит еще парочку отметин от иглы, которая, в конечном счете, сведет беднягу в жаркие объятия пекучей смерти от передозировки. А пока, болезненное настоящее сулит порабощенность желанием впитать пару кубиков «джанка» в собственные вены, приведя мозг в состояние наркотической эйфории.

Будучи ярким представителем эпохи битников, Берроуз на собственном опыте познал тяжбу наркоманской ломки, аккуратно и тщательно перенеся эту навязчивую параноидальность на пластилиновые плечи главного героя. Разумеется, без здравой доли абсурда, вроде спрятанных ног в чемодане, не обошлось, что добавило незаурядности и без того нешаблонной рождественской истории в снежных декорациях пустынных улиц. Впрочем, рождественская тематика обязывает к свершению чуда, пускай небольшого и в пределах грязных комнатушек обнищалого дома. И Берроуз вместе с Дэнни находят его — потратив уйму времени, остаток сил от нечеловеческой ломки — волшебство познается через помощь другому, действительно нуждающемуся в средстве от преодоления последствий урбанистических козней природы.

Отдавая, получаешь в два раза больше. Дэнни получил искомый заряд эйфории, обратив внимание на человека в беде. Да, наркотики это плохо. Однако если обыкновенный «торчок», пересилив собственное «я», обрел утерянное под давлением враждебности окружающего мира сострадание, то чем же хуже мы — довольные и превозносящие себя выше «мусора» под ногами, но вместе с тем, ожесточенные и безжалостные в отношении к себе подобным?

Если составить собирательный образ американского Рождества, базирующийся на кинематографических лентах, то перед нами в миг предстанут пряничные человечки, камин, увешанный полосатыми носочками, большая елка, обрамленная искрящейся гирляндой и добродушный смеющийся толстяк на северных оленях. Это идеальная картинка с глянцевой открытки. Но есть другая — черно-белая измятая газетная заметка о забытых, замерзших, обреченных, доживающих свои последние часы в праздник. О таких днях не слагают стихов и не снимают фильмов. Почти не снимают. «Рождество торчка» — пластилиновая экранизация рассказа Уильяма Берроуза, оживленная Френсисом Фордом Копполой как раз повествует о тех приключениях, что выпали на долю джанки сотрясаемого наркотической ломкой.

Уильям Берроуз — фигура культовая в нонконформистской литературе. Он тот, кто, наплевав на все мыслимые нормы приличия и морали, обнажил на публике душу. Разумеется, попытки душевного эксгибиционизма можно было наблюдать и раньше. Но никогда до Берроуза субъектом исповеди не становился погрязший в саморазрушении наркоман. Стоит ли говорить, что подобные откровения сделали автора живым знаменем всех возможных протестующих движений от музыки до литературы. В своих книгах Берроуз описывал ощущения джанки в поисках очередной дозы, одиночество, непонимание тех, кто остался в далеком и якобы солнечном мире, в котором нет ничего, кроме серых домов и не менее серых будней. Скажите, в таких декорациях разве есть место празднику, особенно такому приторному, как рождество?

Однако, мир — это не просто набор субъективных ощущений, оставленных нам кем-то по наследству. И если одному торчку совсем не до рождества, это еще не значит, что все вокруг также забыли о празднике. Именно этот эпизод и разыгрывается перед нами в короткометражке Копполы. Джанки, в поисках средств для очередного укола, обреченно шатается по пустынному городу. Здесь жизнь от дозы к дозе, попытка прикарманить то, что плохо лежит, и развод несговорчивого доктора. В общем, типичное существование на грани смерти. Затяжная ломка, за которой небытие. Вот только размеренный уклад, за несколько месяцев превратившийся в своеобразный ритуал, выстроенный на рефлексах и осколках памяти, бесцеремонно нарушен бесполезным для нашего героя праздником. Нет лохов, с которых можно было бы снять пальто или исхитриться выудить бумажник, нет продавцов, способных хоть ненадолго притупить ту боль, которая давно разъедает уничтоженный героином организм и требует, требует, требует.

