Конец (1992)

Философское киноэссе, размышления на извечную тему жизни и смерти армянского постановщика, творчество которого высоко ценили Жан-Люк Годар и Сергей Параджанов, являет собой образец подлинно авторского кино, свободного от каких бы то ни было социальных, политических и национальных приоритетов, своеобразный онтологический трактат — тем более удивительный оттого, что время, отпущенное на него автором, ничтожно мало.

Стучат колеса несущегося по бескрайним просторам пассажирского поезда. Подобно вуайеристу, пристально вглядывается камера оператора в лица людей разных возрастов, национальностей и вероисповеданий. Мужчины, женщины, дети и старики — все они заняты чем-то своим. Спит ребенок, смеется девушка, кто-то просто смотрит в окно: все, как обычно, их жизнь идет своим чередом. Самые разные мысли и образы — радостные и горестные, серьезные и не очень — посещают этих людей, по воле случая оказавшихся вместе.

Как и этот стремительный поезд, жизнь продолжает свой бег. Каждый из них, исключая, наверное, совсем еще юных — тех, у кого все еще впереди, не может не знать об итоге своего земного «путешествия». У каждого это свой, не похожий на другие, маршрут разной временнОй продолжительности, и только конец у всех и всегда будет один и тот же. Memento mori.

Стремительно бежит черно-белый поезд. Стучат колеса. Камера подглядывает лица: индус, араб, еврей, мужчина, женщина, старик, ребенок. И тот когда-то был невинной крохой, и этому, коль Бог отпустит, старости не миновать. Каждое лицо — карта человеческого пути, его мыслей. Они живы! Они — думают. Каждый занят какой-то своей тайной жизнью.

Вдруг с небес надгорных проливается церковное пение, солнца луч стучит в окно вагона, осыпая его бликами. Куда вы? Куда? Остановись, мгновение! Дай увидеть им могучее великолепие горной стихии, небесных недр, солнечного сияния. Но поезд въезжает в туннель длиной в человеческую жизнь. В течение минуты экран черен, только стучат и стучат колеса, выбивая ритм сердца мира. А в конце туннеля — непременно свет, иначе зачем на него родиться — без надежды? Даже если это конец пути.

Пелешян молчит. Что, о чем, к чему — решайте сами. Он не из тех, кто растрачивается на слова. Его молчание — золото. А звуки шума, лица людей, движения мира красноречивее самых высоких слов. В семь минут пространства кинопленки он вкладывает намного больше, чем можно рассказать. Свет и тьму, жизнь и смерть, начало и конец, целый путь, целый мир, вечность.

Перед нами философское роуд-муви, если можно так сказать. Ведь в классическом смысле роуд-муви — кино о дороге, фильм-путешествие, герои которого находятся в пути.

В данном контексте фильм «Конец» целиком и полностью соответствует киноведческому определению, только показанная в нем дорога — вся человеческая жизнь. И на экране перед нами действительно проносятся картины пути: размытые лица пассажиров, неясные контуры мира за окном, люди и тени людей.

Под стук колес вместе с автором и героями фильма несемся мы навстречу непроницаемой темноте тоннеля. Тоннель этот — и первоначальная тьма жизни, из которой она берется и которой еще до тоннеля весьма насыщен кадр, и воплощение неизбежного конца, и потаенная надежда на перерождение, ибо тьму в конце тоннеля сменяет свет. А возникающее из этого света слово «Конец», вынесенное в заглавие картины, двусмысленно свидетельствует и об окончании фильма, и о конце пути под названием жизнь. Грустное лирическое напоминание от режиссера о той станции, на которую мы все рано или поздно приедем.