Пластилин — вещь довольно податливая и целиком подвластная аниматору. Потому ругать материал за искажение облика персонажа бессмысленно. Наоборот, пластилин как ничто другое тонко передает настроение героя. Это не оболочка, а вылепленная душа, или скорее остатки сознания, потому что само понятие «души» крайне тяжело подходит джанки. И это несчастное создание, бесконечно обливающееся потом, ослепленное ярким и ненужным светом, еще цепляется за чудом уцелевший рассудок, для того, чтобы на несколько мгновений продлить агонию, которая пока не смерть, но уже и не жизнь. Пластилин словно губка впитывает в себя все чудовищные метаморфозы сознания и восприятия окружающего мира. Если бы кто-то решил вылепить из него одиночество, то у него наверняка получилось бы «Рождество торчка».

Фоном тем временем играет жизнерадостная праздничная песенка. Кажется, все возможные рождественские гимны решили за шестнадцать минут переплестись между собой, чтоб создать единую волшебную атмосферу праздника. Только для измученного героя, это всего лишь раздражающий шум, жуткая какофония непотребства и неуместности. Будь он чуть сильнее, давно бы новым Ван Гогом оторвал себе уши, лишь бы не слышать этих раздражающих звуков, вместе с ярким светом выкручивающие все ощущения на максимум. И, словно холодный душ, который не бодрит и не освежает, а наоборот шоковой волной вводит в какое-то унылое состояние транса, над всей этой симфонией возвышается сухой и в чем-то саркастичный голос самого Берроуза, начитывающего авторский текст. Текст, который заглатываешь с какой-то жадностью, не зная к чему приведет торчка его рождественская прогулка.

А приведет она его к чуду, не зря же Рождество считается волшебным праздником. Потерявшийся и отчаявшийся наркоман сохраняет самое важное, что есть в этой жизни — частичку человечности. Той человечности, которую нельзя вытравить даже самой острой жаждой наркотика. Пройдя тяжелое испытания, наступив на свою физиологию, предав свое тело, торчок обретает самый невероятный рождественский подарок. Без сомнения он его заслужил. И пусть этот странный хэппи-энд так неуместен в нашей будничной жизни, это уже не так существенно. Ведь в праздник могут происходить самые фантастические чудеса. И совсем не нужно искать им рациональное объяснение. Для того оно и чудо.

9 из 10

Скандально известного американского писателя неоднократно упрекали в пропаганде наркотиков, но ни в одной из своих книг он не воспевал жизнь наркозависимых. Уильям Берроуз, переживший собственного сына и на протяжении шестидесяти лет употреблявший героин, не понаслышке знает обо всех ужасах существования ему подобных. Максимально честно описывая бессмысленную жизнь наркоманов, писатель дает повод для размышления о правильности выбора такой судьбы.

Пластилиновое действо, развернувшееся на 17 минут экранного времени, повествует о наркомане в поисках дозы рождественским днем. Шатаясь по опустевшему городу, с весьма жалким видом, он попадает в череду нелепых ситуаций и в итоге достает долгожданную инъекцию, но умирающий сосед за стеной сведет на нет все усилия Дэнни.

Творение, как и его создатель, оказалось весьма спорным. Низменные чувства, живо переданные картинкой режиссера и голосом писателя за кадром, обнажают убогость бытия главного героя, кажущегося таким ничтожным. Однако финальное спасение незнакомца в ущерб своим потребностям, напоминающее скорее рождественское чудо, когда даже самый безнадежный человек способен на хорошие поступки, доказывает, что за простотой сюжета и слов, культовый прозаик всегда скрывает еле уловимую мораль.

Не рекомендую к просмотру людям далеким от творчества Берроуза, для которых мультфильм рискует оказаться обычным наркоманским бредом.

10 из 10